— Совсем отощал, бедолага.В четыре глотки мы принялись за еду. Когда уже была изничтожена первая подача, кентавр, сыто рыгнув, вдруг вспомнил, что чего-то, точнее, кого-то не «-хватает.— Парни, а где наша принцесса? Получив молчаливый жующийся ответ, он жестом подозвал к себе трактирщика.— Хозяин, а где девушка, что была с нами?— Милостивый государь, девица потребовала к себе еще одну служанку. Право слово, я только могу догадываться о том, чем они там втроем занимаются и когда она соизволит выйти.— Хорошо, хорошо, — махнув рукой, отпустил его кентавр и тут же замер с веточкой укропа во рту.Мы оглянулись.И почему мне захотелось сразу же встать? Не знаю…По лестнице в зал снисходила богиня, с виду чем-то похожая на ту зашуганную девчонку, что не открывала рта последние две недели.Распущенные ярко-рыжие волосы струились по обнаженным плечам, подчеркивая тонкую лебединую шею. Глубокий вырез нежно-голубого бархатного платья дразнил двумя холмиками молочно-белого цвета, чуть-чуть — но как значительно! — выглядывающими наружу. Само платье было такое узкое, что казалось, будто бывшая наследница Вильсхолла вот-вот выскочит из него. И все это довершал длинный шлейф, струившийся за королевной, вкупе с походкой, которой могла позавидовать самая благородная породистая кошечка.Богиня величаво прошествовала к нам и грациозно села на предложенное кресло.— Прошу садиться, господа…Кто как, а я просто рухнул! Рука сразу потянулась к ближайшему кувшину, так как во рту у меня просто пересохло.Гном укоризненно ткнул меня локтем, правда, не очень понятно, что он конкретно имел в виду, поэтому я налил и ему. Дож вздохнул и снова встал.— Позвольте выразить свое восхищение, сударыня, ибо ваше присутствие делает волшебным этот вечер и это место. Вы оказали нам честь, соизволив согласиться отужинать с нами, и… и… ибо… — В первый раз за время нашего знакомства гном, пройдоха, матерщинник и законченный циник, залился краской.На помощь Дырявому Мешку пришел кентавр:— Мой друг, сударыня, хочет сказать, что ваша красота и ваше величие, благородство, грация, фасон и… — И он тоже замер, поняв, что сморозил чего-то не то.— Настолько поразили наше сознание, — вскочил Куп, — что все слова в подлунной стороне этого мира просто не могут выразить восхищения, поселившегося в наших сердцах!Волна вина докатилась до моего желудка и эхом отозвалась в голове, требуя срочного повторения.— Выпьем! — поднялся я следом за товарищами.— Ваше здоровье! — хором подтвердили остальные, дружно подняв стаканы.— И когда у нас кончились стрелы, Куп схватил первое, что попалось под руку, а это было не что иное, как ослиная челюсть, и в одиночку атаковал ненавистных фелистов — вел светскую беседу Дио. — О, сударыня, мой друг способен на многое!— Как сейчас помню, у меня три туза и две восьмерки. Ну, думаю, все — банк у меня в кармане. Но кто знал, что у этого деятеля на руках полный стрит!— Я вообще-то тролль, мало пьющий, но Оз с Дуди и Крохом буквально силком вливали и вливали в меня это пойло. Они утверждали, что старик Архи учил их проводить операции по удалению зубов при полной отключке больного. А так как ни один деревянный молоточек не выдержал моего черепа, то меня было решено просто упоить…— А я всегда утверждал и утверждаю, что главное не в том, следуешь ли ты правилам стихосложения. То есть, по-моему мнению, не обязательно соблюдать правила, рифмы, размер стиха. Главное, я считаю, чтобы строки шли от души, пелись сердцем, даже если на сторонний взгляд они слышатся как полная чушь, бред! Повторяю, главное — это душа строк, поющихся сердцем. Вот, например, — и эльф заголосил, завыл, запричитал, подкатывая кверху глаза:Я искал корабли, что уносят закат к краю земли, где безумствует ад.