Руки, торчавшие из рукавов, были столь же мускулисты и так же украшены отметинами; на правой вздулись жилы, а острие меча рисовало прихотливый узор перед полными бешенства глазами ала-Улана. Глаза были налиты кровью — с похмелья после грибов, которых он наелся перед сном, да еще и от несвоевременного пробуждения. Не меньший гнев выражал изгиб мясистых губ в щели между усами и роскошной бородой. Нилок Яррум был здоровенным мужчиной, высоким и плечистым, само его присутствие уже олицетворяло приказ. Власть этого человека ощущалась как нечто вещественное, даже несмотря на остатки действия вызывающих грезы грибов.
Борс непроизвольно опустил копье и уронил голову на грудь в знак почтения к вождю клана. Однако Нилок Яррум не видел ничего, кроме растерзанного трупа Гавроча и своих онемевших охранников. Взгляд его метался с одного гехримита на другого, словно ала-Улан пытался стряхнуть свои пьяные грезы и осознать истинность того, что он увидел.
— Это тебе не мерещится, — прозвучал среди молчания голос Тоза. — Твоему гехриму нужен более учтивый предводитель.
Нилок с усилием оторвал глаза от тела и встретил твердый взгляд Посланца.
— Убить его! — прорычал он.
Стражи с опаской повернулись к вождю, а затем с еще большей опаской — к Тозу. Их неповиновение дало Ярруму повод усомниться в реальности происходящего. Да, безусловно, он все еще находится в забытьи, ибо неслыханное дело — чтобы его собственная охрана поколебалась, исполнять ли его волю! Ала-Улан протер рукой глаза и сделал шаг вперед, острие клинка шевельнулось и нацелилось на живот Тоза.
— Убить его, — повторил Нилок.
— Они видели мою силу, — сказал бледный незнакомец. — Они знают, что им не одолеть меня.
С губ вождя клана сорвался рев, какой могла бы испустить глотка рассерженного медведя. Несмотря на грибное похмелье, он прыгнул вперед с тем самым неистовством, которое возвысило его до ала-Улана. Не думая о скромности, он позволил своему платью распахнуться, в то время как его меч свирепо устремился к животу Тоза. И рассек воздух.
Вождь чуть не потерял равновесие после того, как его мощный удар не встретил сопротивления. И Борс увидел искусство, которое делало Нилока столь грозным противником в бою: Нилок удержался на ногах и рубанул вбок, целя по ребрам Тоза — но лишь для того, чтобы завертеться волчком, ибо удар опять пришелся мимо. Каким-то образом — Ашар ведает как, а Борс не разглядел и не понял — Тоз опять оказался уже в другом месте. Третий удар, направленный на этот раз на бледноволосую голову, опять не достиг цели. И четвертый, который рассек бы грудь любого смертного.
Тогда Яррум остановился. Глаза его превратились в щелки, губы разошлись, зубы стиснуты. Вождь пристально глядел на спокойно стоявшего перед ним незнакомца в мехах, теперь явно находящегося в пределах досягаемости его клинка. Бросил взгляд на неподвижную охрану: мечи в руках гехримитов так же не проявляли желания действовать, как и их лица. И Нилок покачал головой — ни дать ни взять разъяренный бык после неудачного натиска, до слепоты разгневанный невозможностью всадить рога в жертву.
— Кто ты? — спрашивая, он приник к земле в боевой стойке. Волчье облачение теперь свободно болталось, левая рука выгнулась, защищая уязвимую нижнюю часть живота. Адреналин, выброшенный в его кровь, развеял последние остатки грибного опьянения.
— Тот, о ком говорил Редек, — спокойно ответил Тоз. — Посланец.
В сердитых узких глазах мелькнула смесь недоверия и надежды. Яррум медленно обошел говорящего, чтобы тот оказался между наковальней гехрима и молотом яррумова меча.
— А с чего это я должен тебе верить?
Тоз небрежно указал на окровавленное тело на земле и на безмолвную стражу. Затем протянул руку на север, где пелену туч окрашивал отблеск огня.
— Я вышел из пламени. Тот, кого звали Гаврочем, желал мне вреда. Ты видел мою силу.
— Я и прежде видывал фокусы колдунишек, — огрызнулся Яррум, устремляясь вперед.
Борс не мог бы сказать, было ли это сделано ради проверки или же в безумной ярости. Слишком многому он стал свидетелем в эту ночь, чтобы о чем-либо судить наверняка. А будь ему, как Уланам, дозволено вкушать грибы, он вполне мог бы счесть все происшедшее грезой, ибо очень уж неправдоподобно оно выглядело: движения людей замедлились и совершались нарочито, словно в обрядовой пляске. Он видел, как могучее тело Нилока Яррума переместилось в движении, слишком быстром, чтобы его проследил глаз. Левая нога поднялась вперед, словно ала-Улан намеревался заехать противнику по ребрам — обманный ход, вместо которого быстро свершился бросок правой ногой. Тело вождя развернулось, а рука с мечом подалась вперед и вверх, чтобы поразить незащищенное горло Тоза. У Борса не осталось сомнений, что такой удар рассек бы дыхательное горло любого смертного и Тоз захлебнулся бы собственной кровью. Но вместо этого Борс увидел, как метнули красные искры глаза Пришельца, а длиннопалая рука с издевательской небрежностью поднялась навстречу клинку и схватила его, словно Тоз позабыл о заточенных краях, способных запросто разрезать его пальцы до кости.
