впрочем, и сама Аойда наслаждалась их вкусом таким же образом.Вспомнить, как они потом оказались в постели, Аойда так и не смогла.Полдень был ярким и солнечным, но солнце в замке казалось нежным и ласковым, а не жгучим, как в окружающей его пустыне. Аойда проснулась раньше мужа и около часа сидела в мягком кресле на широкой веранде, куда, словно угадав ее мысли, безмолвная служанка вынесла столик с легким завтраком.Парк на первый взгляд был чудесен, но что-то в нем было не так, чего-то все-таки не хватало в его искусственном великолепии, так что Аойде вскорости надоело смотреть, и она подозвала одну из прислужниц и попыталась разговорить ее, задавая вопросы. Девушка, однако, не произнесла ни слова; улыбаясь заученной улыбкой, вместо ответов она чуть качала головой и, кажется, не смела произнести хотя бы один звук.— Тебе запрещено говорить? — прямо спросила ее Аойда. Девушка чуть склонила голову, подтверждая.— Но я разрешаю тебе!Девушка, однако, была непреклонна, и Аойда поняла, что, по ее мнению, гостья не была вольна распоряжаться прислугой до такой степени.Из спальни донесся голос Абраксаса.Аойда немедленно встала и пошла к нему. Абраксас полулежал в постели в окружении прислужниц, облаченных в весьма легкомысленные одеяния, подававших своему повелителю завтрак прямо в постель.Аойдачуть сдвинула брови. Абраксас рассмеялся, видя неудовольствие жены, и велел девушкам оставить его с женой одних. Служанки немедленно исчезли. Аойда подошла к кровати и села на краешек.— Здесь просто райское место, — заметил Абраксас. Аойда повела взглядом вокруг, села ближе к мужу и сказала очень тихо, но внятно:— Здесь еще страшнее, чем в пустыне.— Ты просто сердишься на меня, — свободно ответил Абраксас, поднимая с подноса гроздь винограда. — Но ведь эти девушки обычные прислужницы. Если бы ты дождалась меня, то нас угощали бы обоих…— Нет, — помотала головой Аойда. — Я не об этом. Абраксас улыбнулся, но глаза его посмотрели на нее серьезно и тревожно.— О чем же? — спросил он одними губами.— Не знаю, — прошептала Аойда. — Я… я словно кожей чувствую какое-то напряжение. В пустыне было не так. Там мы уставали до того, что бояться просто не оставалось сил. А сейчас… — Она не находила слов, чтобы объяснить.— Что тебе снилось сегодня? — спросил он обычным голосом.— Сад, ручьи, фонтаны, дождь, — сказала Аойда. — И среди зелени мелькали тигры и смотрели на меня недобрыми глазами.— Здесь могут водиться тигры? — снова усмехнулся Абраксас.Однако и он не был так спокоен, как хотел казаться. Он теперь не ощущал той силы, которая влекла его сюда, потому и чувствовал себя так легко и свободно, словно, добравшись до замка, он сбросил с себя тяжкий груз этой силы. И все же… Все же где-то внутри него не проходило ощущение, что не все еще окончено, что груз хоть и сброшен, но он от него не избавился, что скоро его снова позовут.Встряхнув головой, чтобы избавиться от неприятного ощущения, Абраксас привлек к себе покорную жену и нежно обнял ее.Это произошло, когда Абраксас и Аойда сидели за завтраком, и юные прислужницы вились вокруг них. угадывая малейшее желание.В распахнутое окно вдруг впорхнула большая птица и, плавно облетев под высокими сводами всю комнату, села на высокую спинку стоящего напротив Абраксаса стула.Это был сокол. В клюве гордая птица держала небольшой конверт, перевязанный тесьмой и запечатанный большой красной сургучной печатью. После легкого замешательства Аойда взяла из клюва птицы конверт и протянула мужу. Тот глянул на печать с изображением сокола, символа родов Тевиров и Ахеа, и, поддев ее подвернувшимся под руку фруктовым ножиком, вскрыл конверт.