Я прощенья просил у своих берегов, вижу: парус спускается из облаков.Я вернулся в луга, я умылся росой, слышу: шепот травы напевает покойЯ уснул, и в траве, что периной была, видел вновь корабли, что уносят закат…Наши нормальные застольные разговоры смолкли, я, гном и кентавр удивленно уставились на Купа.— Глобально, — выдохнул Дио, поглядывая на теребящую скатерть задумавшуюся Винетту.— Нормально! — высунулся Дож. — Вечная эльфийская тема: исход в лучшие земли, корабли, приходящие за очередной партией эмигрантов раз в пятьдесят лет. Нет! По мне, существуют только два вида поэзии. Та, которая поется за лихим столом, и та, от которой радуется сердце и смеется душа, ибо нет ничего лучше в длинной дороге, как добрая шутка или хорошая история!По дороге, где звенят октавы, где туман засыпал все ручьи, я иду практически не пьяный с босоногой кошкой на груди, — не то запел, не то начал рассказывать собственную историю хриплым голосом Дырявый Мешок. Мысленно я взмолился всем богам, чтобы мой товарищ поскорей заканчивал свою сагу. Или я оглохну! Поэтому моя душа возрадовалась, когда гном после еще трех куплетов примерно такой же лабуды начал заканчивать свою бесконечную бродяжную повесть:Снова в путь — опять зовут октавы, лес, дорога, сердце не щемит!Воздух ну такой сегодня пьяный, я б ежа зацеловал до дыр!— Ух, — выдохнул я наконец. — Дож, ты меня, конечно, извини, я не знаток в этой вашей поэзии, но, по-моему…— Я понял тебя, мой друг, — прервал меня на полуслове гном. — И ты знаешь, я даже с тобой согласен. Данный пример не очень удачен. Да, где-то это может быть и смешно, занятно, но есть и лучшие образчики!— Не надо… — взмолился было Дио, вытряхивая из головы ошметки строк и хмеля.Маркиза, мне приснились ваши зубы, они сверкали легкой желтизной.Я их сачком выуживал из лужи, когда вы смачно чмокнулись со мной!Последняя строчка потонула в дружном хохоте.— Извини, друг гном, — вытер слезу кентавр, — я не знаю, кто автор этого четверостишия, но должен заявить сразу: здесь присутствует плагиат!— И где же это? — возмутился Дож.— А в самой первой строчке! Но если эта вещица более-менее народная, то я не вижу здесь ничего страшного. Ведь все повторяется в этом мире. Музыка и та — сплошь повторы, а оно и неудивительно, ведь в этом мире всего-навсего семь нот!— Ты просто завидуешь! Уж твой-то народ не способен и на подобные перлы!— Слава Небесной Вершине, согласен. Мой народ больше обращает внимание на смысл, пусть даже и скрытый, чувство, с которым написаны те или иные строки. — Кентавр, прищурившись, почесал подбородок. — Хотя, если пошел такой поэтический вечер, извольте!Дио, утерев морду салфеткой, встал (целый вечер он из-за своего роста и устройства сидел на согнутых копытах) и размеренно, с выражением начал:Откройте свет, впустите воздух, мое дыханье требует тепла, а здесь знобит и сводит сердце холодДо рвоты вен, до выброса огня…Я вижу сон: впиваются в глаз иглы, в «железной деве» бесится рука, и лучший враг — заклятый друг до гроба мне говорит: мир любит привкус зла!Мне показалось, что тишина оглохла и те слова, что не торопясь, ритмично выговаривал Дио, режут мне голову, душу, как лезвие клинка.В дыму эртсго Эртсго — слабый курительный наркотик.

