Нет, что же это такое?
Прямо перед ними цвели розы, отражаясь в воде, а рядом, опираясь на готовую упасть трубу, торчали обгорелые балки.
- Нет, что бы это могло быть? Как это сюда попало?
И все три воробья захотели перелететь через розы и трубу, но удари- лись прямо об стену. И розы, и труба были нарисованные - большая велико- лепная картина, которую художник написал по своему наброску.
- Пип! - сказали друг другу воробьи. - Это так, ничего! Одна види- мость! Пип! Это красота! Можете вы это понять? Я не могу!
Тут в комнату вошли люди, и воробьи упорхнули.
Шли дни и годы. Голуби продолжали ворковать, если не сказать ворчать, - злющие птицы! Воробьи мерзли и голодали зимой, а летом жили привольно. Все они обзавелись семьями, или поженились, или как там еще это назвать. У них были птенцы, и каждый, разумеется, был прекраснее и умнее всех птенцов на свете. Все они жили в разных местах, а если встречались, то узнавали друг друга по троекратному шарканью левой ногой и по при- ветствию "пип". Самой старшей из воробьев, родившихся в ласточкином гнезде, была воробьиха. Она осталась в девицах, и у нее не было ни свое- го гнезда, ни птенцов. И вот ей вздумалось отправиться в какойнибудь большой город, и она полетела в Копенгаген.
Близ королевского дворца, на самом берегу канала, где стояли лодки с яблоками и глиняной посудой, увидела она большой разноцветный дом. Окна, широкие внизу, суживались кверху. Воробьиха посмотрела в окно, посмотре- ла в другое, и ей показалось, будто она заглянула в чашечки тюльпанов: все стены так и пестрели разными рисунками и завитушками, а в середине каждого тюльпана стояли белые люди: одни из мрамора, другие из гипса, но для воробья что мрамор, что гипс - все едино. На крыше здания стояла бронзовая колесница с бронзовыми конями, которыми правила богиня победы. Это был музей Торвальдсена.
- Блеску-то, блеску! - сказала воробьиха. - Это, верно, и есть красо- та. Пип! Но тут она побольше павлина.
Воробьиха еще с детства помнила, как мать рассказывала о самой большой красоте, какую ей довелось увидеть. Затем она слетела вниз, во двор. Там тоже было чудесно. На стенах были нарисованы пальмы и разные ветви, а посреди двора стоял большой цветущий розовый куст. Он склонял свои свежие ветви, усыпанные розами, к могильной плите. Воробьиха подле- тела к ней, увидав там еще нескольких воробьев. "Пип"! И она трижды шаркнула левою лапкой. Этим приветствием она из года в год встречала всех воробьев, но никто не понимал его - раз расставшиеся встречаются не каждый день, - и теперь она повторила его просто по привычке. А тут глядь - два старых воробья и один молоденький тоже шаркнули трижды левою лапкой и сказали "пип".
- А, здравствуйте, здравствуйте!
Оказывается, это были два старых воробья из ласточкиного гнезда и один молодой отпрыск.
- Так вот где мы встретились! - сказали они. - Место тут знаменитое, вот только поживиться нечем! Вот она, красота-то! Пип!
Из боковых комнат, где стояли великолепные статуи, выходило во двор много людей. Все подходили к каменной плите, под которой покоился вели- кий мастер, изваявший все эти мраморные статуи, и долго-долго стояли возле нее молча, с задумчивым, но светлым выражением на лице. Некоторые собирали опавшие розовые лепестки и прятали их на память. Среди посети- телей были и прибывшие издалека - из Англии, Германии, Франции. Самая красивая из дам взяла одну розу и спрятала ее у себя на груди. Видя все это, воробьи подумали, что здесь царствуют розы и что все здание постро- ено исключительно для них. По мнению воробьев, это было уж слишком большою честью для роз, но так как все люди выказывали им такое уваже- ние, то и воробьи не захотели отставать от них.
- Пип! - сказали они и принялись мести землю хвостами, косясь на розы одним глазом. Прошло немного времени, и они узнали в розах своих старых соседей. И это действительно было так. Художник, срисовавший розовый куст и обгорелые развалины дома, выпросил у хозяев позволение выкопать куст и подарил его строителю музея. Прекраснее этих роз не было на све- те, и строитель посадил весь куст на могиле Торвальдсена. И теперь розы цвели над ней как живое воплощение красоты и отдавали свои алые душистые лепестки на память людям, приезжавшим сюда из далеких стран.
- Вас определили на должность здесь в городе? - спросили воробьи, и розы кивнули им: они тоже узнали своих сереньких соседей и очень обрадо- вались встрече с ними.
- Как хороша жизнь! - сказали они. - Жить, цвести, встречаться со старыми друзьями, ежедневно видеть вокруг себя ласковые лица! Тут каждый день словно великий праздник.
- Пип! - сказали воробьи между собой. - Да это и вправду наши старые соседки. Мы-то знаем, откуда они взялись - с деревенского пруда! Пип! Ишь, в какую честь попали! Вот уж истинно счастье дается иным во сне. И что хорошего в этих красных кляксах, ума не приложу. А вон торчит увяд- ший лепесток. Видим, видим!
И они клевали его до тех пор, пока он не упал, но розовый куст стоял все такой же свежий и зеленый. Розы благоухали на солнце над могилой Торвальдсена и склонялись к самой плите, как бы венчая своей красотой его бессмертное имя.

1 2