https://wodolei.ru/brands/marmo-bagno/
Но и тут Аурия умудрилась все испортить, спросив:
— А что, карренская девушка переехала к братьям? Или она здесь, на борту? — но прежде, чем Эйрар успел открыть рот для ответа, продолжала неостановимо трещать: — Ты знаешь, сестренка, киска моя, все же мне трудно тебя порицать из-за Стенофона. Хоть и учат нас Сыны Колодца не делать различий между народами нашей Империи, признаться, уроженцы Двенадцати Городов нередко вгоняют меня в дрожь. Ты помнишь Коралис из Стелии, баронскую дочь, и ее мужа-филедийца, что держал ее взаперти в своем старом замке, полном мышей, покуда она вконец не поблекла и не поглупела? Хотя частью она и сама виновата, нечего было флиртовать с тем юным черноволосым пажом из…
«Без сомнения, — думалось Эйрару, — она полагает, что держится снисходительно и любезно…» Он поднялся с поклоном:
— Доброй ночи и приятных сновидений, ваши высочества.
Аргира выпростала руку из-под одеяла и протянула ему.
Выйдя на палубу, он увидел, что погода снова переменилась: снег перестал, было совсем тихо и холодно. В разрывах туч проглядывали звезды… «Весьма подходящая ночь для размышлений и мудрой, неспешной беседы с другом, — сказал он себе. — Но друга у меня нет, да и говорить ни с кем неохота…» Ему казалось, все чувства в нем выгорели дотла, унесенные тем же огнем, что поглотил Ос Эригу; мысли его снова и снова возвращались к утраченному, словно слепая лошадь, вертящая мельничный жернов.
Он забрался в постель, но отдохнуть так и не удалось. То Микалегон, то Эвадне, то Аурия, чудовищно искаженные, вставали перед его внутренним оком, а те, кого он любил, не появлялись. А потом топот ног над головой возвестил наступление утра.
Утро занялось ясное и донельзя студеное, зато с суши тянул бриз, достаточно сильный, чтобы сдвинуть парусники с места. В этот день они одолели немалое расстояние, причем рыбаки не переставали удивляться странным мореходным приемам карренцев, управлявших галерой. Галера то и дело убегала далеко в море, распустив парус и подставив ветру корму, затем парус прятался, появлялись весла — и она возвращалась к берегу, двигаясь галсами, точно краб.
Весь день они шли вдоль гористого берега Норби, заросшего темнохвойными еловыми лесами; пятна нерастаявшего снега ярко сияли в холодном солнечном свете. К вечеру горы начали сглаживаться, уступая место серо-бурым вспаханным полям — снег здесь не задержался, разве что вдоль живых изгородей. Появились и дома.
— Скоро откроется устье реки Хракры, на которой стоят оба Лектиса, — сделал вывод кто-то из воинов Вольного Братства. Тут с подветренной стороны к большому кораблю подгребла галера, и Звездные Воеводы сообщили:
— Лучше отправимся в Малый Лектис днем, а не в потемках.
Это означало еще одну ночь почти на голодный желудок.
Ради разнообразия Эйрар отправился на галеру. Там он встретил Микалегона; герцог, казалось, отчасти оправился от постигшего его удара. Он даже смеялся, разглядывая преобразившихся Воевод — те зачернили седые прядки в своих волосах, чтобы не быть узнанными немедля. Эвадне выглядела едва ли не самым мужественным мужчиной из всех — даже вышила Лесную Крысу Стенофона на своей шапке. — Заговорили о погоде.
— Не принес бы этот ветер северный шторм при ясном небе, какими славятся эти места, — высказал свои опасения Микалегон. Было условлено, что оба парусника укроются в устье Хракры и встанут там на якорь, но будут держать наготове и паруса и боевые машины на случай погони. В последнюю минуту Рогей запросился ехать вместе с карренцами:
— Если хитрость не удастся, я бы устроил все, что надо, с помощью Железного Кольца, — и его взяли.
