Обезьянка соскочила с его плеча, и Алексос радостно подхватил ее на руки.
В следующий миг толпа пришла в смятение. В Дом, заслоняя солнечный свет, хлынули солдаты. Аргелин протолкался в круг и схватил Алексоса за руку.
— НЕТ! — завопил он. — Это не Архон! Этот мальчишка даже не был Претендентом! Предательство! Мой народ, вас предали! Не допустим же скверны, а не то Бог разгневается на нас! Слышите голос его гнева?
Загрохотал гром. Ослепительная вспышка молнии выбелила липа и руки, поразила толпу ужасом. Аргелин обернулся к Гласительнице.
— Госпожа, скажи им! Это не Архон!
Она приблизилась к нему, из-под маски властно сверкнули темно-синие глаза.
— Господин генерал, Бог сообщил мне, кого надо избрать. Ты желаешь оспорить его выбор?
Он смотрел на нее, кипя от гнева.
— Знаешь что, Гермия...
Она предостерегающе поднесла к его губам хрустальный палец.
— Я не Гермия!
На какой-то миг Мирани показалось, что сейчас он сорвет с нее маску. Он поднял руку, схватился за маску, но пальцы тут же отдернулись, словно обожглись, дотронувшись до чего-то раскаленного.
Или мокрого...
— Кто ты?! — прошептал он.
— Та, кого должна была изображать Гермия. Царица Дождя...
Грациозно кивнув, она отвернулась, и Девятеро вы строились в круг. Народ расступился, давая им дорогу. Возле дверей Мирани увидела Сетиса, он с жаром махал ей.
— Я этого не допущу! — проревел Аргелин.
Он все еще держал Алексоса, но тут ему на шею опустилась чья-то мощная длань; генерал вцепился в нее, пытаясь оторвать от горла могучие пальцы. Со всех сторон ему на выручку кинулись телохранители. Орфет взревел:
— Еще один шаг — и я сломаю ему шею!
И тихо шепнул Аргелину на ухо:
— На сей раз, генерал, я не оплошаю.
Кто еще выдержит такое?
Орфет!
Мирани шагнула вперед, все еще прижимая к себе чашу.
— Оставь его! Алексос избран Архоном! Все закончилось!
Великан язвительно расхохотался, все сильнее пригибая Аргелина к земле.
— Неужели?! Так говорит Бог, так говорит Гласительница, но генерал-то не согласен. Вокруг Города расставлены солдаты. Власть нынче принадлежит Аргелину, госпожа.
Она оглянулась. Народ безмолвствовал.
— Не смотри на них, — прорычал Орфет. — Какой от них прок? Они пойдут за любым, кто командует войском. Кто взимает налоги, следит за колодцами. Я знаю, как мыслят бедняки. Встань за мной, Мирани. И ты, Архон, тоже.
Она неохотно послушалась. Алексос покрепче обхватил обезьянку, и они медленно направились к дверям. Орфет тащил упирающегося Аргелина, сотник и его люди, как тени, следовали за ними по пятам.
Кто-то тронул ее за локоть; обернувшись, она увидела Сетиса.
— Ты мог бы убежать, — с удивлением прошептала она.
Он горестно пожал плечами.
— Поздно, — пробормотал он и кивнул в сторону галереи. Проследив за его взглядом, она увидела, что там, в толпе, стоят его отец, бледный от страха, и Телия.
Внезапный порыв ветра раздул ее платье; она поняла, что вышла наружу. В небе громоздились тучи; то тут, то там сквозь них пробивались ослепительные лучи света.
По площади суетливо бегали люди. На крепостных стенах выстроились стрелки, держа наготове луки с натянутой тетивой. В огромных Вратах толпились солдаты с копьями наперевес. Пути к бегству были отрезаны.
— Орфет, — прошептала она.
Музыкант улыбнулся.
— Не волнуйся. На этот раз я не подведу...
— Но как? Нас всех убьют!
