И зимой сплю все больше и больше. Однажды я решил, что буду жить по-медвежьи. В последний месяц, скажем, с начала ноября, я обычно ем вдвое больше, а потом, в начале декабря, закладываюсь и до середины марта практически только сплю.
– Это вы серьезно?
– Вполне!
Мачаи встал и достал из кухонного шкафа большую бутыль вина с защелкивающейся пробкой.
– Вина выпьете?
Тоот отрицательно покачал головой и спросил:
– А как у вас с женщинами? Мне кажется, они вас не обходят стороной, о чем свидетельствуют многочисленные окурки со следами губной помады, – и Тоот показал на консервную банку, выполнявшую роль пепельницы.
Мачаи покраснел, но сразу же ответил:
– Куда там! Это из винозакупочного треста была одна особа по официальному делу. Когда же у меня появляется потребность в женщине – а это бывает теперь довольно-таки редко, – я не бегаю за местными бабенками, а выбираюсь в Будапешт и там «арендую» себе подходящую. Но, пожалуй, вскоре я покончу и с этой практикой – цены очень возросли.
– Каково ваше мнение о Шандоре Варге? Мачаи сжал губы.
– Почему вы сейчас спрашиваете меня об этом?
– Потому что я веду расследование по делу о его исчезновении.
– Видите ли, у меня нет о нем никакого мнения. По той же причине, по какой нет у меня никакого мнения и о вас. Вы живете в другом мире, не как я. Варга тоже приезжал сюда, но наш разговор был весьма односторонним, потому что он рассказывал мне всякую всячину, которая меня не интересовала. А я так и вообще не знал, что ему сказать.
– А тогда чего ради он приходил к вам?
– Может быть, именно поэтому. Он понимал, что может рассказать мне все – никого из тех, о ком идет речь, я не знаю и никогда не встречусь с ними, а значит, и не передам дальше то, что услышал.
– И что же он рассказывал? Мачаи пожал плечами.
– Вряд ли я сумею повторить. Ругал какого-то своего начальника, да и своих подчиненных тоже – так делает большинство людей. Жаловался на семью, – мол, сколько энергии они у него высасывают, хотя и жить без них он не может. В общем, нес всякую чепуху. Я даже сказал ему, что если ему что-то не по нутру, зачем тогда он делает. А он мне в ответ: потому что больше любит пиво «Хейникен», чем «Кёбаняи». Я ему на это сказал: «Тогда вы идиот». И что же? В следующий раз он привез несколько банок «Хейникен». Мы распили их. Пиво было действительно хорошее. «И все же, – сказал я ему, – ради этого я и одного шага не сделаю». Он в ответ зло заметил: «От серости, от посредственности можно уйти только в двух направлениях: я стараюсь вверх, а ты – вниз. Твой путь, дружище, можешь мне поверить, легче. Даже если он и кажется более тяжелым. Погляди на себя. Ты живешь на таком уровне, как батрак в прошлом веке. Твою жизнь даже нельзя назвать жизнью».
– Ну и что же вы ему на это ответили?
– Я сказал ему, что плюю на его жизненный уровень. Я не собираюсь идти к нему и его не зову сюда. Какого черта он приходит? Он приутих и сказал: «Ты прав. Если бы я не был таким общительным человеком, я бы вел себя по-другому». Потом через несколько недель он снова пришел. Даже предложил мне выгоднее продать мое вино. Но я не принял его предложение. Зачем мне деньги? Они только бы внесли разлад в мой устоявшийся образ жизни.
– А если в том или ином году случается плохой урожай винограда?
– Меньше ем. А вернее, не меньше, а более дешевую пищу. Когда же бывает избыток вина, я что-то сохраняю про запас. Я ведь могу прожить и на тысячу двести…
Они помолчали несколько минут. Наверное, усилился ветер, потому что стало слышно, как шумит лес. Шуршали листья, трещали схлестывающиеся ветки. Затрещало что-то и на чердаке.
– Мрачное это место.
– Человек ко всему привыкает. – Мачаи зевнул. Тоот встал.
– Спасибо за рубашку. Как-нибудь, когда снова буду в этих краях, верну вам ее. Но скажите только: неужели вас не интересует, что же случилось со мною в доме Варги?
– Да не очень.
Мачаи проводил Тоота до двери.
– Найдете дорогу к машине?
Тоот утвердительно кивнул. Когда он выбрался из виноградника, оглянулся. Мачаи все еще стоял в дверях. Широко расставив ноги и упираясь разведенными руками в притолоку двери, он напоминал старого паука, которому даже лень плести паутину.
6
Было уже около десяти часов вечера, когда Тоот добрался до Надькенде. Ветер безжалостно трепал поредевшую листву деревьев. Городок казался вымершим, как декорационное оформление какого-нибудь кинофильма спустя несколько педель после съемок. В окнах одноэтажных домов, по правую руку от него, то там, то здесь вспыхивали голубые огоньки телевизоров. Тоот довольно легко нашел указанный Фенешем адрес: инженер снимал квартиру в одном из домов микрорайона, расположенного на единственном холме в этой местности; это была вилла, построенная согласно вкусам, бытовавшим в начале века; квартира Фенеша находилась на втором этаже.