К утру, как и предвидел Микалегон, ветер усилился. Гребцам на галере пришлось попотеть, добираясь к устью реки. Здесь им пожелали удачи, и галера ушла дальше, а парусники остались.
Эйрар велел бросить якорь у северного берега и разослал соглядатаев. Он долго стоял возле борта, глядя на катящиеся речные воды, а над головой с криком проносились чайки и соколы, которым Хракра была обязана своим именем.
— Не так велика эта река и воды в ней не такие синие, как в нашем вастманстедском Нааре, — подумал он вслух и немало удивился, когда ему ответил какой-то шелландец:
— И не так она благородна и добра к людям, как наш Веллингсведен!
А Эйрару Веллингсведен показался всего лишь мутным, холодным потоком…
Галера вернулась совсем неожиданно, как раз когда на кораблях собирались укладываться спать. Первой мыслью было, что она примчалась за помощью, ибо люди на палубе прыгали и размахивали факелами. Но вот долетел перезвон струн какого-то инструмента, и Рогей радостно прокричал:
— Вся Дейларна поднялась, валькингов бьют!..
Потом, однако, когда все поднялись на борт и закусывали хлебом и мясом, Альсандер выразился скромнее:
— Ну, не то чтобы уж вся…
— Нет, ты только вспомни его рожу, когда он увидел твои волосы!.. — расхохотался Рогей.
— Как звали старого козла — кажется, Родвальд? — спросил Плейандер.
— И стервец наш прибрался, не к ночи будь помянут, — не мог успокоиться Рогей.
— Говорили бы толком, — попросил Эйрар.
— Если позволите, братья, я расскажу все по порядку, — вызвался Эвименес и начал: — Стало быть, подгребли мы к причалу… набережная в снегу, и что-то никто не бежит нас приветствовать. Диад — у него из всех наших ребят самый сильный южный акцент — стал спрашивать, как найти синдиков той гильдии, которая у них там по части съестного. Ну, вышла к нам парочка старцев, до того седых, что уж и не разобрать, какие у них волосы были раньше. Указали они нам дорогу, этак пальчиком через плечо, и плюнули нам вслед, полагая, что мы не видим. Думаете, мы обиделись? Ничуть не бывало! Мы несли знак Лесной Крысы: а чем больше ее оплевывают, тем лучше для Выдры. Да здравствует Каррена!.. — Он встал и поднял кубок, приглашая всех выпить. — Так вот, с грехом пополам указали они нам дорогу,
— опрокинув чашу, продолжал Эвименес. — Ну, значит, приходим. В зале гильдии нас принял толстущий мужик — вот с таким брюхом и золотой цепью на нем, весь в мехах, фу ты, ну ты, не то что наши южные синдики, те себя держат попроще. Встретил он нас не так уж недружелюбно, старый хитрец.
«Ваша милость…» — обратился было к нему Альсандер, но он тотчас перебил:
«Не милость, а малость. Когда в нынешние смутные времена мне говорят „ваша милость“, так и кажется, что хотят откормить да и прирезать на сало!»
«Кстати, о сале, — говорит братец Альсандер. — Мы — союзники вашей милости и осаждаем пиратов, испокон веку мешающих вам жить. Понимаете ли, нам совсем нечем стало набить животы. Так что мы бы с радостью взяли и сало, и еще много чего в придачу. Да и разговаривать с нами не мешало бы повежливее…»
«В самом деле? — отвечает наш пончик. — А я-то думал, харч вам нынче важней приветного слова, — и ну перебирать цепочку на пузе: — Так не позволите ли взглянуть на ваши верительные грамоты?»
«Мы — солдаты Империи и Колодца, — молвит Альсандер. — Мы пришли издалека, чтобы сражаться под знаменем Бордвина Дикого Клыка. Какие еще верительные грамоты?»
