.. Ясно, что это никак не может быть направлено против меня или нас. Мы никак не связаны с морскими перевозками. И все-таки, между этими двумя направлениями деятельности Лорки должна существовать какая-то связь, поскольку Хэрриет удалось ее обнаружить. Теперь это должны сделать мы. Или я.— Мы, — сказала Элеонора. И вопросительно посмотрела на меня. — Кстати, до сих пор не могу понять, почему ты так на этом настаиваешь. Уж если руководствоваться законом, то у тебя есть все основания отправить Лорку за решетку по обвинению в убийстве. Он уже ответственен за гибель по меньшей мере трех человек...— Докажи! Хэрриет покончила с собой. Боба Дивайна застрелил ревнивый муж. Бобби Принс умерла в результате несчастного случая на море, во всяком разе никто до сих пор не доказал противного и вряд ли кому-либо это удастся. Вдобавок, наш девиз осмотрительность, помнишь?Элеонора нахмурилась.— Не понимаю.— Популярный новый сенатор вступает в конфликт со значительно менее популярной старой правительственной службой: кто окажется на высоте? Да еще после твоих статей, разоблачающих нашу подлость и коварство? У нас нет ни малейшего шанса хоть чем-то отплатить за плохое отношение. Дело выльется в простое соревнование в популярности, и нам, скорее всего, не победить.Я пристально посмотрел на нее. День выдался тяжелый, но она ничем не выдавала своей усталости. О количестве выпитого свидетельствовало лишь то, что Элли стала несколько мягче и привлекательнее, чем во время нашей утренней встречи. Хотя, не исключено, что это свидетельствовало о том, сколько выпил я.— Если не возражаешь, — осторожно проговорил я, — я бы предпочел оставить смежную дверь открытой.— Если это не помешает тебе, не помешает и мне, — холодно ответствовала она. — Спокойной ночи, Мэтт.— Спокойной ночи, Элли.Странная, противоречивая девочка — у меня до сих пор не выходила из памяти ее паническая реакция на мое прикосновение, когда я схватил ее у двери. Но теперь она полностью владела собой.Сплю я очень хорошо, и потому открытая дверь вряд ли могла помешать... Глава 15 Я быстро скатился с кровати в сторону, противоположную двери между комнатами, сжимая в руке оружие. Я еще не знал, что меня разбудило, но человек, который в подобных обстоятельствах дожидается объяснений, рискует умереть раньше, чем дождется. Пока я настороженно сидел на корточках, укрывшись за кроватью, звук повторился: судорожные всхлипывания женщины, вызванные нестерпимой болью и страхом. В пижаме и босиком, с оружием наготове, я тихо приблизился к двери.— Нет, не надо! — донесся до меня ее стон. — Вы не посмеете, не посмеете... будь вы прокляты... я убью вас за... ох. Господи, Господи, нет... А-х-х!Теперь я наконец понял, с чем имею дело. Мягко толкнул полуоткрытую дверь и вошел внутрь. В комнате, конечно, никого не оказалось, никого, кроме девушки, лежащей в большой кровати. Она отбросила в сторону покрывало и лежала на спине, широко раскинув руки, как будто распятая на белой простыне, беззащитная и беспомощная. Тело ее более-менее закрывала сбившаяся ночная рубашка, цвет и фасон которой невозможно было разобрать в падающем из окна тусклом свете. Несмотря на отсутствие рукавов, рубашка выглядела значительно более закрытой, чем следовало бы, и окутывала девушку подобно савану.Дышала Элеонора Брэнд громко и тяжело, каждый раз втягивая воздух с такой силой, как будто его вот-вот начнут выдавать по карточкам. Глаза ее были закрыты.— Я убью их, — прошептала она. — Я убью их, убью их, убью, убью, убью их... Господи, почему они выбрали...Внезапно глаза Элли открылись и она порывисто села, глядя на меня. Волосы у нее беспорядочно растрепались, она механически потянулась рукой, чтобы смахнуть с лица влажные полосы. Затем глубоко вздохнула, зажгла стоящую рядом с кроватью лампу и опять посмотрела на меня.— Не стреляйте, мистер, — совершенно спокойно проговорила она. — Кошмар. С каждым случается. Иди спать. И прости за беспокойство.— Как это случилось? — спросил я. Она не стала делать вид, что не понимает, о чем речь. Просто покачала головой.— Не хочу говорить. Тут не о чем говорить. Проклятие, это совершенно естественный профессиональный риск для молодой женщины, которая сует свой нос куда не следует.— Как скажешь, — согласился я. — Ты не обращалась к психоаналитику?— Мне не нужен психоаналитик. Я и так в полном порядке. Просто иногда повторяются эти сны, но я умею с ними бороться. Иди спать. — Мгновение спустя, когда я не пошевелился, она сказала: — Ладно, раз уж тебе нужно все знать, дай мне сигарету. Они там, на столике. Я и подумать не могла, что со мной может такое случиться.