Там было только два слова: «Жду тебя».Абраксас положил письмо на стол, взял салфетку, промокнул губы и нервно швырнул ее себе под ноги.Свершилось…Аойда тревожно посмотрела на мужа и хотела встать, но он остановил ее властным жестом и сказал чужим голосом:— Оставайся! Это приглашение для меня одного.Прислужницы, как всегда угадав желание господина, принесли ему камзол, помогли одеться, повертелись вокруг, поправляя кружева на воротнике и манжетах. Абраксас поправил в ножнах свою шпагу, порывистым движением нахлобучил шляпу и, отмахнувшись от служанок, посмотрел на птицу:— Ну?Сокол искоса поглядел на него темным глазом.— Веди! — потребовал Абраксас.Сокол, словно поняв, снялся со своего насеста и, сделав круг по комнате, вылетел в распахнувшиеся двери.Абраксас, мельком оглянувшись на смотревшую на него со смешанной во взгляде болью и жалостью жену, вышел, так и не произнеся ни единого слова.Сокол, кружась вокруг него, то обгоняя, то отставая, вел его коридорами; двери сами гостеприимно распахивались на их пути. Они привели его в другое крыло замка, где последнюю дверь открыла перед ним склонившаяся в глубоком поклоне служанка.Абраксас вошел в роскошно убранный зал. Ему показалось сначала, что в зале никого нет, но потом из кресла, стоящего в глубине зала у широкого окна, донесся смешок.Абраксас шагнул туда и, подойдя, увидел сухонького сморщенного старичка, утонувшего в многочисленных подушках; сокол сидел на спинке его кресла.— Пришел, — с довольным смешком проговорил старичок. — Долго же мне пришлось тебя дожидаться…Абраксас всмотрелся в морщинистое лицо старичка. Что-то в нем было неуловимо знакомое, казалось, что где-то он его уже видел; и видел неоднократно. Но в то же время Абраксас мог поклясться, что никогда не встречал этого человека.Если старичок был простым человеком.— Что так смотришь, сынок? — спросил старичок. — Узнать не можешь? Неужто кровь тебе ничего не подсказывает?— Нет, не подсказывает, — подтвердил Абраксас. Он огляделся и, пододвинув поближе стул, сел на него. — С кем имею честь?— Предок я твой, — сказал старичок, усмехаясь. — Аха-колдун. Слыхал?— Слыхал, — спокойно сказал Абраксас. — Только… Люди ведь столько не живут. Или ты бессмертный?— Увы, нет, — признался Аха. — Иначе не стал бы беспокоить тебя, не тащил бы сюда за столько миль, не тревожил бы Книгу. — Он кашлянул и добавил: — Наследник мне нужен, вот я и выбрал тебя. — И, посмеиваясь, колдун принялся расписывать, какую жизнь ведет здесь.Райская, по его словам, получается жизнь — сам, по собственному вкусу устраивал. К его услугам десятки невольников и не только служаночки, но тех ему, Абраксасу, видеть пока рано, так что — надо признаться — слухи о том, что он ворует детей, имеют под собой кое-какие основания.— Хороши служаночки-то, верно? Небось распробовал уже? — дребезжал старичок, масляно сверкая глазками. — А ты зачем-то с собой мунитайскую княжну привел. Неужто она слаще?— Это моя жена, — мрачно проговорил Абраксас.— Это все проклятый Арканастр! — недовольно пробурчал старик. — Вечно он лезет не в свое дело, когда его не просишь! Выскочка! Неуч! Да никакой он не маг! Куда ему против меня! — Аха самодовольно ухмыльнулся. — Маг из него, как из меня сочинитель книжекИ вдруг откуда-то сбоку раздался голос:— Ах ты, старый сморчок! Ах, прыщ ты гнойный!