«Ха, Бордвин! — хмыкает наш тюфячок и поглядывает на нас так это искоса. — Значит, при вас должна быть его печать: он же знает, я без нее не могу раздавать хлеб, принадлежащий нашему милостивому графу!»
Ну, тут мы поняли, к чему дело идет…
— Я лично только понял, что его надо прощупать поглубже, — вмешался Альсандер. — Стал я его водить, точно рыбку на леске: и до каких же пор, думаю, будет упираться? Ох и спорили мы с ним — любо-дорого вспомнить, как он тряс всеми своими подбородками, а позади стояли писцы, и. Господи, с каким отвращением они глядели на нас!.. Тут я легонько намекнул, что, мол, оголодалые воины иной раз перестают стесняться в средствах, и он, кряхтя, уступил пару овечек и дюжину мешков муки, но вина — ни-ни, нет, мол, ни капли. И тут, отколь ни возьмись, появляется Рогей…
— С двумя лучниками валькинговской стражи в качестве эскорта, — вставил Рогей.
— Эскорта!.. — захохотал Эвименес. — Вот уж чего им точно хотелось, так это снять тебе голову с плеч. У меня и то во рту пересохло, хоть они на твое горло посматривали, а не на мое…
— Рассказывайте дальше, — напомнил Эйрар.
— А дальше наш пуфик, то есть синдик, сперва порозовел весь, а потом аж пятнами пошел. «Что такое?» — спрашивает.
«Изменник, схваченный на месте преступления! — честь честью ответствуют лучники. — И дезерион говорит, чтобы вы, ваша милость, будучи старшим синдиком, учинили над ним суд, поскольку барон Баррилис, как вам известна, отбыл третьего дня но важному государственному делу…»
«А где, — говорит синдик, — свидетели?»
«Свидетели! — возмущается один из лучников. — Какие свидетели, когда у тебя есть слова нашего дезериона? Ты что, хочешь вызвать его в суд, точно какого-нибудь дейлкарла?»
«Я не слыхал слова дезериона, — говорил Родвальд. — Покамест я слышу только вздор, который несут два сопляка-лучника…»
Те, понятное дело, глядят исподлобья, вот-вот схватят мечи. Синдик тоже набычился, но держится молодцом. А Рогей стоит себе этак беззаботно, ну прямо кот у печи, так, словно это к нему вовсе и не относится. Да притом еще напевает…
— Потому что, — перебил Рогей, — я видел то, чего не видели вы: наш толстопузый и вправду был — наш. Вы думаете, он что там вертел в руках? Маленькое железное колечко на золотой цепи, рядом с печатями. Вот я и запел: «Горе, и слезы, и стенанья повсюду». Полагаю, впрочем, что раньше он только обещал помогать, а до дела дошло впервые. То-то он затрясся, как студень!
— Тут брат Альсандер тоже увидел кольцо, — продолжал Эвименес. — Когда лучники ушли за подмогой, он и говорит синдику: «Ваша милость, раз уж у вас совсем нет вина, нельзя ли попросить хотя бы воды?» Уходит с одним из писцов, быстренько смывает краску с волос и возвращается, сияя на весь зал нашей знаменитой звездой!
«Карренцы!» — ахает толстячок, и зубы у него принимаются стучать, ну точно как те косточки, с которыми пляшут танцовщицы из Дзика. Потом, смотрю, начинает нас пересчитывать.
«Ваша милость, — говорит Альсандер, — вы, без сомнения, ужасно рады нас видеть, но ловко это скрываете!»
