https://wodolei.ru/brands/Hansgrohe/raindance/
Это дары, их приносят те, кто задает Богу вопросы.
— Ты ограбил Оракул?
— Ничего я не грабил. — Он ухмыльнулся. — Мне грабить не надо. Разве ты еще не понял, писец? Я — тень Бога. Эти дары сбрасываются вниз, ко мне. Пещера лежит глубоко в недрах Острова. И — обрати внимание — под самым Оракулом. Смотри — вот он.
Он высоко, на всю длину вытянутой руки, поднял лампу. И все увидели в потолке пещеры огромную трещину, рассекавшую скалу надвое.
Сетис подошел к расселине и заглянул в нее.
Но увидел только темноту.
* * *
Ретия быстро шагала по дороге, за ней еле поспевали вспотевшие от ужаса стражники. Глядя, как они запыхались, Мирани едва удержалась от улыбки. Разрешить Носительнице выйти из комнаты будет грубейшим нарушением приказа, уверяли они. Они поплатятся за это жизнью. Ни за что на свете! И речи быть не может!
Но куда им было противостоять Ретии! Высокая девушка просто испепелила их своим презрением. И вот теперь они плелись по безлюдной дороге к Мосту и всей душой желали, чтобы навстречу им попался кто-нибудь из старших офицеров, и в то же время до смерти боялись такой встречи.
При входе в Оракул Ретия остановилась.
— Ждите здесь, — велела она стражникам — И ни под каким предлогом не входите в Оракул. Вам понятно?
Стражник повыше нервно облизал губы.
— Но госпожа...
Она пригвоздила его взглядом.
— Неужели так трудно понять?! Пусть расколется земля, пусть наступит конец света — вы ни за что не войдете в святилище!
Стражник беспомощно кивнул.
Ретия холодно кивнула.
— Вот и хорошо. Потому что иначе возмездие Бога будет сильнее самой страшной казни. А что касается госпожи Мирани, она на моем попечении, и я за нее отвечаю.
Стражник опять кивнул. Он не знал, куда деваться. Оба понимали: если Мирани убежит, отвечать придется солдатам.
Ретия развернулась и быстро зашагала по узкой извилистой тропе.
Торопливо следуя за ней, Мирани подумала: Ретия держится очень уверенно, особенно если учесть, что она попала внутрь Оракула в первый раз в жизни. Но такова уж Ретия. Мирани впервые увидела ее с неожиданной стороны. Как жаль, что она раньше не потрудилась узнать ее получше, вместо того чтобы дружить с этой глупой хохотушкой Криссой. Хотя, если Крисса и в самом деле шпионка, вряд ли ее можно назвать глупой. Выходит, она никогда не знала Криссу как следует...
У подножия лестницы Ретия остановилась, внезапно заколебавшись, нерешительно посмотрела вверх. Поэтому Мирани обогнала ее и сказала:
— Пошли. Ты ведь скоро станешь Носительницей, значит, тебе можно...
Они поднялись по гладким, вытертым ступеням. Легкий ветерок, уже давно колышущий легкую ткань туник на вершине посвежел; теперь он налетал прохладными, бодрящими порывами. Здесь, наверху, пожалуй, единственное место, где не страдаешь от жары, подумала Мирани, с наслаждением подставляя лицо свежему ветру.
Но море по-прежнему было зеркально гладким, лишь кое-где на нем белели крохотные барашки, а небо над головой превратилось в безжалостный огненный купол, до самого горизонта налитый раскаленной синевой.
— Это и есть он? — Ретия настороженно отступила на шаг.
Мирани подошла поближе.
— Да.
В тени среди камней зияла черная расселина. Воздух возле ее устья дрожал и переливался всеми цветами радуги. Камни вокруг Оракула посверкивали мелкими прозрачными кристалликами, рядом с расселиной не росло ни травинки.
