В его власти находились тысячи заложников, которых он держал под стражей у эдуев; он глубоко проник в галльские интриги и умел так опутать нужных ему людей, что они повиновались ему как марионетки. Если в этом плохо организованном обществе он и встречал сопротивление, сломить строптивых было нетрудно. Ни один мятеж здесь не мог быть по-настоящему опасным. Каждую зиму Цезарь возвращался в северную Италию с надеждой, что теперь-то все покончено и что божественность вот-вот будет достигнута, надо только обернуться в другую сторону – к Риму.
Однако угрожающие события все нее наступили. Это произошло, когда во главе повстанческого движения стал Верцингеториг. Тогда все переменилось.
Сила Верцингеторига основывалась на принципе: можешь ты, могу и я. Ты умеешь навести порядок, сумею и я, дай только срок. Ты сильней, у тебя есть палачи – найдутся палачи и у меня. Ты мастер поджаривать пятки, отныне я буду сжигать на кострах. Ты выбиваешь зубы, я попробую выкалывать глаза. Ты ни перед чем не отступаешь и потому выигрываешь, не буду отступать и я. Ты платишь, я заплачу больше. Ты берешь заложников, я возьму втрое больше. До сих пор у тебя была на все это монополия, и в этом состоял секрет твоих побед; я отниму у тебя монополию, чаша переполнилась. До сих пор ты один умел всеми ворочать, теперь поумнею я. И у меня будет перед тобой то преимущество, подлец, что мое дело – святое. Творя жестокости и зверства, я буду справедливее, ибо я – избавитель, я это знаю и все знают, а ты был и всегда останешься насильником, и мои костры запылают лишь как священные огни на алтаре истины.
Верцингеториг, один из младших вождей народа авернов в центральной Галлии, не совершал ошибок Думнорига. Поняв, что в столице своего края, Герговии, ему не удастся много сделать из-за трусости соглашателей, он начал вербовать по деревням людей, которым нечего было терять, голодных бедняков, занимавшихся грабежами и готовых на все. Он создал войско из отребья, проходимцев, бандитов, бродяг и доходяг. Сразу же он завел строгую дисциплину и вскоре пошел на Герговию, захватил город, пробудил энтузиазм народа и объявил себя царем. Стояла зима. Цезарь находился в Равенне, где обычно проводил это время года. Римские отряды, рассредоточенные, стояли в основном на севере Галлии и не могли вмешаться. Верцингеториг мгновенно договорился с центрами освободительного движения в более чем десяти областях. Его эмиссары объездили всю Галлию. Атмосфера была всюду накаленная, и призыв Верцингеторига упал на благоприятную почву. За месяц большая часть Галлии признала его власть и провозгласила восстание. Верцингеториг действовал систематично. Кто хотел присоединиться к движению, должен был прежде всего прислать Верцингеторигу заложников. Новое руководство соблюдало этот принцип с железной последовательностью. Каждая область получила разнарядку: сколько она должна доставить людей, сколько лошадей, сколько оружия, какого и в какой срок. Выполнялось это тоже под угрозой репрессий. Когда ответственные за плановое поступление контингентов и снаряжения допустили небрежность, Верцингеториг сказал: уши, которые так плохо слышат голос свободы, не должны существовать. И приказал всем виновным отрубить уши. Изувеченные, возвратились они по домам, но вызвали там не жалость, а страх и уважение к вождю. Кое-где, однако, послышались недовольные голоса. Тогда запылали первые костры. Вскоре в распоряжении Верцингеторига было многочисленное и неплохо вооруженное войско.
Получив известие о перевороте, Цезарь тотчас оставил Равенну и, хотя стояла зима, направился в Галлию. Он был почти без войска. Разъединенные легионы находились в лагерях далеко на севере, на расстоянии сотен миль. Казалось, что добраться до них через страну, охваченную восстанием, было мыслью безумца. Но Цезарь сумел очень ловко обернуться: он отвлек внимание Верцингеторига на другое направление, предприняв ложную атаку на юге, а сам тем временем совершил смелый бросок через территорию все еще лояльных эдуев и пробился на север к своим войскам. Пока в Галлии сообразили, где он, собственно, находится, легионы под началом главнокомандующего пошли в наступление с севера. В такой ситуации это казалось сумасшедшим риском. Цезарю как будто следовало прежде всего подумать о выводе войск из враждебного окружения, а не о наступательных действиях. Между тем Гай Юлий начал атаковать и вскоре захватил три города в центральной Галлии. Он сильно рисковал. Самое меньшее, его армии грозил голод, так как на подвоз продовольствия нечего было надеяться, а собирать зерно прямо с полей, как обычно делали его солдаты, в феврале месяце не станешь. До нового урожая крестьяне жили впроголодь, и надо было крепко потрудиться, чтобы выжать еще что-то из этих бедняков.