Тот чуть на плачет:
«Только вообразите себя в моей шкуре! Господь всеблагий, будь мне свидетелем; я, верховный синдик Малого Лектиса, отдал бы все свое состояние, чтобы поменяться местами с последним подмастерьем! Не успеет смениться луна, в нашем городе будут кишмя кишеть не то что валькинговские „союзники“ — целые терции валькингов, взбешенных притом! А тут еще и вы… еще и вы…» — Словом, жалко было смотреть. Альсандер его малость утешил, сказав, что мы, собственно, к нему ненадолго, только пополним припасы и сразу уйдем. Но было похоже, что он знает нечто важнее, и уж мы его порасспросили. Он и в самом деле оказался верным малым, этот Родвальд, хоть и кусал пальцы со страху. Нагрузил нас съестным выше бортов, а рассказал вот что. Когда сгорел Ос Эригу, по берегу, где стоял валькинговский лагерь, разбежалось целое стадо троллей, гоблинов и разной другой мерзости, которую в свое время замуровал между камнями и балками замка его строитель, герцог Микал: он же вроде был любовником одной королевы-ведьмы… забыл, как ее звали. Так вот, при виде нечисти рабочие кинулись наутек, хотя им грозили расправой; свалка, говорят, была не приведи Бог. Еще говорят, будто Бордвина-полководца слопали тролли, когда он пытался что-то предпринять с помощью заклинаний. Правда, другие утверждают, будто его убил сам граф Вальк, малость тронувшийся со страху… или, может, не Вальк, а Стенофон Пермандосский. Но совершенно точно одно: великий Бордвин мертв, как прошлогодняя вяленая треска, все бароны из северных городов призваны в свои терции — и ссорятся на погибель всем валькингам так, что горы трясутся. Да здравствует Дейларна! Да здравствует Каррена!..
33. ПОБЕРЕЖЬЕ СКОГАЛАНГА. ЧЕТВЕРТЫЙ СКАЗ О КОЛОДЦЕ
Все слегка захмелели от радости и от выпитого вина. А утром к ним присоединился еще один корабль — когг из Малого Лектиса. Однако трезвое размышление подсказывало: валькинги и прежде не раз враждовали между собой, и ничего, держава не рухнула, и даже более того: ничто так не сплачивало их и не заставляло забыть распри, как общая беда и общий враг. Поэтому восставшие не изменили первоначального плана — зазимовать в Скогаланге — и провели день в трудах: перегрузили провизию с галеры на большие корабли, а галеру сожгли.
Когг, пришедший из Лектиса, привез подкрепление. Эйрар узнал предводителя: это был тот самый юноша с золотыми волосами, что когда-то сидел вместе с ним за столом в Нааросе, в гостинице «Старый меч». Звали парня Оддель, сын Кевиля.
Минула еще ночь, и они пустились дальше — все дальше на юг, к побережью Шелланда. Скоро пропали за кормой скалистые мысы Норби, далеко выдающиеся в море. Каждую ночь маленький флот останавливался у берега, но ничего нового разузнать не удавалось. Спустя время исчезли вдали и шелландские низменные берега; в день, когда они миновали устье мутного Веллингсведена, корабли раскачивала штормовая волна.
В общем, довольно скучное путешествие. Легко догадаться, что Эйрар часто искал общества Мелибоэ или сестер-принцесс. Впрочем, этих последних чаще всего можно было видеть рядом с их братцем, который, попав на корабль, самым неожиданным образом расцвел, точно бабочка, пригревшаяся на солнышке, и вел себя так, словно это он здесь командовал.