Абраксас невольно вздрогнул и оглянулся. В одном из кресел, уставленных вдоль стола, сидел кто-то смутно знакомый, кто-то, кого он видел когда-то давно, кто-то, с кем он говорил. Это был высокий грузный старик, не плюгавый и немощный, как Аха, хотя, наверное, такой же старый — а может, и еще старше, — а мощный и сильный, сразу видно. Точнее сказать, он не сидел в кресле, а нависал над столом, уперев в него свои огромные кулаки, словно грозный судья, выносящий неминуемый приговор. И говорил как судья — не громко, но веско и грозно. Эхо услужливо разносило его слова по залу.— Как ты смеешь рассуждать о том, в чем не смыслишь вот ни на столько! — Его кулак оторвался от столешницы. — Ты, бездарь, питающаяся падалью древней магии. Ты сам — сам! — сотворил хоть одно заклинание? Это ты, — кончик длинного костистого пальца устремился в лицо Ахи, — ты без своей Книги смог сотворить что-то? Я не говорю плохое, хорошее, ли — просто хоть что-то? Своими руками, своей головой?! И это в мире, где все пропитано магией так, что любая кривляющаяся макака, дай ей возможность говорить, натворит столько чудес, что никакому Мерлину не приснится!.. Ну, отвечай! — грозно взревел старик и замолчал ожидая.Аха, который при виде своего, видимо, вечного врага покраснел так, что, казалось, вот-вот лопнет или помрет от удара, и, пока тот говорил, только открывал и закрывал рот, как вынутая из воды рыба, издал какой-то хрип и заорал верещащим голосом:— Я! Да я создал все, — он обвел дрожащей лапкой вокруг, — все вот это! Этот замок, этот зал, этот рай земной! Когда я пришел сюда, здесь ничего не было вовсе! Песок и песок!— И Книга, — резко напомнил мудрец Арканастр, потому что это был несомненно он.— Да, Книга! — взвизгнул Аха. — Она лежала прямо на земле. Она ждала меня. Меня, а не кого-то еще! Потому что она позвала меня! Потому…— Потому, — резко оборвал его Арканастр, — что в твоих тощих жилках течет разбавленная водичка от крови тех, кто создал ее, кто собрал в ней все, кто хотел этим спасти этот проклятый с момента его создания мир, исправить его. А ты да предшественнички твои, такие же скудокровные и скудоумные наследники забытых идей, только и смогли, что строить себе дворцы, воровать девиц для услаждения своих страстишек да для собственного удовольствия просматривать картинки-миражи. Вы даже не удосуживались толком разобраться, что там, за этими картинками кроется, для чего они? Дикари! — воскликнул он. — Самодовольные, эгоистичные дикари, мастурбирующие с помощью сверхсовременного компьютера! Вам в руки попало знание, умение — а вы натворили из них королевских печатей, чтобы колоть ими для себя орехи! Даже Книга не выдержала! Вы вашими душонками опошлили ее, низвели до состояния жалкого паразита, питающегося вашими страстишками, потакающего вашим мелким желаниям. Потому что она не может жить одна, ей необходимо быть нужной! Нужной вам, нужной всем! Чтобы помочь вам всем стать хоть чуточку лучше. А вышло все с точностью До наоборот! Такую песню испортили, сволочи!— Как! — вскричал, потрясая тощими ручками, Аха. Абраксасу показалось, что он страшно напуган. — Как ты, ничтожный чудак, пришелец, можешь так говорить о великой Книге!!! Боги подарили ее нам, и не тебе, чужаку, рассуждать об этом! Ты просто завидуешь мне! — заорал Аха ядовито. — Завидуешь! И всегда завидовал. С тех самых пор, когда впервые пришел ко мне со своими жалкими разговорами. — Аха пренебрежительно передразнил: — «Счастья, счастья для всех, даром. .И чтобы никто не ушел обиженным»! — Он попробовал саркастически засмеяться, но только как-то глупо хмыкнул. Арканастр нахмурился и поморщил лицо.