Несмотря на все, Цезарь атаковал.
В это время Верцингеториг огласил ко всеобщему сведению поразительный план обороны. Народ мой! – обратился он к обитателям Галлии. – Народ мой, эта война за существование кельтов, эта война за свободу, эта священная война – последняя война. После нее войн больше не будет. Возможны только – либо победа и жизнь, либо поражение и смерть. Народ мой, будем вести эту войну не так, как предыдущие. Цезарь, вторгшись в наш край среди зимы, дошел до предела наглости. Если этот человек хочет воевать с природой, пусть воюет. Мы зато перевернем в этой природе все кверху дном. Народ мой, надо превратить нашу страну в ад. Слушай меня, народ мой. Ни единое зерно не должно попасть в руки врага, ни один кусок мяса, ни один пучок соломы. Если враг попытается завезти скот и хлеб из соседних земель, не пропустим. У нас больше лошадей, чем у Цезаря, и конница наша без труда преградит дорогу обозам. Но римлянин ищет продовольствия в беззащитных сельских хуторах. Народ мой, уходи заранее из этих. хуторов и собственными руками поджигай их. Пусть сгорят дотла. Пусть враг войдет в пустыню. Он будет осаждать города, чтобы укрыться там от холода, который для него не менее страшен, чем голод. Как жгли мы деревни, так будем жечь города. Не станем повторять старой ошибки, не будем защищать города плохо укрепленные и неприспособленные для обороны. Прежние войны мы проигрывали именно из-за этого. Нынешнюю войну мы не проиграем. Народ мой, надо решиться на тяжкие жертвы, но они предпочтительней смерти и рабства, а ведь только эта участь ждет нас, жен наших и детей, если мы потерпим поражение.
План Верцингеторига был принят единодушно. Немедля галлы подожгли двадцать городов. Цезарь пережил тяжелую ночь. Вначале он не понимал, что происходит. В «третью стражу» весь горизонт кругом внезапно зарделся, взмыли языки пламени, и стало светло, как днем. Римский лагерь казался черным островом посреди этого пылающего круга. В лагере никто не спал. Все проснулись и, выйдя из палаток, дивились загадочному явлению. Цезарю вспомнилось, что у одного греческого автора он когда-то встретил описание подобного зарева, которое иногда, было там сказано, появляется в северных краях. Но когда рассвело и стал ясно виден дым, а ветер принес запах гари, все поняли, что источником света были пожары.
Положение сложилось такое, что выбирать было нечего. Цезарь дал приказ выступать и попытался двигаться с легионами в том же направлении, что раньше. Он увидел немыслимые картины. Горели не только города на горизонте, но также мелкие селения и хутора, даже одинокие хижины, разбросанные там и сям среди полей. На пепелищах не оставалось и следа чего-то живого. Эвакуация проводилась тщательная – полное и поразительно систематичное уничтожение всего. Никогда еще Галлия так не сражалась.
После почти двухнедельного марша римские войска, подвергаясь в пути непрестанным наскокам галльской конницы, стали наконец приближаться к богатому городу Аварику. Верцингеториг хотел и этот город сжечь. Он убеждал, что Аварик нельзя защищать и что сопротивление в этом районе создаст повстанцам только лишние трудности. Герговию, ту можно было оборонять – она находилась гораздо дальше, Цезарь бы немного проголодался, пока бы до нее дошел, а потом пусть бы попробовал форсировать обрывистые склоны холма, на котором стояла Герговия. Однако сожжение двадцати городов оказалось наибольшей жертвой, на которую был способен народ. Уж и так по всему краю блуждали толпы бездомных беженцев. Когда возникла угроза, что будет сожжен Аварик, разыгрались душераздирающие сцены. К Верцингеторигу приходили делегации и, умоляя его, ползали на коленях, падали в ноги, и Верцингеториг, у которого вдруг изменился голос, уступил. Он согласился защищать город.
Но, соглашаясь, как бы договаривал про себя: можешь ты, могу и я. У тебя есть всякие технические устройства, научусь их применять и я. Цезарь удивился, видя, что железные крюки, которыми обычно разбивали стены, становятся добычей галлов; осажденные накидывали на них веревки и с помощью коловоротов затягивали поверх стен в крепость. Цезарь приказал сооружать осадные валы. В один прекрасный день валы начали странным образом оседать. Галлы сделали подкоп. Среди жителей города были горняки, так как его окружало много золотых и железных рудников. Но больше всего допекал легионеров голод. Верцингеториг расположил свой лагерь на некотором расстоянии от Аварика и перехватывал все римские отряды, посылаемые за продовольствием. Пробовали отправлять небольшие отряды по ночам, окольными дорогами, маскироваться, путать следы – ничто не помогало. Галлы не пропускали ни одного отряда. Только быстрое отступление или захват Аварика, где были большие запасы провианта, могли спасти римлян.