— Вот это, госпожа, я вам обещаю, — процедил Аргелин сквозь стиснутые зубы.
Она обернулась к нему.
— Ты не можешь отрицать волю Бога. Народ тебе не позволит!
— Он не Архон. Выбор был подстроен, и ты это знаешь. Народ поверит мне! — Он холодно улыбнулся.
— Убей меня — и увидишь, что будет.
И тут Орфет застыл на месте, ибо Алексос вышел у него из-за спины и встал возле Аргелина, на открытом месте, держа на плече обезьянку, которая весело теребила его за волосы.
Все копья, все луки нацелились на него.
— Архон! — Голос Орфета был полон смертельного ужаса.
— Отпусти его, Орфет.
— Что?!
— Отпусти его. Пришла пора народу увидеть, кто я такой.
Великан замер в нерешительности; тогда Сетис осторожно протянул руку и разжал его одеревеневшие пальцы. Аргелин тотчас же вырвался; шея его покраснела, лицо пылало от ярости. Он обернулся к фаланге лучников.
— Уничтожить их! — взревел он. — Живо!
Мирани вскрикнула; Сетис зажмурился, но, устыдившись, снова открыл глаза. Никто не шелохнулся.
В наступившей тишине торжественно заговорил Алексос:
— Мне кажется, генерал, ты скоро поймешь, чего хотят люди. Они хотят увидеть, правдиво ли то, в чем ты меня обвиняешь. Мирани, дай мне, пожалуйста, чашу.
Она испуганно взглянула на Орфета, облизала губы и подошла, неся чашу, на дне которой одиноко позвякивал рубиновый скорпион.
Площадь застыла в ожидании.
Алексос высоко поднял руки, словно привлекая внимание народа, и без того сконцентрированное на его хрупкой фигурке. Потом неторопливо опустил пальцы в чашу.
По толпе прокатился ропот. Какая-то женщина завизжала от страха Мирани чуть не зарыдала, крепко держа внезапно потяжелевший сосуд.
Алексос спокойно ждал.
— Он живой! — ахнул Сетис, но она не слышала его. Ее взгляд был прикован к сверкающему членистоногому существу, которое медленно вскарабкалось на край чаши, перебралось на тонкую руку Архона, уцепилось за кайму белой туники. Смертоносная тварь, оживший камень.
Обезьянка, взвизгнув от страха, соскочила с плеча Алексоса и метнулась к Орфету. Алексос улыбнулся, подошел к Аргелину, и тот испуганно отпрянул. Скорпион был живым. Его панцирь сиял ограненными рубинами, на угрожающе приподнятом хвосте блестела капелька яда. Он заметался по плечу Алексоса, потом вскарабкался ему на голову, спрятался в волосах, и мальчик сурово произнес:
— Как ты думаешь, генерал, другие претенденты могут подойти и выдержать это испытание?
Аргелин застыл как вкопанный; Алексос обернулся к кучке перепуганных мальчишек, сгрудившихся на другом конце площади, и призывно махнул им рукой. Никто не тронулся с места. Скорпион прополз по его лицу, неуклюже свалился на плечо и крепко вцепился в тунику. Толпа застонала от ужаса. Мальчик осторожно выпутал ожившую драгоценность из белоснежного полотна и, посадив на ладонь, поднял высоко в воздух.
— Видите?! — крикнул он. — Архон — это я!
Толпа взревела, приветствуя нового Архона. Чаша в руках у Мирани дрожала; она боялась, что выронит ее. Сердце пыталось выпрыгнуть из груди.
Алексос стоял молча, словно купаясь в заливающих площадь криках, и не сводил глаз с лица Аргелина.
— Склонись передо мной, — прошептал он.
Генерал не шелохнулся. Мирани опустила чашу. Се тис обвел глазами площадь — исчезали в колчанах стрелы, опускались копья. Кто-то в толпе затянул радостны гимн.
