— Я поеду на восток с легким сердцем, зная, что ты считаешь это разумным.
— Я рад, что сумел облегчить твое бремя, — отозвался наставник с равной учтивостью. — И если эту ношу можно еще немного облегчить, то знай, что я буду мертв, прежде чем случится беда с Тамуром или твоей матерью.
Кедрин кивнул, чувствуя, что вновь обретенное мужество вот-вот отступит перед детскими слезами. Он положил руку на плечо Тепшену, прижав невысокого воина к своей груди, благодарный за ответное объятие.
— Ищи совета у своего отца, — напомнил Тепшен, когда они разомкнули руки, — и в своем сердце. Не ошибешься.
— Хорошо, — пообещал Кедрин.
Прерывистый кашель эхом пролетел по проходу. Оба они обернулись и увидели приближающегося Бедира с кожаным кошелем, запечатанным тамурской печатью.
— Передашь это Ирле, — сказал он Тепшену. — В письме объясняется обстановка и подтверждаются твои полномочия говорить от моего имени. Отошли письма Сестрам в Эстреван как можно быстрее. И, старый друг, береги себя. Ты нужен Тамуру.
Лал взял кошель и сунул за пазуху. Бедир протянул руку, кьо пожал ее, задержав раскосые глаза на лице Бедира.
— Мы встретимся снова, — сказал он. — Где-нибудь.
Затем повернулся кругом и велел ожидающим тамурцам садиться на коней. Сам поспешно вскочил в седло и поднял руку в прощальном жесте. Пока кавалькада с цокотом удалялась по мощеному тоннелю, Кедрин раздумывал: действительно ли он увидел в гагатовых глазах блеск влаги, или же это просто было отражение солнечного света?
Конный двор опустел и затих.
— Прекрасный человек, — заметил Бедир.
— Еще бы, — согласился сын.
Они вместе двинулись по проходу, бросив последний взгляд в спины тамурцев, выезжающих через южные ворота.
— А как там Браннок? — спросил Кедрин, подумав, что не прочь поговорить с недавно назначенным «командиром вспомогательных сил», прежде чем бывший отщепенец ускользнет.
— Считает деньги, — Бедир улыбнулся, добавил при виде разочарования на лице сына: — Он сказал, что, к сожалению, не все его собратья любят свою страну так, как он, и что кошелек, который я ему обещал, может пригодиться, чтобы обеспечить их верность.
Кедрин кивнул, счастливый, что его доверие Бранноку не рухнуло, и пошел с Бедиром в сокровищницу.
Браннок улыбался во всю пасть, следя, как угрюмый вояка, не скрывая неодобрения, сыплет монеты в увесистую суму.
— Вот уж не думал, что мне перепадет золотишко из Высокой Крепости, — заметил Браннок, когда казначей объявил, что это все.
— Распоряжайся деньгами с умом, — сказал Бедир, улыбаясь в ответ.
— Обещаю, — торжественно произнес Браннок. — Как обещаю и свою верность.
— Она дороже золота, — искренне проговорил Бедир. — Королевствам как никогда нужны надежные люди.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Борс возвращался к Большому Становищу с меньшим рвением, чем покидал его. Упоение скачкой прошло — как и из-за того, что он все больше привыкал к скакуну, так и потому, что предстоящая встреча с Тозом его тревожила. Посланник услышит, что убить жертву не удалось. Правда, воин напоминал себе, что говорил кудесник — если убить не получится, то юношу достаточно лишь ранить. Но это мало утешало Борса: Тоз и в лучшие времена был не из тех, кто легко прощает неудачи, а теперь его настроение с каждым днем становится все более странным, и воин начал бояться потерять не только свою жизнь, но и — что еще хуже — свою душу.