Мирани опустилась на колени, и Ретия, поколебавшись, последовала ее примеру. Пытаясь выиграть время, Мирани сказала:
— Ты должна сделать приношение. Таков обычай. — И внутри у нее поднялась волна знакомого ужаса, та кого же, какой она испытала, придя сюда впервые.
"Ты здесь? — беззвучно позвала она. — Мы должны убедить ее, что я тебя слышу. Прошу тебя, отзовись!"
Ретия сняла с руки браслет и теперь держала его над расселиной. Серебряная цепочка была усеяна мелким жемчугом. Браслет, видимо, был очень дорогой, но девушка не колебалась ни секунды. Склонившись над пропастью, она проговорила:
— Тебе, Ярчайший! — И разжала пальцы.
Браслет канул в темноту. Несколько секунд они слушали, как он ударяется о камни, соскальзывает и летит дальше. Потом наступила тишина.
Ретия оглянулась, поправляя растрепавшиеся на ветру волосы.
— А ты?
Мирани пожала плечами, потом вспомнила про брошь со скорпионом. Отстегнула ее от платья. Может быть, на этот раз Бог ее примет... Она молча бросила украшение в расселину.
— Ну, Мирани? Мы пришли в Оракул. Ты утверждала, что Бог разговаривает с тобой и ты можешь это доказать. Где же твое доказательство?
Мирани облизала губы. Всю дорогу наверх она изо всех сил пыталась придумать, но так и не придумала, что ей сделать, что сказать. Она села, отряхнула пыль с рук и с туники, поглядела вдаль, на море. Что бы ни случилось, ни когда ей больше не увидеть этой бескрайней синевы, не ощутить солнечного тепла. В любом случае ее жизни на Острове пришел конец.
— Ретия, — начала она. — Послушай, Ретия...
Девушка нахмурилась.
— Если ты солгала...
— Я не лгала. Просто... ну как доказать, что ты разговариваешь с Богом?! Как доказать это самой себе? Может быть, Гермия и вправду слышит голос. Может, ей, как и мне, кажется, что она поступает правильно Да, как и мне. Как и Орфету...
Камни у них под коленями раскалились под лучами жаркого солнца. Ретия побледнела от гнева. Она вскочила на ноги, схватила Мирани за руку и рывком подняла.
— Раз так, — прошипела она, — сейчас же возвращаемся!
И тут глубоко в мозгу у Мирани прозвучал тихий голос:
"Я здесь , — произнес он. — Мы все здесь" .
* * *
Сетис вскочил на ноги. Послышался тихий шорох, сверху на него просыпался дождик из песка, следом упал потревоженный скорпион. Сетис ахнул и поспешно отпрыгнул в сторону. Мелкая тварь юркнула в трещину между камней; Креон ухмыльнулся:
— Их тут тысячи. То и дело ползают туда-сюда.
Потом сверху упало что-то еще. Оно скользнуло по камням, перевернулось, звякнуло о камни, блеснуло в свете горящего факела. Алексос протянул руки и подхватил странный предмет.
К нему тут же подошел Орфет.
— Приношение? Наверху кто-то есть?!
На руке у мальчика лежал серебряный, усыпанный жемчугом браслет.
Сетис поднял глаза.
— Они нас слышат?
Креон рассмеялся.
— Хороший вопрос. Я не раз пытался разговаривать с теми, кто наверху, но понятия не имею, слышат они меня или нет. Камень искажает звуки. Сам послушай...
Сверху доносились голоса, но смысл слов терялся. До дна пещеры доносилась лишь причудливая мелодия из певуче растянутых слогов. Язык, процеженный через многометровую толщу песка и камня, потерял смысл, окутался тайной. Из расселины, позвякивая о камни, летело что-то еще. Оно упало на песок к ногам Сетиса, тот опустился на колени и изумленно вытаращил глаза.
— Там Мирани!
— Что?! — удивился Орфет. — Ты уверен?
— Она ждет от нас помощи, — тихо произнес Алексос. — Надо вытащить ее из беды.