На звонок Тоота Фенеш так быстро открыл дверь, что у капитана даже закралось подозрение, не караулил ли он его. На Фенеше была малиновая рубашка с широкими рукавами, черные брюки и малинового же цвета полуботинки.
– Заходи, заходи, Денике, – весело обратился к Тооту Фенеш. – Скоро подгребут и девицы. Они сами – из Черкафюрде, работают там в гостинице. Ну, что ты мнешься?
– Надеюсь, имена этих девиц – не Иштван и не Янош?! Элек захихикал.
– Ты все целишь в одну точку.
Они прошли в комнату; в расцветке ковров и обивке кресел преобладали коричневатые тона.
– Боже мой! Что с твоей шеей?! – воскликнул вдруг Фенеш.
Тоот рассказал ему, что произошло с ним в доме-давильне Варги.
– Как ты думаешь, что там искал этот человек?
– Понятия не имею. А ты помнишь ли хоть его?
– Нет.
– И не опознал бы, если бы вы встретились?
– Я и лица-то его не видел. Фенеш сочувственно закивал головой.
– А этот Селеш – порядочный фрукт. Знаешь ли, сколько он зашибает в год? Я могу только предполагать.
– Зачем он приходил? Как ты думаешь?
– Зачем? Может, просто хотел посмотреть.
– А тот, другой, который ударил меня? Ведь не пришел же он туда полюбопытствовать, сколько Варга заготовил себе на зиму картошки?
Толстяк сокрушенно покачал головой и стал ногтем счищать еле заметное пятнышко со своей безупречно чистой рубашки.
– Трудные это вопросы, Денике. Тут, как мне кажется, моего мыслительного аппарата недостаточно… Кто знает, может, они искали там то же самое, что и ты.
Тоот на секунду бросил па него подозрительный взгляд, но уже в следующее мгновение заулыбался.
– Ты думаешь, что Варгу искали даже в шкафах и ящиках столов? Вряд ли его могли расчленить на такие куски. Хотя, может быть, так и есть?
– Мне об этом ничего не известно. Однако мне кажется, что с таким рвением ищут лишь две вещи…
– Ну, давай, давай, выкладывай!
– Либо очень важный документ, либо деньги.
Тоот кивнул головой. В этот момент позвонили. Фенеш вышел и почти тотчас же широким жестом пригласил в комнату двух хихикающих женщин.
– Мои милые дамы, разрешите представить вам моего друга, предпринимателя с одной достаточно известной стройки.
Одна из женщин, Кати, была высокой и очень худой, вторая – низкорослой, с большим бюстом, тонкой талией, широкими бедрами и неопределенного цвета волосами. Первая пыталась восполнить свою непомерную худобу жирным слоем краски на лице. В отличие от подруги, обладавшей хитрым взглядом, у нее были большие круглые подведенные глаза; они навевали мечты. Когда женщины сели, выяснилось, что Тооту предназначалась низкорослая, которую звали Ирмой; ему показалось, что она была уже слегка подшофе, потому что не произносила ни слова, только бросала на него долгие взгляды.
– В чем дело? – спросил Тоот, с трудом преодолевая раздражение.
– Я хотела бы заглянуть в твою душу, – певуче ответила Ирма. – Хочу знать, с кем имею дело.
Фенеш подошел к шкафу и достал из бара бутылку коньяка.
– «Хенесси»! – в один голос воскликнули женщины, потянувшись к бутылке.
– Это Дени принес коньяк, – сказал Фенеш. – У него па приемах за один вечер выпивается несколько таких бутылок.
Тоот вяло запротестовал, но почувствовал, что его авторитет в глазах обеих женщин сразу возрос.
Не прошло и получаса, как он с грустью вынужден был констатировать, что его почти недельный заработок стремительно исчезает в ненасытных утробах их дам.
Примерно через час настроение явно поднялось. Тоот попробовал «подкатиться» к Ирме, но напоролся на сопротивление. Нить разговора плели женщины, и чем дальше компания продвигалась в выпивке, тем более развязывались их языки. Разговор перешел на интимные подробности, касающиеся их сослуживцев. Фенеш слушал с доброжелательной улыбкой, иногда заполняя паузы сальным анекдотом, вызывавшим необузданный смех Кати и Ирмы. Женщины уже успели разок «поцапаться» по вопросу о курсе иностранной валюты в Венгрии; они не стеснялись в выражениях по отношению друг к дружке; дважды пускались в слезы – один раз от злости, второй – растрогавшись после примирения, в знак чего даже поцеловались. Тут же в один голос они начали ругать одну из своих подруг, которая, естественно, отсутствовала и которую они обе только что называли лучшей подругой.
К полуночи дорогого коньяка осталось уже совсем немного. Тоот почувствовал усталость. День стал казаться ему долгим и тяжелым. Он понимал, что если не направит разговор в нужное ему русло, то либо заснет, либо опьянеет. К счастью, беседа вдруг повернулась именно туда, куда ему было желательно.