рождается забвенье, и духи Тени открывают дверь, и стены, тая, разрывают вены…О, дайте мне вздохнуть в последний день!Горит звезда над полусонной ночью, и бьют часы в той башне из стекла, где Князь Войны и Королева Солнца и чей-то крик: мир любит привкус зла!Холодный ветер, как ночная птица, рисует в небе новые следы, по ним пройдет в аорту колесница, и тело выгнется в агонии звезды.Откройте дверь! Я выйду в это небо, и пусть меня окутает зола!Я снова здесь, среди убивших время, среди миров, что любят привкус зла!— М-да… — после долгой паузы вымолвил Дырявый Мешок, — не знаю, кому как, а по мне это действительно круто! А тебе как, Лукка?— Не знаю, не знаю… — Я просто еще не отошел.— Как это «не знаю»? Что ты почувствовал, услышав эти стихи?— Коль так, то я не разбираюсь в стихах и сагах. Еда, напитки, оружие — здесь я вам скажу что угодно, потому как разбираюсь в этом! А тут… То, что здесь напел Дож, веселит душу, заставляет улыбнуться. То, что прочел Дио, заставило меня задуматься и внутренне затрепетать. А стихи эльфа?.. Я загрустил, вспомнил. Вечную Долину, и в моем сердце появилась тоска по дому, по родне, появилось стремление к чему-то такому, что могло бы сделать меня лучше, что ли… Я не знаю, как это правильней сказать… Скажу так: по-моему, эта ваша поэзия такой быть и должна! — Я налил себе пива.— Ну что же, господа, — мило улыбнулась Винетта, — вот и разрешился ваш спор. Право слово, даже можно подвести некий итог! Каждый стиль в поэзии хорош по-своему… — Мы дружно улыбнулись. — Но, по мнению нейтрального слушателя, — она указала на меня, — победил наш эльф, МалЙавиэУиал. И я желаю вручить ему приз: право на еще одно стихотворное произведение, к которым он питает такую слабость!— Извольте, госпожа, — с поклоном встал эльф.— Куп, будь добр, расскажи то, мое любимое! — осклабился Дио,— И, кстати, любимое стихотворение моей младшей сестренки. Итак…О, этот запах, аромат тепла, который медом выдыхают стены, весь мир кружится пред глазами, когда вдыхаешь этот яд, и ангелы томятся в искушенье.О мой венок, из ста прекрасных роз, который лег на потную тонзуру!Прости меня, творенье Света, за то, что сбыл тебя ему — ему, слуге, забывшему о Вере.Я слышу гонг — опять стучат в врата: ко мне пришли отцы на кружку пива.Но их мутит от вкуса дыма, в дурмане бродит разум их, и враг в венке разводит ночь в камине.Не знаю я, за что такая блажь?Ведь я один: лишь тишина и книги!И только ветер по ущелью заглянет в окна невзначай и друг в сутане шепчет отреченье!Среди вершин, ломающих хрусталь, чья синева раскинулась над нами, стоит один, как Вечный Странник, на полпути в прекрасный Ад… мой замок… на крови… с крыльцом из стали…У меня кружилась голова, не то от услышанного, не то от вина и пива, хотя и выпил вроде немного. Эльф еще раз поклонился присутствующим и сел на свое место. Все молчали.— Спасибо, друг, — проснулся Дио, — огромное спасибо.— Присоединяюсь к тебе, благородный кентавр, — тихо, но отчетливо произнесла Винетта, бросая на Купа такой взгляд. — Благодарю вас за прекрасный вечер, господа. Если вы разрешите, я немного прогуляюсь перед сном. Ведь завтра нам предстоит тяжелая дорога, а у меня немного кружится голова. С вашего позволения… — Она привстала, мы дружно вытянулись в ответ.Как только Винетта, накинув на плечи душегрейку, пересекла зал к выходу, Куп также изъявил желание подышать свежим воздухом.— Так, на всякий случай, а то мало ли что… — И, подхватив под мышку свой меч, поспешил следом.