* * *
Откуда-то издалека прилетел его голос:
«Поговори со мной. Попроси дать тебе знак. Попроси воды, Мирани, и я пришлю ее. Скорее! Аргелин идет. Аргелин все знает!»
Она выдернула руку.
— Хорошо. Тебе нужны доказательства? Ты их получишь!
На тропинке послышался шум, приближающиеся голоса, но Мирани не обращала на них внимания. Она широко раскинула руки и заговорила:
— Услышь меня, Оракул. Услышь, Ярчайший. Пошли мне воды. Пошли скорее, в знак того, что я говорю, с тобой, а ты со мной. В знак того, что я — Носительница. Пошли мне воды, скорее!
Топот бегущих ног. Не стражники, шаги более легкие. Она обернулась — на верхней ступеньке лестницы стояла запыхавшаяся Крисса, и Гайя, и все остальные. Последней на площадку ворвалась Гермия, раскрасневшаяся от гнева и быстрого бега.
Гласительница яростно завопила:
— А ну, встать!
И тут Оракул заговорил. Он задрожал, заскрежетал, вниз посыпались мелкие камушки. В странном, тягучем, гулком шепоте ясно расслышались три слога:
«Ми-ра-ни».
Крисса тихо вскрикнула, зажала ладонями уши; Ретия изумленно отпрянула.
Внутри темной пасти расселины что-то зашевелилось. Мирани шагнула к краю пропасти, и ее, как ножом, резанул гневный вопль Гласительницы:
— Стоять! Замри! — Она рванулась к Мирани, побледнев от ярости. — Это обман! Гласителъница — я!
Из расселины высунулась лапка. Маленькая и грациозная, она зашарила по камням, вслед за ней показалась крохотная головка с горящими черными глазами, затем с пронзительным писком, от которого все вздрогнули, из провала выскочила маленькая обезьянка с приколотым к ошейнику рубиновым скорпионом. В лапках она сжимала золотую чашу.
Гермия отпрянула. На ее лице напрягся каждый мускул; она словно постарела сразу на несколько лет.
Девятеро торопливо опустились на колени, но обезьянка не обратила на них внимания. Она подскочила к Мирани и, вереща, сунула чашу ей в руки. Содержимое пролилось, и тогда все увидели, что в чаше плещется вода: свежая и на удивление холодная.
В первый безмолвный миг в воде отразилось изумленное лицо Мирани. Потом Гермия схватила ее за руку; Ретия вскочила и бросилась на выручку, кто-то закричал. Мирани сорвала с ошейника брошь, обезьянка вырвалась и ускакала прочь. Гермия отняла у нее чашу, бросила ее оземь, расплескав воду по горячим камням. От гнева Гласительница потеряла человеческий облик, в ее глазах полыхало бешенство. Она толкнула Мирани на тропу и разразилась потоком проклятий, грозя страшной местью за измену, за предательство, за осквернение Оракула лживыми уловками. Потом она обернулась к остальным.
— Вы ничего не видели, — визжала она. — Ничего не слышали!
Возле каменных врат во главе фаланги солдат их ждал Аргелин. Гермия швырнула Мирани к его ногам.
— Сейчас же отведи ее в гробницу, — прошипела она. — Пока я сама ее не убила!
* * *
Алексос беззвучно плакал. По его лицу текли слезы.
Он сидел, обхватив голову руками.
Сетис вскочил.
— Мне надо идти. Нужно что-то сделать!
— И на что же ты рассчитываешь? — Орфет положил руку юноше на плечо.
— Сам не знаю на что. — Сетис прокладывал себе дорогу через груды бумажной мебели. — Оставайтесь здесь! Береги Архона, и если я не вернусь...
— Погоди. — Креон встал и сложил руки на груди. — Снаружи уже садится солнце. Тот огромный пылающий костер, которого вы так боитесь, опускается за Лунные горы — Он шагнул вперед. Исчезла хромота, исчезла неуклюжесть, угловатый альбинос стал стройным, изящным юношей.
Сетис попятился.