Аргелин медленно опустился на колени. Лицо его осунулось, он с трудом сдерживал переполняющий его гнев. Он склонился перед Алексосом, коснулся лбом дорожной пыли, и темные глаза Архона сурово взирал на него странным, каким-то неземным взглядом.
— Ты и вправду Архон, — прошептал Аргелин.
— Мирани, — сказал Алексос, не поворачивая головы. — Теперь мы должны дать им дождь.
Солдаты подошли ближе, преклонили колени, побросали оружие. Толпа благоговейно пала ниц.
Мирани заглянула в чашу; та медленно наполнилась водой. Вскоре она стала очень тяжелой, вода начала переливаться через край, выплескиваться на пол.
С радостным вскриком она подняла чашу как можно выше, и на ее лицо и руки обрушился целый водопад. В небе прогрохотал гром; по пыли застучали большие тяжелые капли. Она открыла глаза, запрокинула голову и долго пила, пила небесную влагу, потому что это был дождь. Дождь.
В считанные секунды люди промокли до нитки. На Город обрушился яростный ливень, он хлестал по обнаженным рукам и плечам, и люди на площади словно ожили; они бегали с радостными криками, танцевали, плакали, целыми семьями высыпали из окрестных домов, а дождь шелестел, заглушая все прочие звуки, окутывая весь мир живительной пеленой брызг.
Мирани откинула назад мокрые волосы, вода стекала по ушам и шее. Послышался чей-то крик:
— Опусти чашу, Мирани. — Это был Сетис, струйки дождя сбегали по его лицу.
Она послушалась, и он радостно обнял девушку.
— Готово! Получилось! У нас получилось! У тебя получилось!
Пошатываясь, поднялся с колен насквозь промокший Аргелин. Она прошептала: «Да», — но в первый миг душу ее наполнял лишь чудовищный страх, затем нахлынула усталость, внезапно закружилась голова. Ей было холодно, мокро и весело, она падала с ног от изнеможения. Ликующие люди выносили из домов чаши, сосуды, подставляли их под отвесно падающие струи, радуясь дождю. А ливень хлестал по мостовой, кружился водоворотами около зиккурата, заливал ступени могучей пирамиды...
А вдалеке, в дверях Девятого Дома, стоял, скрестив руки, Шакал.
Мирани сказала:
— Мы завели слишком много врагов. Аргелин не допустит, чтобы Шакал остался в живых. И нам не даст покоя.
— Аргелину некуда деваться! — голос Сетис был чист и силен. С его подбородка капала вода. Он взял ее за руку. — Ты станешь Гласительницей, и все пойдет как надо. Поверь, Мирани, все наладится! Теперь он ничего не сможет сделать: народ, солдаты — все видели чудо!
Снова зарокотал гром. Орфет обнял Архона, и на мокрые камни площади, звякнув, упал скорпион. Музыкант нагнулся и поднял его — скорпион был рубиновый.
— Диву даюсь, как ты это сделал, дружок, — рассмеялся великан, с наслаждением протягивая ладони под дождь. — Но теперь все переменится!
— Конечно, переменится! — В голове Аргелина звучало ледяное спокойствие. Он обернулся, взял что-то у сотника и подошел к Алексосу, не обращая внимания на грозную фигуру музыканта.
Он повысил голос, чтобы перекричать шум ливня, и весь народ услышал его слова.
— Это принадлежит тебе, Архон. И теперь ты должен ее носить. Потому что, если ты Архон, то обязан принимать все, что с этим связано. С этого дня ты будешь жить вдали от людей, ни с кем не разговаривая. Если Бог призовет тебя, ты пойдешь к нему. Если люди тебя попросят, ты умрешь ради них.
Неторопливо и почтительно он надел на мальчика тяжелую маску и отступил на шаг. Потом заговорил снова, и на этот раз голос его был полон яда.
— И с этого дня, господин, люди никогда больше не увидят твоего лица!
И Алексоса накрыла божья красота, золотая и спокойная. Лишь темные глаза под прорезями маски оставались живыми.
И в тишине слышалось его дыхание.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29