– Слушай, эта Жужа, эта гусыня… – воинственно начала было Ирма.
– Которая? – вмешался в разговор Фенеш. – Та лупоглазая?
– Да нет, та пухляшка, к которой безнадежно клеился Шани. Я еще сказала тогда ему, что Жужа – ненасытная, – пропищала в ответ Кати.
– А что с Шани? Хоть что-нибудь известно о нем? – спросила Ирма плачущим голосом.
Фенеш выразительно взглянул на Тоота.
– Насколько я знаю, ничего.
Последние капли коньяка подействовали так, будто в них-то и был весь алкоголь. Оживленность женщин как-то увяла, речь замедлилась, стала более бессвязной. Пары разделились. Тоот краем глаза заметил, что Фенеш, казалось, без всякого интереса, а скорее потому, что «так положено», мял ногу Кати выше колена. Тоот чокнулся с Ирмой, и они допили оставшийся в рюмках коньяк. Маленькая блондинка уставилась на него осоловелым взглядом и молча улыбалась.
– А ты кем работаешь? – спросил Тоот. – Неплохо зарабатываешь?
Ирма сжала свои бескровные губки и заговорщически подмигнула.
– Наверно, ты не поверишь тому, что я скажу… только пусть это останется между нами… но я имею ежемесячно полторы тысячи западногерманских марок… Разумеется, сверх зарплаты.
– Ну и что ты делаешь с деньгами?
– Ишь ты, какой любопытный! Но почему бы мне и не сказать тебе – ведь мы хорошие приятели, не правда ли? Я их продаю, а какую-то часть оставляю себе. Может, пригодится на то или на другое.
– И как же ты зарабатываешь эти марки?
– Хи-хи-хи… у нас есть для этого свои маленькие трюки. Видишь ли, в нашем магазине ситуация такова, что клиент, если он венгр, человек второго сорта. Он официально может покупать только на сумму, не превышающую десяти долларов. Ну и конечно, если мы закрываем па что-то глаза, то и он не «возникает», если получит сдачу меньше, чем следовало бы. Наоборот, старается поскорее убраться восвояси. Л бывает так, что клиент, к примеру, покупает на пять долларов шестьдесят центов и дает мне десятку. А я ему говорю, что сдачу могу дать только в швейцарских франках, а он ведь не знает точного обменного курса… Понимаешь?
– Не совсем.
– Ну и туповат же ты! Я делаю ему пересчет так, чтобы это было выгодно мне.
– Что же, это совсем неплохая идея.
– Ты еще сомневаешься! Не говоря уже о том, что небольшую сдачу я часто даю жевательными резинками или конфетами, которые покупаю за форинты рядом в табачной лавке. Впрочем, это все мелочи. Более серьезные деньги я зарабатываю тем, что помогаю людям…
– И как ты это делаешь?
– Видишь ли, я работаю в лечебных ваннах, единственных в области. Поэтому работа у меня круглогодичная, а не сезонная. К нам приезжает много одиноких стареющих иностранцев. Почти все они жаждут общества, человеческого тепла… А я очень контактна. Словом, все они страшно довольны, когда находятся в компании молодой женщины. Они могут посидеть с ней в баре или поужинать, поговорить… и заодно высказать все, что у них на душе. Только не думай, пожалуйста, что все это кончается определенным образом!..
– О тебе я не могу подумать так. Но готов держать пари, что среди вас есть и такие, которые не ограничиваются разговорами.
Ирма с какой-то особенной улыбкой взглянула в другой угол комнаты, где между Кати и Фенешем разыгрывалась любовная прелюдия, в которой Фенеш почему-то играл далеко не ведущую роль.
– Вот возьмем, к примеру, эту дрянь. Просто ужасно, как Кати липнет к клиентам. Она не знает границ приличия. Но не вздумай поверить, что иностранцы в ней так нуждаются, как она сама об этом болтает. Она-то готова лечь с каждым встречным и поперечным. Но кому она нужна?! Неужели ты лег бы в постель с телеграфным столбом? Самая настоящая курва!
Тоот удивленно покачал головой.
– Но мне все-таки непонятно, откуда же берутся деньги, если ты просто посидишь с этими… жаждущими только тепла иностранными старцами?
– А очень просто. Им настолько хорошо со мною, что они стремятся как-то выразить свою благодарность. Подарками. А я обычно прошу то, что у нас не очень-то купишь. Они и дают на такие подарки деньги, чтобы я могла купить их в Будапеште. Так подчас и набирается тридцать-сорок долларов.
– Что ж, хорошая у тебя работа.
– И мне она нравится. Занимаюсь с людьми, помогаю им. В этом есть смысл. Я, например, не смогла бы сидеть в какой-нибудь канцелярии и для того, чтобы получить жалкую прибавку к жалованию в двести форинтов, укладывать к себе в постель своего начальника. А так я живу с поднятой головой. Не говоря уже о том, что эта моя работа дает мне возможность приобретать отличные заграничные шмотки.
Тоот одобрительно погладил ее по плечу, и Ирма придвинулась ближе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21