— Кто ты такой? — в ужасе прошептал он.
— Тень. И тень спрашивает: ты покидаешь нас ради Мирани или ради Состриса?
Сетис оторопело уставился на него.
— Что?!
С лица альбиноса исчезла улыбка.
— Сострис, — повторил он.
Орфет нахмурился, встал, угрожающе нависая над Сетисом.
— Какой еще, к дьяволу, Сострис?
* * *
Маски на ней не было. Ее крепко держали двое стражников. Восьмой Дом был выкрашен в черный цвет и лишен каких-либо украшений. Внутри было пусто, горела лишь одна лампа. Весь день напролет рабы трудились в поте лица, перенося в тайные глубины Архоновой гробницы его мебель, саркофаг, амфоры с пищей и напитками, мумии кошек и собак, гробы с телами слуг, кувшины с зерном, веера, доски для игр, платье, свитки, носилки баночки с духами и притираниями, винные бочонки, драгоценности и прочие пожитки.
Глубоко в подземных коридорах и туннелях Города Мертвых черные туники Девятерых медленно волочились по пыли и свежему гравию.
Все жрицы были в масках; Мирани решила, что маску Носительницы надела Ретия, а место Виночерпицы занял кто-то другой, но различить девушек было трудно. Ее заставили выпить какое-то снадобье, от которого туманился взор и наливались свинцом ноги. Стражники поддерживали ее под руки, и она понимала: если они ее отпустят, она упадет и уснет прямо на дороге.
Ей не было страшно. "Я не боюсь ", — сказала она, и Бог ответил: «Я знаю. Мы найдем тебя, Мирани». При этих словах она мечтательно улыбнулась. Лоб и руки ей на мазали какой-то вонючей мазью, произнося заклинания на непонятном языке вокруг нее, и над ее головой, и за спиной, но она ни капельки не волновалась: ей было все равно, какое ей до всего этого дело... Две девушки сняли с нее платье и надели другое: короткое, серое, грубое и рваное. Потом ее остригли несколькими взмахами ножниц, и она увидела, как ее волосы, падают к ногам, на каменный пол, и чуть не рассмеялась, такой нелепый у них был вид, у длинных и красивых прядей в пыли.
— Ты теперь изгнанница, — нараспев провозгласила Гермия. — Тебя изгоняют в темноту, в царство теней, туда, где нет ни надежды, ни времени, ни света — И это было правдой, да, наверное, так оно и было, потому что вокруг становилось все темнее, и стражники отпусти ли ее, и она села на пол. Золотые лица Девятерых улыбались сквозь мрак, а позади них стоял Аргелин — на миг она увидела его довольно отчетливо, генерал ухмылялся перекошенным ртом, щека подергивалась, он смотрел на нее, держа руку на эфесе меча. Потом мир сомкнулся, захлопнулся, огромный камень со скрежетом преградил ему путь. Свет стал гаснуть, словно закрывающийся глаз, яркая щелка делалась все уже и уже и наконец исчезла совсем.
Она осталась одна, в темноте.
Восьмой Дом.
Обитель Теней
Откуда приходят песни?
Из солнца, из ветра, с неба.
Они поют людям в лицо, но люди их не слышат. Поэтому им приходится отправляться в долгий путь, вниз, в темноту, туда, где живут чудовища, порожденные их разумом, в самые мрачные глубины, в обитель смерти.
Люди уверены: песни живут по ту сторону смерти.
Те, кто отправляются их искать, больше не возвращаются. Наверное, только Бог может приносить песни обратно, хотя они утекают у него из рук, как вода.
Шестьсот ступеней нисхождения во мрак
Снаружи яркой огненной полосой садилось солнце.
Через крошечное оконце, расположенное под самым потолком, пробивались последние отблески вечерней зари. Сетис поплотнее запахнулся в плащ и прислонился к стене. Длинный коридор был пуст. Где-то далеко внизу, в безмолвной мгле, на стене тускло дымил единственный факел.