Немного толку было Эйрару и от волшебника. Когда Эйрар его о чем-либо спрашивал, тот любезно отвечал, но не более. Казалось, он был глубоко погружен в какие-то сокровенные думы. Когда же молодому вождю случалось бодрствовать допоздна, он не раз и не два замечал разноцветные сполохи, пробивавшиеся сквозь дверную щель каюты Мелибоэ, и слышал шепот и шорох, ясно говорившие о том, что за дверью творят заклинания. А по вечерам, на закате, когда бросали якорь, старик появлялся на палубе, держа в руках крохотный лук с тетивой, свитой из нитей, выдернутых из его одеяния. Он наводил свой лучок на птиц, усаживавшихся в снастях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
— А что, карренская девушка переехала к братьям? Или она здесь, на борту? — но прежде, чем Эйрар успел открыть рот для ответа, продолжала неостановимо трещать: — Ты знаешь, сестренка, киска моя, все же мне трудно тебя порицать из-за Стенофона. Хоть и учат нас Сыны Колодца не делать различий между народами нашей Империи, признаться, уроженцы Двенадцати Городов нередко вгоняют меня в дрожь. Ты помнишь Коралис из Стелии, баронскую дочь, и ее мужа-филедийца, что держал ее взаперти в своем старом замке, полном мышей, покуда она вконец не поблекла и не поглупела? Хотя частью она и сама виновата, нечего было флиртовать с тем юным черноволосым пажом из…
«Без сомнения, — думалось Эйрару, — она полагает, что держится снисходительно и любезно…» Он поднялся с поклоном:
— Доброй ночи и приятных сновидений, ваши высочества.
Аргира выпростала руку из-под одеяла и протянула ему.
Выйдя на палубу, он увидел, что погода снова переменилась: снег перестал, было совсем тихо и холодно. В разрывах туч проглядывали звезды… «Весьма подходящая ночь для размышлений и мудрой, неспешной беседы с другом, — сказал он себе. — Но друга у меня нет, да и говорить ни с кем неохота…» Ему казалось, все чувства в нем выгорели дотла, унесенные тем же огнем, что поглотил Ос Эригу; мысли его снова и снова возвращались к утраченному, словно слепая лошадь, вертящая мельничный жернов.
Он забрался в постель, но отдохнуть так и не удалось. То Микалегон, то Эвадне, то Аурия, чудовищно искаженные, вставали перед его внутренним оком, а те, кого он любил, не появлялись. А потом топот ног над головой возвестил наступление утра.
Утро занялось ясное и донельзя студеное, зато с суши тянул бриз, достаточно сильный, чтобы сдвинуть парусники с места. В этот день они одолели немалое расстояние, причем рыбаки не переставали удивляться странным мореходным приемам карренцев, управлявших галерой. Галера то и дело убегала далеко в море, распустив парус и подставив ветру корму, затем парус прятался, появлялись весла — и она возвращалась к берегу, двигаясь галсами, точно краб.
Весь день они шли вдоль гористого берега Норби, заросшего темнохвойными еловыми лесами; пятна нерастаявшего снега ярко сияли в холодном солнечном свете. К вечеру горы начали сглаживаться, уступая место серо-бурым вспаханным полям — снег здесь не задержался, разве что вдоль живых изгородей. Появились и дома.
— Скоро откроется устье реки Хракры, на которой стоят оба Лектиса, — сделал вывод кто-то из воинов Вольного Братства. Тут с подветренной стороны к большому кораблю подгребла галера, и Звездные Воеводы сообщили:
— Лучше отправимся в Малый Лектис днем, а не в потемках.
Это означало еще одну ночь почти на голодный желудок.
Ради разнообразия Эйрар отправился на галеру. Там он встретил Микалегона; герцог, казалось, отчасти оправился от постигшего его удара. Он даже смеялся, разглядывая преобразившихся Воевод — те зачернили седые прядки в своих волосах, чтобы не быть узнанными немедля. Эвадне выглядела едва ли не самым мужественным мужчиной из всех — даже вышила Лесную Крысу Стенофона на своей шапке. — Заговорили о погоде.
— Не принес бы этот ветер северный шторм при ясном небе, какими славятся эти места, — высказал свои опасения Микалегон. Было условлено, что оба парусника укроются в устье Хракры и встанут там на якорь, но будут держать наготове и паруса и боевые машины на случай погони. В последнюю минуту Рогей запросился ехать вместе с карренцами:
— Если хитрость не удастся, я бы устроил все, что надо, с помощью Железного Кольца, — и его взяли.