Во имя Ашара! Как его сумел заметить этот отступник-проводник? Стрела Борса вылетела и помчалась к цели, но чудной узкоглазый человечек двигался быстрее, чем положено любому смертному. Хорошо, что Борсу хотя бы удалось достать стрелой юного воина. Возможно, рана принесет ему смерть… Но как поведет себя Тоз? Примет ли известие, что юноша всего лишь ранен, спокойно или рассердится?
Борс ехал с тяжелым сердцем, не раз и не два он подумывал, не повернуть ли, чтобы затеряться в лесах. Может, Тоз его и не найдет; может, Посланец слишком занят делами Орды, чтобы беспокоиться из-за одного незадачливого дротта. Нет, Тоз не из тех, кто прощает или забывает. И Борс продолжал ехать на север, хотя и не больно торопился, а недобрые предчувствия росли по мере того, как он приближался к Становищу. Воин решил, что мало смысла придумывать отговорки: Тоз вперит в него свой кровавый взгляд и силой вытянет нужные сведения. А о том, что случится позже, и думать не хотелось. Лучше правдиво доложить обо всем и довериться удаче в надежде, что чародей не рассердится.
Приняв такое решение, он решительно направил коня к Становищу Орды, как воин к полю битвы, с которого вряд ли удастся уйти живым.
Становище замаячило впереди в полдень. Он предполагал добраться быстрее, ведь Орда двигалась на юг. Но оказалось, что она оставалась на прежнем месте те несколько дней, пока он отсутствовал. Борс задумался: ждали его возвращения или решения Нилока Яррума, как действовать дальше? Он придержал коня на вершине холма, хотя тот тихо ржал, почувствовав близость встречи с собратьями. Но Борс хотел прежде обозреть, что же происходит внизу, в долине.
Главный костер все еще пылал в центре, а жилища стояли рядами, но шесты мира уже убрали. Раз он не замечает признаков распри, значит, соглашение достигнуто, и Нилок Яррум признан как хеф-Улан всей Орды.
В небе над головой было черно от ворон, после чистоты и свежести душистого леса ему в ноздри ударила смесь тяжелых запахов из долины: дыма костров, людского пота, нечистот и отбросов, за которые дрались тысячи собак, добавляя свой смрад к общему зловонию. Казалось странным, что он не замечал этого зловония раньше. И еще более странным было то, что он не увидел помостов с жертвами, которым вырезали орла. Борс обеспокоенно пришпорил жеребца и поехал вниз по склону.
Он приближался к шебангам, когда раздался предостерегающий крик и неожиданно прозвучало его имя. Борс видел, как глазеют на него люди, когда он проезжает мимо, но многие пытались избежать его взгляда, когда он на них смотрел. Затем некто знакомый преградил ему дорогу, сверкая доспехами на полуденном солнце.
— Борс, — произнес Дьюан, — сойди с этого краденого коня и следуй за мной.
Борс вытаращился на бар-Оффу, силясь что-то разглядеть за нащечниками и личиной шлема. Дьюан подал знак, и еще два гехримита выступили вперед. Один выхватил поводья из неожиданно ослабевшей руки Борса, другой занес тупой конец копья, чтобы выбить всадника из седла. Борс спешился, прежде чем удар достиг цели, и встал лицом к Дьюану.
— Я ездил по делу Посланца, — вознегодовал он. — Тоз велел мне взять коня.
— А я здесь по делу хеф-Улана, — объявил Дьюан, добавив негромко, чтоб услышал только Борс: — Прости, старый друг, но у меня нет выбора.