Вдалеке послышались шаги. Сетис встрепенулся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
— Ты ограбил Оракул?
— Ничего я не грабил. — Он ухмыльнулся. — Мне грабить не надо. Разве ты еще не понял, писец? Я — тень Бога. Эти дары сбрасываются вниз, ко мне. Пещера лежит глубоко в недрах Острова. И — обрати внимание — под самым Оракулом. Смотри — вот он.
Он высоко, на всю длину вытянутой руки, поднял лампу. И все увидели в потолке пещеры огромную трещину, рассекавшую скалу надвое.
Сетис подошел к расселине и заглянул в нее.
Но увидел только темноту.
* * *
Ретия быстро шагала по дороге, за ней еле поспевали вспотевшие от ужаса стражники. Глядя, как они запыхались, Мирани едва удержалась от улыбки. Разрешить Носительнице выйти из комнаты будет грубейшим нарушением приказа, уверяли они. Они поплатятся за это жизнью. Ни за что на свете! И речи быть не может!
Но куда им было противостоять Ретии! Высокая девушка просто испепелила их своим презрением. И вот теперь они плелись по безлюдной дороге к Мосту и всей душой желали, чтобы навстречу им попался кто-нибудь из старших офицеров, и в то же время до смерти боялись такой встречи.
При входе в Оракул Ретия остановилась.
— Ждите здесь, — велела она стражникам — И ни под каким предлогом не входите в Оракул. Вам понятно?
Стражник повыше нервно облизал губы.
— Но госпожа...
Она пригвоздила его взглядом.
— Неужели так трудно понять?! Пусть расколется земля, пусть наступит конец света — вы ни за что не войдете в святилище!
Стражник беспомощно кивнул.
Ретия холодно кивнула.
— Вот и хорошо. Потому что иначе возмездие Бога будет сильнее самой страшной казни. А что касается госпожи Мирани, она на моем попечении, и я за нее отвечаю.
Стражник опять кивнул. Он не знал, куда деваться. Оба понимали: если Мирани убежит, отвечать придется солдатам.
Ретия развернулась и быстро зашагала по узкой извилистой тропе.
Торопливо следуя за ней, Мирани подумала: Ретия держится очень уверенно, особенно если учесть, что она попала внутрь Оракула в первый раз в жизни. Но такова уж Ретия. Мирани впервые увидела ее с неожиданной стороны. Как жаль, что она раньше не потрудилась узнать ее получше, вместо того чтобы дружить с этой глупой хохотушкой Криссой. Хотя, если Крисса и в самом деле шпионка, вряд ли ее можно назвать глупой. Выходит, она никогда не знала Криссу как следует...
У подножия лестницы Ретия остановилась, внезапно заколебавшись, нерешительно посмотрела вверх. Поэтому Мирани обогнала ее и сказала:
— Пошли. Ты ведь скоро станешь Носительницей, значит, тебе можно...
Они поднялись по гладким, вытертым ступеням. Легкий ветерок, уже давно колышущий легкую ткань туник на вершине посвежел; теперь он налетал прохладными, бодрящими порывами. Здесь, наверху, пожалуй, единственное место, где не страдаешь от жары, подумала Мирани, с наслаждением подставляя лицо свежему ветру.
Но море по-прежнему было зеркально гладким, лишь кое-где на нем белели крохотные барашки, а небо над головой превратилось в безжалостный огненный купол, до самого горизонта налитый раскаленной синевой.
— Это и есть он? — Ретия настороженно отступила на шаг.
Мирани подошла поближе.
— Да.
В тени среди камней зияла черная расселина. Воздух возле ее устья дрожал и переливался всеми цветами радуги. Камни вокруг Оракула посверкивали мелкими прозрачными кристалликами, рядом с расселиной не росло ни травинки.
Мирани опустилась на колени, и Ретия, поколебавшись, последовала ее примеру. Пытаясь выиграть время, Мирани сказала:
— Ты должна сделать приношение. Таков обычай. — И внутри у нее поднялась волна знакомого ужаса, та кого же, какой она испытала, придя сюда впервые.