Цезарь постепенно осознавал, чем отличается эта война от предыдущих, какая создалась напряженность и какие моральные факторы приведены в движение Верцингеторигом. Как-то случилось ему наблюдать своеобразный пост смертников на стенах Аварика. Там стоял галл, которому надлежало лить на позиции римлян горящую смолу и жир. Его яростно обстреливали. Наконец он упал. Тотчас на его месте оказался другой галл. Немного спустя удалось подстрелить и этого. В мгновение ока его сменил новый защитник. Так, один за другим, они погибали на этом посту.
Цезарь понял, что дошло до крайности. Надо было и ему пустить в ход какие-то новые психологические стимулы в своем собственном лагере. Верцингеторигу следовало ответить. Но нельзя было ответить как попало. В этой игре следовало придумать неслыханный ответный ход, какой никому не снился. Иначе не стоило начинать. Бывали минуты, когда Цезарь подумывал об отступлении. Однажды утром он обратился к солдатам с неожиданным предложением: может быть, отступим? Вы голодны, едва держитесь на ногах, так поговорим начистоту, все наши попытки взять город приступом не удаются, в конце концов можно и отступить, а в июле или в августе еще раз попытать счастья. Но солдаты не захотели снять осаду. За шесть лет войны в них что-то изменилось. Они уже ничем не напоминали тех, кто когда-то дрожал от страха перед Ариовистом. Маленький" человечек исчез бесследно. Цезарь был тронут до слез. Великолепное войско! Право же, с таким войском можно решиться на все как в Галлии, так и в прогнившей Римской республике. Это войско сумеет проложить путь к божественности, что говорить, на этом инструменте можно сыграть. Ему пришлось сделать над собой большое усилие, чтобы, расчувствовавшись, не избавить своих людей от гибели. Он им сказал, что они должны беречь себя и что он счел бы себя достойным самого сурового осуждения, если бы собственные успехи были ему дороже их жизни. В заключение он добавил: если возьмете Аварик, разрешаю перебить всех жителей до единого, изнасиловать всех женщин и разделить между собой все имущество горожан. Я отсюда не возьму и гроша медного. Аварик ваш, дорогие товарищи по оружию.
Так и случилось. Аварик взяли и разрешением Цезаря воспользовались. Вопли убиваемых слышались до полуночи. Верцингеториг сказал: разве я не предупреждал? Город не годился для обороны, и Верцингеториг это предвидел. Теперь римская армия могла в Аварике отдохнуть, подкормиться и ждать лета.
Лето пришло. Цезарь, как и следовало ожидать, поспешил тогда к Герговии. Здесь другое дело, – сказал Верцингеториг, – здесь пускай атакует. Было бы, конечно, лучше спускать его с этой горы зимой, по льду, но и так он поломает себе зубы, если полезет к Герговии по крутому склону.
Верцингеториг подготовил Цезарю еще один сюрприз. Золотые рудники, которыми галльский вождь располагал в области авернов, обеспечивали его золотом, и некоторые князьки эдуев не устояли перед его дарами. Впервые в истории этой войны эдуи выступили против римлян. Дух убитого Думнорига отомстил Цезарю в весьма неподходящий момент.
Цезарь тем временем старался окружить и уничтожить войско Верцингеторига в Герговии. Война эта почему-то так складывалась, что ему постоянно приходилось сражаться на два, а то и на три фронта. Верцингеториг не заперся в стенах Герговии, но занял несколько холмов перед городом и оттуда делал вылазки, меж тем как эдуи угрожали римлянам с другой стороны. Цезарь, правда, сумел избежать прямых столкновений с недавними союзниками и даже захватил стратегически важный холм перед Герговией, а затем хотел взять другой, откуда можно уже было атаковать саму крепость, однако прорваться к ней его легионерам удалось только раз, и то в результате приступа истерии, овладевшей женщинами Герговии во время штурма. Римским солдатам в яростной атаке удалось забраться на холм, где стоял город, и приблизиться к воротам. При виде этого несколько десятков женщин обезумели от страха. Уверенные, что их ждет то же, что было в Аварике, они начали срывать с себя одежды и бросаться со стен прямо в руки римлян. Те, что не решались прыгнуть, в исступлении метались по стенам с обнаженными грудями и бросали всесильным римлянам драгоценные вещи, в основном серебро. При этом раздавались отчаянные вопли и мольбы о пощаде. Легионеры наперебой хватали серебряные сосуды, но вдруг из крепости ринулись в контратаку галлы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24