Я протянул ей сигареты, но пальцы Элли слушались плохо, так что мне пришлось достать сигарету самому, вставить девушке в губы и зажечь. Я положил пачку на ближайший столик, пододвинул ей пепельницу и присел на край кровати.— Все так считают, — заметил я.— Не надо банальностей. Посмотри на меня.— Я смотрю.— Ну и что же ты видишь? — В голосе ее прозвучало нетерпение. — Лицо типичной обезьяны из городского зоопарка, правда? У меня нелепое, костлявое, коротконогое тело с плоской, почти отсутствующей грудью. Щиколотки еще на что-то годятся, но кого сегодня волнуют женские щиколотки? — Она помолчала, предоставляя мне возможность выразить свое отношение к услышанному, которое в действительности ее совершенно не интересовало. Когда человек поглощен самоуничижительными излияниями, ему лучше не мешать. И продолжала: — Любители изнасилований без труда подыщут себе одну из милашек, которых полно вокруг. Что им до маленькой нелепой обезьянки с записной книжкой? По крайней мере, я так считала, да и невозможно заниматься моим ремеслом, когда боишься всех и вся. Потом пришлось вставлять два зуба, а на лице, там, где здоровяк ударил по губам, до сих пор остался шрам.— Его почти не видно, — сказал я.— Как и всего остального, — мягко проговорила она, — но они изуродовали меня, будь они прокляты, они безнадежно изуродовали меня, хоть этого и не видно. Они изуродовали все. С тех пор и мир, и сама я навсегда стали другими.— Физически?— Нет, физически у меня все на месте. Я потом проверялась и сдавала кое-какие анализы, чтобы убедиться, что они... что после них не осталось никаких биологических или патологических последствий, понимаешь? И все-таки что-то во мне сломалось. Теперь я веду себя как старая дева в лучших викторианских традициях. Не то, чтобы я раньше была зажигательной женщиной — с моей-то внешностью! — но, во всяком случае, я вполне нормально реагировала на предложение или упоминания об этом. Теперь я не могу разговаривать на эту тему. Не выношу, когда ко мне прикасаются. Да ты и сам заметил. Я же видела, что заметил.— И все-таки, ты в полном порядке, и психоаналитик тебе ни к чему, — сухо заметил я.— Чем он сможет мне помочь? — воскликнула она. — Ушедшего не вернуть, того, что случилось не изменить. Когда я вышла, они поджидали у машины. Место напоминало заброшенную пещеру в заброшенной части города, но внутри меня никто не трогал, а человек, к которому я приходила, вел себя очень вежливо и даже предложил пива. Наверное, они видели, как я заходила внутрь, и то ли им совсем уж приспичило, то ли дело было в чем-то другом. Они набросились на меня, когда я направлялась к машине, здоровяк и второй — поменьше — отвратительные типы. Я попыталась бежать, но они догнали и потащили за угол дома. Там было темное пустое место, и там они сделали это со мной, избивая, когда я пыталась сопротивляться. — Она судорожно вздохнула. — Знаешь, это непередаваемое унижение, ничего унизительнее и представить нельзя. У тебя не остается ничего. Когда они закончили, я почувствовала, что у меня не осталось ни капли человеческого достоинства, не говоря уже о достоинстве женском...— Потом я долго рыдала в грязи среди консервных банок, травы и пивных бутылок. На мне не осталось ничего, кроме рваных чулок на щиколотках и перепачканного свитера на шее, который им так и не удалось с меня сорвать. Болело все тело, я боялась пошевелиться и почувствовать, как сильно меня избили. Потом пришел страх, что кто-то явится и увидит меня здесь, в таком виде. Это было как в дурном сне: совершенно голая посреди города, а всего в полуквартале от меня мелькают фары машин.Она смотрела на меня сухими неподвижными глазами. Я протянул руку, взял из ее пальцев забытую сигарету и раздавил в пепельнице. Элеонора слабо покачала головой, как будто отвечая на вопрос, который слышала только она. Потом еще раз протяжно, порывисто вздохнула и облизала губы.— Ладно, — прошептала она. — Похоже, я немного оправилась, раз могу об этом рассказывать. Ладно...— Элли...— Вот еще что, — заговорила она. Лицо ее внезапно стало жестким и упрямым. — Прежде чем начнешь жалеть несчастную маленькую девочку, которую обидели два ужасных здоровяка, я, пожалуй, добавлю, что впоследствии расквиталась с ними. — Я удивленно посмотрел на нее, и она добавила: — Такие вещи нельзя оставлять безнаказанными.— Расскажи, — сказал я.— Я же тебе сказала! — В голосе ее прозвучало нетерпение. — Я с ними расквиталась. Их держали, пока я проделала это ножом, который купила в скобяной лавке. Знаешь, такой маленький обоюдоострый нож, которым пользуются на скотоводческих фермах. Я прочитала об этом в книге о скотоводстве и разведении лошадей, которую нашла в библиотеке, здесь, в Майами, ну, и. Меня потом рвало в кустах, но не могла же просить кого-то сделать это за меня. — Она пристально посмотрела на меня. — А теперь выкладывай соболезнования.