"Ты здесь? — беззвучно позвала она. — Мы должны убедить ее, что я тебя слышу. Прошу тебя, отзовись!"
Ретия сняла с руки браслет и теперь держала его над расселиной. Серебряная цепочка была усеяна мелким жемчугом. Браслет, видимо, был очень дорогой, но девушка не колебалась ни секунды. Склонившись над пропастью, она проговорила:
— Тебе, Ярчайший! — И разжала пальцы.
Браслет канул в темноту. Несколько секунд они слушали, как он ударяется о камни, соскальзывает и летит дальше. Потом наступила тишина.
Ретия оглянулась, поправляя растрепавшиеся на ветру волосы.
— А ты?
Мирани пожала плечами, потом вспомнила про брошь со скорпионом. Отстегнула ее от платья. Может быть, на этот раз Бог ее примет... Она молча бросила украшение в расселину.
— Ну, Мирани? Мы пришли в Оракул. Ты утверждала, что Бог разговаривает с тобой и ты можешь это доказать. Где же твое доказательство?
Мирани облизала губы. Всю дорогу наверх она изо всех сил пыталась придумать, но так и не придумала, что ей сделать, что сказать. Она села, отряхнула пыль с рук и с туники, поглядела вдаль, на море. Что бы ни случилось, ни когда ей больше не увидеть этой бескрайней синевы, не ощутить солнечного тепла. В любом случае ее жизни на Острове пришел конец.
— Ретия, — начала она. — Послушай, Ретия...
Девушка нахмурилась.
— Если ты солгала...
— Я не лгала. Просто... ну как доказать, что ты разговариваешь с Богом?! Как доказать это самой себе? Может быть, Гермия и вправду слышит голос. Может, ей, как и мне, кажется, что она поступает правильно Да, как и мне. Как и Орфету...
Камни у них под коленями раскалились под лучами жаркого солнца. Ретия побледнела от гнева. Она вскочила на ноги, схватила Мирани за руку и рывком подняла.
— Раз так, — прошипела она, — сейчас же возвращаемся!
И тут глубоко в мозгу у Мирани прозвучал тихий голос:
"Я здесь , — произнес он. — Мы все здесь" .
* * *
Сетис вскочил на ноги. Послышался тихий шорох, сверху на него просыпался дождик из песка, следом упал потревоженный скорпион. Сетис ахнул и поспешно отпрыгнул в сторону. Мелкая тварь юркнула в трещину между камней; Креон ухмыльнулся:
— Их тут тысячи. То и дело ползают туда-сюда.
Потом сверху упало что-то еще. Оно скользнуло по камням, перевернулось, звякнуло о камни, блеснуло в свете горящего факела. Алексос протянул руки и подхватил странный предмет.
К нему тут же подошел Орфет.
— Приношение? Наверху кто-то есть?!
На руке у мальчика лежал серебряный, усыпанный жемчугом браслет.
Сетис поднял глаза.
— Они нас слышат?
Креон рассмеялся.
— Хороший вопрос. Я не раз пытался разговаривать с теми, кто наверху, но понятия не имею, слышат они меня или нет. Камень искажает звуки. Сам послушай...
Сверху доносились голоса, но смысл слов терялся. До дна пещеры доносилась лишь причудливая мелодия из певуче растянутых слогов. Язык, процеженный через многометровую толщу песка и камня, потерял смысл, окутался тайной. Из расселины, позвякивая о камни, летело что-то еще. Оно упало на песок к ногам Сетиса, тот опустился на колени и изумленно вытаращил глаза.
— Там Мирани!
— Что?! — удивился Орфет. — Ты уверен?
— Она ждет от нас помощи, — тихо произнес Алексос. — Надо вытащить ее из беды.
* * *
Откуда-то издалека прилетел его голос:
«Поговори со мной. Попроси дать тебе знак. Попроси воды, Мирани, и я пришлю ее. Скорее! Аргелин идет. Аргелин все знает!»