К утру, как и предвидел Микалегон, ветер усилился. Гребцам на галере пришлось попотеть, добираясь к устью реки. Здесь им пожелали удачи, и галера ушла дальше, а парусники остались.
Эйрар велел бросить якорь у северного берега и разослал соглядатаев. Он долго стоял возле борта, глядя на катящиеся речные воды, а над головой с криком проносились чайки и соколы, которым Хракра была обязана своим именем.
— Не так велика эта река и воды в ней не такие синие, как в нашем вастманстедском Нааре, — подумал он вслух и немало удивился, когда ему ответил какой-то шелландец:
— И не так она благородна и добра к людям, как наш Веллингсведен!
А Эйрару Веллингсведен показался всего лишь мутным, холодным потоком…
Галера вернулась совсем неожиданно, как раз когда на кораблях собирались укладываться спать. Первой мыслью было, что она примчалась за помощью, ибо люди на палубе прыгали и размахивали факелами. Но вот долетел перезвон струн какого-то инструмента, и Рогей радостно прокричал:
— Вся Дейларна поднялась, валькингов бьют!..
Потом, однако, когда все поднялись на борт и закусывали хлебом и мясом, Альсандер выразился скромнее:
— Ну, не то чтобы уж вся…
— Нет, ты только вспомни его рожу, когда он увидел твои волосы!.. — расхохотался Рогей.
— Как звали старого козла — кажется, Родвальд? — спросил Плейандер.
— И стервец наш прибрался, не к ночи будь помянут, — не мог успокоиться Рогей.
— Говорили бы толком, — попросил Эйрар.
— Если позволите, братья, я расскажу все по порядку, — вызвался Эвименес и начал: — Стало быть, подгребли мы к причалу… набережная в снегу, и что-то никто не бежит нас приветствовать. Диад — у него из всех наших ребят самый сильный южный акцент — стал спрашивать, как найти синдиков той гильдии, которая у них там по части съестного. Ну, вышла к нам парочка старцев, до того седых, что уж и не разобрать, какие у них волосы были раньше. Указали они нам дорогу, этак пальчиком через плечо, и плюнули нам вслед, полагая, что мы не видим. Думаете, мы обиделись? Ничуть не бывало! Мы несли знак Лесной Крысы: а чем больше ее оплевывают, тем лучше для Выдры. Да здравствует Каррена!.. — Он встал и поднял кубок, приглашая всех выпить. — Так вот, с грехом пополам указали они нам дорогу,
— опрокинув чашу, продолжал Эвименес. — Ну, значит, приходим. В зале гильдии нас принял толстущий мужик — вот с таким брюхом и золотой цепью на нем, весь в мехах, фу ты, ну ты, не то что наши южные синдики, те себя держат попроще. Встретил он нас не так уж недружелюбно, старый хитрец.
«Ваша милость…» — обратился было к нему Альсандер, но он тотчас перебил:
«Не милость, а малость. Когда в нынешние смутные времена мне говорят „ваша милость“, так и кажется, что хотят откормить да и прирезать на сало!»
«Кстати, о сале, — говорит братец Альсандер. — Мы — союзники вашей милости и осаждаем пиратов, испокон веку мешающих вам жить. Понимаете ли, нам совсем нечем стало набить животы. Так что мы бы с радостью взяли и сало, и еще много чего в придачу. Да и разговаривать с нами не мешало бы повежливее…»
«В самом деле? — отвечает наш пончик. — А я-то думал, харч вам нынче важней приветного слова, — и ну перебирать цепочку на пузе: — Так не позволите ли взглянуть на ваши верительные грамоты?»
«Мы — солдаты Империи и Колодца, — молвит Альсандер. — Мы пришли издалека, чтобы сражаться под знаменем Бордвина Дикого Клыка. Какие еще верительные грамоты?»