Борс в смятении покачал головой, едва чувствуя, как его подталкивают в спину копьем. Дьюан повернулся кругом и пошел мимо шатров во внутренний крут, где стояли жилища Уланов. Борс тупо шел следом, не понимая, что творится, и с надеждой взирая на темную палатку Тоза. Он непрерывно твердил, что исполнял приказ Посланца и что тот, разумеется, должен был… или еще объяснит…
Дьюан, однако, и ухом не вел, а гехримиты шагали за ним молча и бесстрастно, как живые мертвецы, ведя Борса, как вели бы к мяснику упирающегося кабана. Страх нарастал по мере приближения к жилищу Нилока Яррума, и Борс почти не сомневался, что слышит издевательский смешок, исходящий из челюстей выбеленного черепа Мерака. Дьюан задержался перед занавесом из бычьей кожи и прокричал имя хеф-Улана. Борс дико озирался, но только и видел, что глядящие со всех сторон любопытные глаза, безразличные к его участи. Он не обнаружил и признаков присутствия Тоза или подмоги. Хриплый крик изнутри шебанга велел гехримитам ввести его. Обезоружив, его пропихнули через вход в прихожую, и он растерянно заморгал, привыкая к полутьме. Нилок Яррум раскинулся посреди шатра на резном стуле из дерева и кости, он тянул темное пиво из оправленного в серебро рога. Баландир сидел слева от него, Вран — справа, Дариен Гримардский и Имрат Вистрийский — чуть дальше за столом. Воздух был тяжелым от дыма и пролитого пива, оставшиеся без присмотра факелы чадили, наполняя покой скорее тенью, чем светом, во взгляде покрасневших глаз, вперившихся в Борса, чувствовалось действие грибов, наполнявших резную деревянную чашу посреди стола.
— Оставьте нас, — приказал Нилок, знаком веля Дьюану и его людям выйти из шатра.
Борс ощутил, как холодный пот сбегает по его позвоночнику, страх крепкими пальцами вцепился в желудок, вызывая желание помочиться. Он сопротивлялся ему как мог, сомкнув колени, порывавшиеся задрожать. А хеф-Улан жег его взглядом, словно просматривая в его теле очертания орла.
— Значит, ты решил взять моего коня, — голос Нилока звучал хрипло из-за воздействия пива и грибов, слова раздавались невнятно. — Ты посмел взять моего коня.
Борс открыл пересохший рот, чтобы возразить, чтобы объяснить, но Нилок в нетерпении дернул рукой, и пиво разлилось по столу. И Борс решил, что разумнее всего молчать.
— Воин, — сообщил Нилок Уланам. — Ничтожный воин украл коня хеф-Улана. Какое наказание он заслужил?
— Орла, — сказал Вран так поспешно, что Борс, несмотря на страх, вспомнил, как ят смотрел на Сулью. — Не меньше.
Баландир нетерпеливо крякнул, потянувшись через стол, выудил из чаши гриб и, шумно жуя, промямлил:
— Мы прикончим его, если ты желаешь, но давай сделаем это побыстрее.
— Ага, — мрачно сказал Имрат, чем-то раздосадованный и утративший терпение. — Мой народ начал волноваться.
— И мой, — добавил Дариен, ударив для выразительности кулаком по столешнице. — Орда собралась, Яррум. Пора выступать, не задерживаясь из-за всяких мелочей.
— Кража моего коня не мелочь, Гримард, — сердито огрызнулся Нилок, попытавшись выпрямиться. — Я хеф-Улан Орды. Как я поведу Орду без коня?
Дариен обратил к Нилоку лицо, пылающее от ярости и действия грибов, его правая рука упала на рукоять кинжала, и на миг Борсу показалось, что тот набросится на хеф-Улана, но он вновь овладел собой и пробормотал:
— Во имя Ашара! Мы что, будем сидеть в этой долине, пока нас не застигнет зима? Я привел к тебе мой народ, чтобы мы получили нашу долю, войдя в Великий Союз, а не ради пререканий из-за какого-то конокрада. Убить его, и все дела.
Борс вытаращился на них в изумлении, между тем Баландир тяжело облокотился на стол и сказал:
— Братья, пристало ли нам ссориться друг с другом? Или мы будем драться, когда Королевства ждут наших клинков? Давайте покончим с этим, и скорее в поход.
— Как мы можем выйти в поход, если ждем Посланца? — прорычал Нилок, и Борс окончательно перестал понимать, что здесь творится. Хеф-Улан опять повернул к нему свое бородатое лицо:
— Ты, его человек, говори!