Борс увидел бурное удивление на темном лице своего вождя, когда бросок клинка оказался остановлен в пяди от горла чародея. Мускулы на руке ала-Улана вздулись, когда Нилок Яррум попытался пересилить нечеловечески сильного Посланца. Левая его рука метнулась, чтобы ударить Тоза в лицо, но была остановлена, как только что остановлен меч, задержана в безжалостной хватке, отчего плечо вождя напряглось, будто тот уперся в нечто куда более неподатливое, чем живая плоть и хрупкая кость.
Лицо ала-Улана побагровело, пот большими каплями сгустился На его лбу и груди, бежал по бороде и торсу. А его противник казался ничуть не напряженным. Ничего натужного в лице, глаза спокойны, тонкие губы растянулись в легкой одобрительной улыбке. Нилок попытался ударить коленом, но оно каким-то образом не попало в пах чародею — ничуть не повредив противнику, вождь вдруг упал.
Борс затаил дыхание, увидев как ала-Улан рухнул на колени. Неубранные волосы вождя рассыпались по плечам, когда Нилок волей-неволей снизу вверх посмотрел на пришельца, который теперь стоял над ним. Тоз едва шевельнул левой рукой, и короткий меч вырвался из хватки Нилока и тут же был небрежно отброшен в сторону. Лицо Нилока все еще выражало упорное недоверие — но, как почувствовал Борс, не столько заявлением Тоза, сколько самим фактом того, что могучий Нилок Яррум стоит на коленях перед безоружным пришельцем.
— Ты все еще хочешь продолжать спор? — мягко спросил Тоз. — Или признаешь меня?
Рот Яррума превратился в узкую полосу. На миг Борс подумал, что сейчас увидит смерть ала-Улана. Но вот сжатые губы раскрылись, и огромная голова быстро склонилась к груди.
— Ты не смертный, — буркнул вождь.
— Не смертный, — согласился Тоз. — Я тот, кого ты ждал.
В глазах Яррума все еще виднелась настороженность, но он ничем не оспорил это заявление. Судя по всему, Тоза это устраивало. Он протянул руки и поднял коленопреклоненного на ноги. Его тонкая улыбка на изможденном лице стала еще шире.
— Не больно-то подобает Улану Дротта пресмыкаться, точно простому воину, — проговорил он. Поди разбери, оскорбление это или лесть.
— Улану? — тут же переспросил Нилок, массируя запястья, на которых белели следы пальцев Тоза. — Но Улан Дротта — Мерак.
— Как это? — спросил Тоз, словно обвиняя. Смущение появилось на лице Нилока, когда он ответил:
— По праву и заслугам. А как же? Мерак одолел всех, кто вызывал его на бой за торквес.
— Что и ты был бы не прочь сделать, — мягче заметил Тоз. — Или нет?
Нилок быстро оглянулся на шатер Мерака, словно опасаясь, как бы висящие перед ним черепа не передали его слова Верховному Вождю. Но там не возникло ни движения, никаких знаков того, что есть другие свидетели странных событий. Словно пелена молчания окутала его жилище, сделав недоступным для глаз и ушей всего Становища. Даже криков Гавроча не слыхал никто, кроме участников свершившегося. Вождь крякнул и кивнул в знак согласия.
— Ты можешь его одолеть, — произнес Посланец. Нилок Яррум долго не отводил глаз от тощей фигуры. Затем покачал головой.
— Нет, — сказал он с искренностью, которая поразила Борса, ибо шла вразрез с обычной воинственностью вождя клана. — Не могу.
— Но хочешь, — промурлыкал Тоз. — Ты бредишь о торквесе Улана.
То был не вопрос, но, тем не менее, ответ последовал сразу же: огонь желания вспыхнул в темных глазах ала-Улана. И Тоз улыбнулся снова: ага, я прав.
— Давай обсудим это дело, — предложил он. — Там, у тебя.
Не получи Борс более чем достаточного подтверждения силы этого странного человека, его поразило бы, с каким небрежением Тоз напрашивается на гостеприимство. Немногие из людей Дротта остались бы живы после схватки с Нилоком, а если бы кому и повезло, тот он не мог бы столь непринужденно предложить ала-Улану посетить священное жилище. И уж всяко — никто бы не надеялся выйти оттуда на своих ногах. Борс и теперь подсознательно ожидал гнева Нилока, но вместо этого увидел, как тот кивком выражает согласие — впрочем, он заметил и то, что это движение позволило ала-Улану точно определить, куда упал его меч. Заметил это и Тоз, ибо сделал два длинных шага, подобрал оружие и рукоятью вперед протянул его Нилоку.