«Ха, Бордвин! — хмыкает наш тюфячок и поглядывает на нас так это искоса. — Значит, при вас должна быть его печать: он же знает, я без нее не могу раздавать хлеб, принадлежащий нашему милостивому графу!»
Ну, тут мы поняли, к чему дело идет…
— Я лично только понял, что его надо прощупать поглубже, — вмешался Альсандер. — Стал я его водить, точно рыбку на леске: и до каких же пор, думаю, будет упираться? Ох и спорили мы с ним — любо-дорого вспомнить, как он тряс всеми своими подбородками, а позади стояли писцы, и. Господи, с каким отвращением они глядели на нас!.. Тут я легонько намекнул, что, мол, оголодалые воины иной раз перестают стесняться в средствах, и он, кряхтя, уступил пару овечек и дюжину мешков муки, но вина — ни-ни, нет, мол, ни капли. И тут, отколь ни возьмись, появляется Рогей…
— С двумя лучниками валькинговской стражи в качестве эскорта, — вставил Рогей.
— Эскорта!.. — захохотал Эвименес. — Вот уж чего им точно хотелось, так это снять тебе голову с плеч. У меня и то во рту пересохло, хоть они на твое горло посматривали, а не на мое…
— Рассказывайте дальше, — напомнил Эйрар.
— А дальше наш пуфик, то есть синдик, сперва порозовел весь, а потом аж пятнами пошел. «Что такое?» — спрашивает.
«Изменник, схваченный на месте преступления! — честь честью ответствуют лучники. — И дезерион говорит, чтобы вы, ваша милость, будучи старшим синдиком, учинили над ним суд, поскольку барон Баррилис, как вам известна, отбыл третьего дня но важному государственному делу…»
«А где, — говорит синдик, — свидетели?»
«Свидетели! — возмущается один из лучников. — Какие свидетели, когда у тебя есть слова нашего дезериона? Ты что, хочешь вызвать его в суд, точно какого-нибудь дейлкарла?»
«Я не слыхал слова дезериона, — говорил Родвальд. — Покамест я слышу только вздор, который несут два сопляка-лучника…»
Те, понятное дело, глядят исподлобья, вот-вот схватят мечи. Синдик тоже набычился, но держится молодцом. А Рогей стоит себе этак беззаботно, ну прямо кот у печи, так, словно это к нему вовсе и не относится. Да притом еще напевает…
— Потому что, — перебил Рогей, — я видел то, чего не видели вы: наш толстопузый и вправду был — наш. Вы думаете, он что там вертел в руках? Маленькое железное колечко на золотой цепи, рядом с печатями. Вот я и запел: «Горе, и слезы, и стенанья повсюду». Полагаю, впрочем, что раньше он только обещал помогать, а до дела дошло впервые. То-то он затрясся, как студень!
— Тут брат Альсандер тоже увидел кольцо, — продолжал Эвименес. — Когда лучники ушли за подмогой, он и говорит синдику: «Ваша милость, раз уж у вас совсем нет вина, нельзя ли попросить хотя бы воды?» Уходит с одним из писцов, быстренько смывает краску с волос и возвращается, сияя на весь зал нашей знаменитой звездой!
«Карренцы!» — ахает толстячок, и зубы у него принимаются стучать, ну точно как те косточки, с которыми пляшут танцовщицы из Дзика. Потом, смотрю, начинает нас пересчитывать.
«Ваша милость, — говорит Альсандер, — вы, без сомнения, ужасно рады нас видеть, но ловко это скрываете!»