— Не фыркай, — только и буркнул он, — сопля вылетит. Кажется, Аха сумел задеть какие-то струны в его душе. И тот тоже почувствовал это и принялся добивать:— И чего ты добился с тех пор? Чего? Я построил для себя это счастье. Даром! И Книга мне в этом помогла. Мне, а не тебе! Так кто же из нас прав?— Да не завидую я тебе, идиот. Больно мне за вас. А ты мне тогда показался приличным парнем. — Старик не глядя ткнул пальцем в сторону Абраксаса. — Как вот он.— Его не трожь! — Аха чуть не подпрыгнул в кресле, так что пледы и одеяла посыпались с него. — Ты уже пробовал испортить жизнь мне. Пробовал и его остановить — и что? Вот он здесь, и я передам Книгу ему! Он будет продолжать мое дело.— Какое дело? — горько усмехнулся мудрец. — Ты ни разу не задумывался, почему каждый раз Книгу находят вот как ты — на голом песке? Не задумывался?— Я передам ее ему в руки! — взвился Аха. — И с него начнется возрождение нашего рода, рода владык Книги!— Ну это если он того захочет. — Арканастр вдруг посмотрел на Абраксаса. — Ты сам-то у него спрашивал?— Он не глупец, чтобы отказаться от своего счастья! — торжественно провозгласил Аха. Он тоже смотрел на Абраксаса.— Что-то я не слышу в твоем голосе уверенности. Не научился, значит, читать будущее? Я же говорю, только в игрушки тебе играть. Как ты был тогда сопляком, так им и остался. Так им и помрешь… Не желаю я с тобой больше разговаривать, тратить на тебя цветы своей селезенки, — сказал вдруг Арканастр другим тоном — спокойно и холодно. — Оставайся и подыхай! Наконец-то недолго тебе осталось.Он оторвал от стола кулаки и, не отшвырнув, а просто чуть задев громоздкое кресло, которое, однако, отлетело в сторону так, будто оно было из воздуха, пошел к двери, которая как-то испуганно распахнулась пред ним, а когда он вышел, захлопнулась так, что все вздрогнуло, а с потолка что-то просыпалось.— Я еще тебя переживу, неудачник! Ну и иди отсюда! Пошел ты… — заорал вслед ему Аха надтреснутым голоском. Арканастр даже не обернулся на его выкрик, хотя адрес, указанный в последней фразе, был явным грубым, площадным оскорблением — это Абраксас понял скорее по выражению, потому что слов таких он не знал. Спина мудреца, пока он шел по залу, выражала даже не презрение — она ничего не выражала, будто сзади ничего и не было.Аха же еще долго и непонятно ругался в запертую дверь, пока голос его не сошел на нет, на какое-то бормотание и наконец не затих вовсе.…Абраксас слушал без видимого проявления эмоций, просто сидел на своем стуле, прикрыв глаза. Все это его не касалось. Эти двое, кем бы они ни были, решали за него его судьбу? Пусть. Это были их, колдунов, внутренние разборки, которые его, простого смертного, не касались. Или касались, но он-то этого не хотел. Он для себя уже все решил…Когда наконец все затихло, Абраксас открыл глаза и увидел, что Аха смотрит на него. Выглядел он еще более постаревшим, чем каких-нибудь полчаса назад.— Знаю, знаю. Все знаю про тебя, — заговорил колдун так, словно ничего не было, словно никто здесь не появлялся, словно он продолжает прерванный разговор. — А тот малый, что пришел с вами? — продолжал колдун. — Скажешь, и он тебе тоже какой-нибудь родственник?Абраксас не удивился. Он пожал плечами.— Я его с собой не звал.— Забавный он малый, — заметил Аха и даже захихикал. — Шустрый такой. Он тут ко мне уже заглядывал. Чем-то ты его сильно обидел, сынок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69