— Конечно, конечно, — усмехнулся в бороду Дио, провожая товарища глазами. — Мало ли… что… — Осушив кружку красного, он повернулся к гному: — Я уже говорил, что мой друг способен на многое?Поутру, спустившись вниз, я застал гнома, ждущего хозяина.— Нет, ну где эта каналья?! Нам нужно торопиться, всего три дня осталось, дорога каждая минута, а этот… О, доброе утро любезный трактирщик! Мы уезжаем, и нам хотелось бы расплатиться!— Конечно, господин гном, — заспанный хозяин зашел за свою стойку. — Так! Ужин на семерых, три комнаты, корм для лошадей, ванны, служанки… Угу!— Сколько? — полез в пояс гном.— Одну секунду, — трактирщик проснулся окончательно, — позвольте один вопрос?— Ну? — нахмурился карлик.— Как ваше имя, сударь?— Ого! А что, нынче расплачиваются еще по имени?— И все-таки?— Ну, меня зовут Дож по прозвищу Дырявый Мешок! Что дальше?Трактирщик порылся в каких-то бумагах у себя за стойкой.— Все в порядке, сударь. Прошу принять сдачу.— Чего? — отвисла у гнома челюсть.— Все оплачено, сударь. Пожалуйста, примите сдачу, и очень надеюсь увидеть вас в нашей гостинице снова. Для вас в нашем заведении всегда найдется то, что вы пожелаете. Со скидкой десять процентов.— Лукка, — прохрипел гном, — ты что-нибудь понимаешь?— Нет, — качнул я головой. — Но, может быть, наш хозяин прояснит ситуацию?— Милостивый государь, — начал трактирщик, — буквально за день-два до вашего приезда сюда явилась некая личность, которая интересовалась вашей персоной. И, узнав, что вы наш постоянный клиент, (а вас, сударь, я вижу здесь не в первый раз!), так вот, этот господин оставил мне некоторую сумму для вас. Как он сказал, это был «долг чести».— — Так что же ты сразу мне ее не отдал?— Ваш должник сразу же предупредил меня, что отдать деньги я должен вам только тогда, когда вы будете уезжать. Как он сказал: «Я знаю аппетит размах этого гнома», — вот и все.— Похоже, этот малый тебя действительно знает! — пихнул я локтем в бок коротышку. — И очень хорошо тебя знает, а, Дож?Гном, взгромоздясь на высокий «для народов малых» табурет, лег животом на край стойки и подпер рукой голову.— И как же зовут уже любимого мной моего дорогого должника? — проникновенно вопросил Дырявый Мешок, сгребая к себе довольно увесистый мешочек, звякнувший металлом.— Право слово, господин гном, он не соизволил представиться, — развел руками хозяин.— Хорошо, а как он выглядел?— Ростом будет с вашего друга, но не такой широкий в плечах, хотя и громила, — трактирщик указал на меня, — волосы длинные, черные, носит пучком на затылке, левый глаз закрыт тряпкой…— На морде куча шрамов, голос сиплый, сам по-лучеловек-полуорк, — по наитию закончил я за него.— Да… — удивился хозяин, — так оно и есть, а вы, выходит, знаете его?— Виделись однажды… — Я с интересом разглядывал враз смутившегося гнома. — Пойдем, друг, вещи собирать надо.Дож покорно сполз на пол и пошел в комнаты. Я обернулся к трактирщику:— Меня зовут Лукка. Лукка, по прозвищу Висельник. Мне этот господин ничего не передавал? Мужик удивленно вытаращил глаза:— Это вы и есть? Но он сказал, что вы тролль!— Так оно и есть. Я из Вечной Долины. Из племени людей-троллей. Итак?— Он велел передать следующее: «В любое время и в любом месте».— Я и не думал, Дож, что у тебя есть связи с разбойниками.— Лукка, честное слово, не подумай плохого. Просто я попался к нему в руки в одном трактире. Оказывается, он уже слышал обо мне и о том, чем я занимаюсь. Так сказать, о моем основном ремесле.— Да? Тогда, может, объяснишь заодно и мне, чем же ты занимаешься?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43