Она выдернула руку.
— Хорошо. Тебе нужны доказательства? Ты их получишь!
На тропинке послышался шум, приближающиеся голоса, но Мирани не обращала на них внимания. Она широко раскинула руки и заговорила:
— Услышь меня, Оракул. Услышь, Ярчайший. Пошли мне воды. Пошли скорее, в знак того, что я говорю, с тобой, а ты со мной. В знак того, что я — Носительница. Пошли мне воды, скорее!
Топот бегущих ног. Не стражники, шаги более легкие. Она обернулась — на верхней ступеньке лестницы стояла запыхавшаяся Крисса, и Гайя, и все остальные. Последней на площадку ворвалась Гермия, раскрасневшаяся от гнева и быстрого бега.
Гласительница яростно завопила:
— А ну, встать!
И тут Оракул заговорил. Он задрожал, заскрежетал, вниз посыпались мелкие камушки. В странном, тягучем, гулком шепоте ясно расслышались три слога:
«Ми-ра-ни».
Крисса тихо вскрикнула, зажала ладонями уши; Ретия изумленно отпрянула.
Внутри темной пасти расселины что-то зашевелилось. Мирани шагнула к краю пропасти, и ее, как ножом, резанул гневный вопль Гласительницы:
— Стоять! Замри! — Она рванулась к Мирани, побледнев от ярости. — Это обман! Гласителъница — я!
Из расселины высунулась лапка. Маленькая и грациозная, она зашарила по камням, вслед за ней показалась крохотная головка с горящими черными глазами, затем с пронзительным писком, от которого все вздрогнули, из провала выскочила маленькая обезьянка с приколотым к ошейнику рубиновым скорпионом. В лапках она сжимала золотую чашу.
Гермия отпрянула. На ее лице напрягся каждый мускул; она словно постарела сразу на несколько лет.
Девятеро торопливо опустились на колени, но обезьянка не обратила на них внимания. Она подскочила к Мирани и, вереща, сунула чашу ей в руки. Содержимое пролилось, и тогда все увидели, что в чаше плещется вода: свежая и на удивление холодная.
В первый безмолвный миг в воде отразилось изумленное лицо Мирани. Потом Гермия схватила ее за руку; Ретия вскочила и бросилась на выручку, кто-то закричал. Мирани сорвала с ошейника брошь, обезьянка вырвалась и ускакала прочь. Гермия отняла у нее чашу, бросила ее оземь, расплескав воду по горячим камням. От гнева Гласительница потеряла человеческий облик, в ее глазах полыхало бешенство. Она толкнула Мирани на тропу и разразилась потоком проклятий, грозя страшной местью за измену, за предательство, за осквернение Оракула лживыми уловками. Потом она обернулась к остальным.
— Вы ничего не видели, — визжала она. — Ничего не слышали!
Возле каменных врат во главе фаланги солдат их ждал Аргелин. Гермия швырнула Мирани к его ногам.
— Сейчас же отведи ее в гробницу, — прошипела она. — Пока я сама ее не убила!
* * *
Алексос беззвучно плакал. По его лицу текли слезы.
Он сидел, обхватив голову руками.
Сетис вскочил.
— Мне надо идти. Нужно что-то сделать!
— И на что же ты рассчитываешь? — Орфет положил руку юноше на плечо.
— Сам не знаю на что. — Сетис прокладывал себе дорогу через груды бумажной мебели. — Оставайтесь здесь! Береги Архона, и если я не вернусь...
— Погоди. — Креон встал и сложил руки на груди. — Снаружи уже садится солнце. Тот огромный пылающий костер, которого вы так боитесь, опускается за Лунные горы — Он шагнул вперед. Исчезла хромота, исчезла неуклюжесть, угловатый альбинос стал стройным, изящным юношей.
Сетис попятился.
— Кто ты такой? — в ужасе прошептал он.