Странно, что рассказывая об этом, она казалась такой маленькой и беззащитной в большой кровати. Я не ожидал услышать ничего подобного, не был готов к такой истории, но все-таки ухитрился выдавить из себя улыбку, дабы не выходить из образа несравненного секретного агента с железными нервами.— Ужаснуться прикажете? — Элеонора пожала плечами.— Я решила, что все-таки не стоит их убивать, — небрежно заметила она. — Провести за решеткой остаток жизни? Хотя почему человек вообще должен садиться в тюрьму или даже представать перед судом за то, что... По-моему, это следовало бы отнести в разряд службы на благо общества. Вернувшись домой, в Чикаго, я рассказала то же, что говорила в Майами: я попала в аварию и ударилась о ветровое стекло. Я рассчитала, что ограничившись сделанным и не убивая выродков, смогу избежать неприятностей с полицией, поскольку и ребятки хвастать не станут. И оказалась права — все прошло тихо. Теперь я могу о них забыть. О них может забыть мой разум. Но глупое тело не желает о них забывать.— Кто тебе помог? — спросил я.— Один достаточно злобный борец-тяжеловес из Майами-Бич, которому я некогда оказала услугу. Во всяком случае, он так считает. Просто я кое-что узнала, а публиковать не стала. На самом деле это никак не согласовалось с темой, над которой я работала, но позже он дал мне знать, что считает себя моим должником. Поэтому, как только я решила, что и как следует сделать, как только смогла ходить, а не ковылять, как дряхлая старушка — плевать, что выглядела я далеко не лучшим образом, на восстановление моей внешности, включая дантиста и все прочее, впоследствии ушло несколько месяцев — я позвонила ему и сказала, что мне нужны трое крепких ребят. Он дал их мне, мы отыскали мерзавцев, я расквиталась с ними, а он уплатил свой долг, ежели таковой вообще существовал. Наверное, теперь ты считаешь меня ужасной женщиной, — совершенно спокойно добавила она, не сводя с меня взгляда.— Ужасной, — подтвердил я. — И еще уродливой. Не забудь про уродство.В глазах у нее вспыхнул гнев.— Черт бы тебя побрал, сама не знаю, с какой стати мне вдруг вздумалось исповедоваться посреди ночи такому бесчувственному чурбану! — Она бросила на меня испепеляющий взгляд. — И не думай, будто я нуждаюсь в твоих гарантированных методах лечения травматической фригидности, проклятый ублюдок! — Я улыбнулся.— Ты все высказала? Полегчало?— Станешь уверять, что ты не об этом думал, сидя здесь, на моей кровати?— Ну конечно, — согласился я. — О чем еще может думать мужчина, сидя на кровати у женщины в два часа утра? Но теперь советую немного поспать.— Я считала тебя проходимцем, — сказала она. В глазах вспыхнул озорной огонек. — Человеком, который не упускает ни одной юбки. А ты, наверно, импотент.— Ты не готова играть в эту игру, Элли, — заметил я. — И слишком плохо знаешь меня.— Какую игру?— Ты не против попробовать и посмотреть, что у нас с тобой получится, но в то же время боишься неудачи и потому не решаешься. Вот и решила вывести меня из себя, чтобы я на тебя набросился и решил все за тебя. Примерно так же выталкивают из самолета парашютиста, который боится прыгать сам.Последовала короткая пауза. Я увидел, как ее грудь резко вздымается под украшенной цветами ночной рубашкой.— Мгновенный и высоко просвещенный диагноз? — пробормотала она, однако злость уже успела улетучиться из ее голоса. — Прости. Наверное, я веду себя ужасно глупо. Ты не представляешь, как мерзко чувствовать себя... инвалидом. Мне казалось, что если найти человека, которому можно доверять... Но ведь у меня нет никаких причин доверять тебе, правда?— Ни единой, — сказал я. — Я самый непорядочный человек на свете. А Уоррену ты доверяла?Она захлебнулась воздухом.Я не оглядываясь направился к двери. Свет за спиной погас. Вернувшись к себе покорный слуга какое-то время стоял, вглядываясь в темноту за окном. И без того запутанное задание и запутанные взаимоотношения еще более осложнялись. Внезапно помимо моей воли перед глазами у меня возникло бледное изувеченное лицо беззубой девушки, с окровавленным ножом в руке склонившейся над прижатым к земле мужчиной. Кошмар какой-то. Но с другой стороны, намного ли приятнее заботиться о безопасности нежной мягкосердечной особы, которая назовет меня чудовищем за то, что я обидел несчастных ребят, поджидавших с пистолетами в руках. Спасибо, такой опыт у меня уже был и в критический момент я предпочитаю иметь дело с Элеонорой Брэнд, с ее всеусердным отношением к работе, с ее ужасной ненавистью к собственной персоне, ее неукротимой мстительностью и туфельками, которыми она готова воспользоваться в любую минуту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48