— Славная вещица, но от нее мало пользы против таких, как я. — Он оглядел причудливую гравировку на клинке и серебряную инкрустацию рукояти, позволив вождю принять оружие, как если бы предлагал лишь какую-то соломинку. — Помни это, Нилок Яррум. Помни, что я пришел, чтобы привести тебя к величию, и что ты не можешь нанести мне ущерб. Прекрасно, если мы оба это поняли, и теперь можем поговорить начистоту.
Нилок снова изумил Борса, кивнув, и небрежно подхватил меч, изучая при этом вялые лица своей стражи.
— А с ними что? — спросил он. — Какими чарами ты их околдовал?
Тоз с загадочном видом махнул левой рукой, широко растопырив пальцы и повернув ладонь к неподвижно стоящим охранникам. Те вмиг освободились от непонятных чар, опутавших члены, к их челюстям и глазам вернулась сила и они больше не торчали как тупые истуканы, но опять сделались похожи на бойцов, всегда готовых к схватке.
— Не трогать его! — разорвал тишину голос Нилока, едва они двинулись к Тозу. — Кровь Ашара! Или вы думаете, что можете с ним сладить после того, что видели?
— Он убил Гавроча, — возразил один по имени Ванд.
— Гавроч свалял дурака, думая, что ему по зубам этот… человек, — отрезал ала-Улан — А в моем гехриме нет места дуракам. Разденьте труп и бросьте моим собакам. Если только… — он на секунду приумолк, оборотившись к Тозу. — Если только ты не хочешь получить его череп.
Кудесник покачал головой.
— Я подумываю о трофеях, не сравнимых с черепом глупца. Пусть им накормят твоих зверушек.
— Исполняйте, — приказал Нилок. — И позаботьтесь, чтобы нас не беспокоили.
Тут он поднял свой клинок и раздвинул им занавес, закрывавший вход во внутреннюю часть жилища. Затем придержал ткань, чтобы Тоз прошел первым. Колдун задержался, поманив Борса, и воин спотыкающимся шагом двинулся вперед, разрываясь между желанием повиноваться любому приказу Посланника и привычной опаской снискать черный гнев вождя.
— Это мой человек, — сказал Тоз, когда ала-Улан с подозрением покосился на воина. — Куда я, туда и он.
Нилок Яррум передернул громадными плечищами и знаком выразил согласие, не оставив Борсу выбора, кроме как положить на землю копье, снять со спины круглый щит и последовать за вождем и Посланником во внутренний покой.
Прошелестел входной занавес, закрывая безобразное зрелище изуродованного трупа Гавроча, которого оставшиеся в живых гехримиты волокли прочь. Борс прочистил горло и моргнул, когда ароматический дымок коснулся его глаз и ноздрей. Они стояли в своего рода гостиной, воздух здесь загустел от резкого благоухания трав, рассыпанных над горшочками с горящим жиром, озарявшими все вокруг неверным алым светом. Дымок поднимался вверх — к шкурам, образовывавшим крышу. Он отпрянул в сторону, когда трое вошли и потревожили застоялый воздух, но тут же вновь лениво вернулся к единственному отверстию в шкурах над головой. Пол жилища покрывали набросанные один на другой ковры, являвшие, как и те, что висели на стенах, искусную работу гримардских ткачих. В центре стоял длинный стол, на котором красовались остатки пиршества. Стулья из дерева и кожи с высокими спинками, устроенные так, что их можно было сложить и собрать в связки, когда Дротт переселялся, торчали справа и слева. Нилок Яррум указал на них. То была честь, которой Борс не ожидал. А того, что последовало — и подавно.
Он подождал, пока Тоз без всяких возражений Нилока займет почетное место во главе стола, а ала-Улан сядет по правую руку от чародея. Затем с неуверенностью, ибо ему мало проходилось сиживать на стульях, пристроился близ Тоза. Глаза Борса уже начали привыкать к дыму, и он не мог удержаться от того, чтобы исподтишка не осмотреть помещение.
Внутренность шатра была обвешана гобеленами, изображавшими сцены битв и охоты, в главном действующем лице их можно было без труда угадать самого Нилока Яррума. Ковры на полу были богатыми и плотными, они мягко продавливались под сапогом и выглядели ярче и богаче оттенками, нежели все, какие Борс где-либо видел.
Воин вздрогнул, когда Нилок провел рукой по столу, небрежно смахивая на пол остатки кушаний и посуду. Ала-Улан хлопнул в ладоши. Ковер, разделявший шатер, тут же отодвинулся. Из-за него выглянула рыжеволосая женщина с сонными глазами в красных прожилках и в тонком платье из покупного чужеземного шелка — бледно-голубом, с каймой из мелких синих цветочков. Борс проглотил комок, вспомнив Сулью и обещание Теза. И почти забыл их, как только женщина (вистральская рабыня, как он догадался по цвету волос) вошла в покой. Ее платье сместилось при движении и обнажило бедро, кремово-бледное и поразительно твердое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61