— Что говорить, хеф-Улан? — запинаясь, выдавил Борс. — Я не понимаю.
— Кровь Ашара! — проорал Нилок, изо рта показались лохмотья недожеванных грибов, они вывалились из слюнявых губ и запутались в бороде. — Говори, почему украл моего коня!
— Я… — Борс запнулся. — Я его не крал. А…
— Значит, ты спросил моего дозволения? — прогремел Нилок с красными бешеными глазами.
Борс покачал головой, затем с усилием и не переводя дух, выпалил пересохшим ртом слова, которые, как он надеялся, охладят гнев предводителя Орлы и предотвратят кровавый исход. — Я сделал то, что велел мне Посланец, хеф-Улан. Не более. Он так приказал!..
Тут Борс замолк. Его охватил еще пущий страх при воспоминании о словах Тоза: «Ты никому об этом не скажешь».
— Ну? — раздраженно произнес Нилок.
Борс облизал губы, перенося взгляд с одного лица на другое и нигде не встречая ни сочувствия, ни надежды. Все это было выше его понимания: он исполнил то, чего потребовал Тоз, а теперь его обвиняют в краже коня хеф-Улана, и он ничего не может объяснить, не грозя вызвать гнев колдуна. С мгновение он думал, что лучше бы отступник, преследовавший его, всадил стрелу меж лопаток — так помирать все-таки было бы легче. Наконец ему удалось промямлить:
— Посланец даст тебе объяснение, хеф-Улан.
— Посланец, — сообщил ему Нилок тяжеловесно и недобро, — скрывается у себя в жилище с самой ночи совета. Он никого не принимает. Посланец не откликается на мои просьбы вести нас. Посланец явно не расположен ничего объяснять, и я обращаюсь к тебе: объясни мне, что происходит.
У Борса словно разверзлась под ногами земля. Открылась бездна, в которой плясало яркое пламя Ашара. Его словно окутало жаром, пот лился по груди и спине, стекал с волос на бороду. Стало очень трудно дальше удерживать мочу. Он обреченно покачал головой и в отчаянии провел ладонью по лицу.
— Я сделал только то, что мне было велено, — пробормотал он.
— А я это знаю только с твоих слов, — прорычал Нилок. — Почему ты увел коня?
Борс чуть не выдал причину, но страх перед Тозом по-прежнему пересиливал страх перед хеф-Уланом. Поцелуй Посланца казался куда хуже кровавого орла, поэтому Борс только и сказал:
— Так мне велели, хеф-Улан.
— Убей его, — вмешался Вран. — Посланцу он служит или нет, говорю тебе, его надо убить.
Борс бросил на Врана ядовитый взгляд и в отчаянии предложил:
— Вы можете сообщить Посланцу о моем возвращении? Наверное, тогда он что-то скажет.
— После того, как отказался слушать меня? — проскрежетал Нилок. — Высоко ты себя ставишь, воин.
— Нет, господин, — ответил Борс, обретя от безумного ужаса невиданное красноречие. — Ты хеф-Улан Орды, никто из людей не выше тебя. Я червь. Я ничто. Я делаю только то, что мне велят. И я следовал приказам Посланца…
Он умолк. Хеф-Улан откинулся на стуле, вытирая с губ влажные куски грибов, темные глаза не сходили с лица воина. Новая волна страха разлилась по всему телу Борса, и он обнаружил, что мысли внезапно стали ясными. Он понял, что случилась какая-то невероятная ошибка, что он еще не видел Нилока Яррума таким злым и растерянным, ибо в его полыхающих глазах угадывалось нечто больше, чем ярость. Там было сомнение. Борс быстро окинул взглядом лица остальных, ища какой-нибудь зацепки. Вран выглядел просто злобным, но Дариен с Имратом хмурились, как если бы в них шла внутренняя борьба, а Баландир взирал на Борса с открытым любопытством.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61