— Тень. И тень спрашивает: ты покидаешь нас ради Мирани или ради Состриса?
Сетис оторопело уставился на него.
— Что?!
С лица альбиноса исчезла улыбка.
— Сострис, — повторил он.
Орфет нахмурился, встал, угрожающе нависая над Сетисом.
— Какой еще, к дьяволу, Сострис?
* * *
Маски на ней не было. Ее крепко держали двое стражников. Восьмой Дом был выкрашен в черный цвет и лишен каких-либо украшений. Внутри было пусто, горела лишь одна лампа. Весь день напролет рабы трудились в поте лица, перенося в тайные глубины Архоновой гробницы его мебель, саркофаг, амфоры с пищей и напитками, мумии кошек и собак, гробы с телами слуг, кувшины с зерном, веера, доски для игр, платье, свитки, носилки баночки с духами и притираниями, винные бочонки, драгоценности и прочие пожитки.
Глубоко в подземных коридорах и туннелях Города Мертвых черные туники Девятерых медленно волочились по пыли и свежему гравию.
Все жрицы были в масках; Мирани решила, что маску Носительницы надела Ретия, а место Виночерпицы занял кто-то другой, но различить девушек было трудно. Ее заставили выпить какое-то снадобье, от которого туманился взор и наливались свинцом ноги. Стражники поддерживали ее под руки, и она понимала: если они ее отпустят, она упадет и уснет прямо на дороге.
Ей не было страшно. "Я не боюсь ", — сказала она, и Бог ответил: «Я знаю. Мы найдем тебя, Мирани». При этих словах она мечтательно улыбнулась. Лоб и руки ей на мазали какой-то вонючей мазью, произнося заклинания на непонятном языке вокруг нее, и над ее головой, и за спиной, но она ни капельки не волновалась: ей было все равно, какое ей до всего этого дело... Две девушки сняли с нее платье и надели другое: короткое, серое, грубое и рваное. Потом ее остригли несколькими взмахами ножниц, и она увидела, как ее волосы, падают к ногам, на каменный пол, и чуть не рассмеялась, такой нелепый у них был вид, у длинных и красивых прядей в пыли.
— Ты теперь изгнанница, — нараспев провозгласила Гермия. — Тебя изгоняют в темноту, в царство теней, туда, где нет ни надежды, ни времени, ни света — И это было правдой, да, наверное, так оно и было, потому что вокруг становилось все темнее, и стражники отпусти ли ее, и она села на пол. Золотые лица Девятерых улыбались сквозь мрак, а позади них стоял Аргелин — на миг она увидела его довольно отчетливо, генерал ухмылялся перекошенным ртом, щека подергивалась, он смотрел на нее, держа руку на эфесе меча. Потом мир сомкнулся, захлопнулся, огромный камень со скрежетом преградил ему путь. Свет стал гаснуть, словно закрывающийся глаз, яркая щелка делалась все уже и уже и наконец исчезла совсем.
Она осталась одна, в темноте.
Восьмой Дом.
Обитель Теней
Откуда приходят песни?
Из солнца, из ветра, с неба.
Они поют людям в лицо, но люди их не слышат. Поэтому им приходится отправляться в долгий путь, вниз, в темноту, туда, где живут чудовища, порожденные их разумом, в самые мрачные глубины, в обитель смерти.
Люди уверены: песни живут по ту сторону смерти.
Те, кто отправляются их искать, больше не возвращаются. Наверное, только Бог может приносить песни обратно, хотя они утекают у него из рук, как вода.
Шестьсот ступеней нисхождения во мрак
Снаружи яркой огненной полосой садилось солнце.
Через крошечное оконце, расположенное под самым потолком, пробивались последние отблески вечерней зари. Сетис поплотнее запахнулся в плащ и прислонился к стене. Длинный коридор был пуст. Где-то далеко внизу, в безмолвной мгле, на стене тускло дымил единственный факел.
Вдалеке послышались шаги. Сетис встрепенулся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29