Тот чуть на плачет:
«Только вообразите себя в моей шкуре! Господь всеблагий, будь мне свидетелем; я, верховный синдик Малого Лектиса, отдал бы все свое состояние, чтобы поменяться местами с последним подмастерьем! Не успеет смениться луна, в нашем городе будут кишмя кишеть не то что валькинговские „союзники“ — целые терции валькингов, взбешенных притом! А тут еще и вы… еще и вы…» — Словом, жалко было смотреть. Альсандер его малость утешил, сказав, что мы, собственно, к нему ненадолго, только пополним припасы и сразу уйдем. Но было похоже, что он знает нечто важнее, и уж мы его порасспросили. Он и в самом деле оказался верным малым, этот Родвальд, хоть и кусал пальцы со страху. Нагрузил нас съестным выше бортов, а рассказал вот что. Когда сгорел Ос Эригу, по берегу, где стоял валькинговский лагерь, разбежалось целое стадо троллей, гоблинов и разной другой мерзости, которую в свое время замуровал между камнями и балками замка его строитель, герцог Микал: он же вроде был любовником одной королевы-ведьмы… забыл, как ее звали. Так вот, при виде нечисти рабочие кинулись наутек, хотя им грозили расправой; свалка, говорят, была не приведи Бог. Еще говорят, будто Бордвина-полководца слопали тролли, когда он пытался что-то предпринять с помощью заклинаний. Правда, другие утверждают, будто его убил сам граф Вальк, малость тронувшийся со страху… или, может, не Вальк, а Стенофон Пермандосский. Но совершенно точно одно: великий Бордвин мертв, как прошлогодняя вяленая треска, все бароны из северных городов призваны в свои терции — и ссорятся на погибель всем валькингам так, что горы трясутся. Да здравствует Дейларна! Да здравствует Каррена!..
33. ПОБЕРЕЖЬЕ СКОГАЛАНГА. ЧЕТВЕРТЫЙ СКАЗ О КОЛОДЦЕ
Все слегка захмелели от радости и от выпитого вина. А утром к ним присоединился еще один корабль — когг из Малого Лектиса. Однако трезвое размышление подсказывало: валькинги и прежде не раз враждовали между собой, и ничего, держава не рухнула, и даже более того: ничто так не сплачивало их и не заставляло забыть распри, как общая беда и общий враг. Поэтому восставшие не изменили первоначального плана — зазимовать в Скогаланге — и провели день в трудах: перегрузили провизию с галеры на большие корабли, а галеру сожгли.
Когг, пришедший из Лектиса, привез подкрепление. Эйрар узнал предводителя: это был тот самый юноша с золотыми волосами, что когда-то сидел вместе с ним за столом в Нааросе, в гостинице «Старый меч». Звали парня Оддель, сын Кевиля.
Минула еще ночь, и они пустились дальше — все дальше на юг, к побережью Шелланда. Скоро пропали за кормой скалистые мысы Норби, далеко выдающиеся в море. Каждую ночь маленький флот останавливался у берега, но ничего нового разузнать не удавалось. Спустя время исчезли вдали и шелландские низменные берега; в день, когда они миновали устье мутного Веллингсведена, корабли раскачивала штормовая волна.
В общем, довольно скучное путешествие. Легко догадаться, что Эйрар часто искал общества Мелибоэ или сестер-принцесс. Впрочем, этих последних чаще всего можно было видеть рядом с их братцем, который, попав на корабль, самым неожиданным образом расцвел, точно бабочка, пригревшаяся на солнышке, и вел себя так, словно это он здесь командовал.
Немного толку было Эйрару и от волшебника. Когда Эйрар его о чем-либо спрашивал, тот любезно отвечал, но не более. Казалось, он был глубоко погружен в какие-то сокровенные думы. Когда же молодому вождю случалось бодрствовать допоздна, он не раз и не два замечал разноцветные сполохи, пробивавшиеся сквозь дверную щель каюты Мелибоэ, и слышал шепот и шорох, ясно говорившие о том, что за дверью творят заклинания. А по вечерам, на закате, когда бросали якорь, старик появлялся на палубе, держа в руках крохотный лук с тетивой, свитой из нитей, выдернутых из его одеяния. Он наводил свой лучок на птиц, усаживавшихся в снастях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55