Даже сейчас страшно подумать. Особенно страшно подумать, что кто-нибудь таки раскопает, откуда эти деньги взялись. Впрочем, вряд ли.Их он приобрел совсем недавно, даже не успел изучи как следует. Сразу спрятал, и вот теперь пришло их время.Дахарва спал. Ну и пусть спит. Эрион зажег свечу. Тут темнеет стремительно, зимой особенно. В доме тепло. Этот дом остался по большей части прежним, харадским, но по указаниям Эриона многое переделали, к примеру, сложили камин. Правда, камин, столь любимый нуменорцами, большую часть года просто не нужен. Но когда будет совсем мерзко и мокро, так приятно будет посидеть возле него, чувствуя себя совсем дома.Эрион расстелил на столе льняную скатерть и с великой осторожностью и почтением положил на нее атлас. Ключиком отомкнул два маленьких замка, раскрыл книгу.— И где же тут место для души? — пробормотал он. — Не то читаю. Не то.А что еще читать? Все давно читано-перечитано, так откуда эти дурацкие сомнения? Может, из-за того разговора в трактире два дня назад?…Госпожа Мериль впервые решилась встретиться с очаровательным лекарем наедине. Встреча была невинной, говорили о погоде, о литературе, о науке. Эриона даже умиляли серьезные рассуждения молоденькой женщины. Глупенькой она точно не была, во всем хоть чуть-чуть да понимала, чтобы уметь поддержать разговор. Но дальше разговоров, сладостей и легкого вина дело не пошло. И долго еще не пойдет. Таких нужно, как золотую рыбку, долго вываживать и подсекать только тогда, когда настанет момент. Но этот момент явно настанет. Госпожа Мериль была очаровательна — с нежной белой кожей, огромными голубыми глазами в чудесных ресницах и крохотным ротиком с настоящими золотистыми — не крашеными — кудрями, тонкая, нежная, с голоском-колокольчиком. Самое смешное что ее младший брат страшно на нее похож, если переодеть — сойдут за близнецов.Однако в Мериль ощущалась некая коварная напористость, скрытая, но недостаточно умело. А вот братец был совершенно наивным существом. Эрион даже имени его не запомнил. Надо будет потом спросить, а то ведь сядешь в лужу.Успешное начало, ничего не скажешь. Но все же некоего буйства еще недостает. Надо где-то добрать радости. С веселым сердцем Эрион решительно направился к трактиру «Три орла», на вывеске которого красовалась почему-то трехглавая, как Тангородрим, Менельтарма, а на трех ее «головах» восседали три орла с пивными кружками в лапах. И чем хозяину, скажите на милость, Менельтарма не угодила? И зачем такая вывеска? Ведь когда-нибудь да аукнется… Но пока этакое развеселое вольнодумство привлекало сюда довольно много посетителей, что вполне оправдывало риск. Правда, трактир был не дешев, но и обстановка, и кухня того стоили. Был тут и общий зал — для народа попроще и победнее, и несколько отгороженных уютных закутков на двоих-четверых. Эрион туда и направился.Его тут знали — да и кто из горожан теперь его не знал что в нижнем, что в верхнем городе? Подавальщик словно из-под земли вырос и, учтиво поклонившись, осведомился о желаниях гостя.— Жареной рыбы, как я люблю, белого вина, а дальше сам знаешь, — улыбнулся лекарь. Молча подпорхнула служанка с водой для омовения рук и полотенцем. Эрион уселся, закрыл глаза и стал слушать. Приятно было просто посидеть, ни о чем не думая. Окна выходили прямо над стеной верхнего города. Сейчас окна были открыты, потому как внутри было жарко, а по сырой погоде еще и душно. Дождь прекратился, и над морем в иссиня-черном небе засверкали чистые звезды, пусть и ненадолго. Скоро звезды снова затянут тучи, а окна закроют слуги. В зале тихо жужжали голоса, звучала негромкая музыка.— Вы позволите? — послышался приятный мужской голос. Эрион открыл глаза и скосил их на звук. — Вы не будете против, если я устроюсь здесь? — Гость стоял, подсвеченный сзади, из зала, желтоватым рассеянным светом, а лицо его ярко освещала свеча на столе.— Прошу вас, — ответил Эрион и снова прикрыл глаза, давая соседу понять, что к разговорам он сейчас не склонен.Сосед и не пытался завязать разговор. Он тоже спокойно ждал, и это ненавязчивое присутствие весьма расположило Эриона к нему. Он открыл глаза и посмотрел на соседа. Тот деловито записывал что-то на восковой табличке. Это был красивый, аристократического вида мужчина в расцвете лет. По лицу можно было бы принять его за выходца из андунийских владений. Явно не военный, по строгому одеянию не поймешь сословия. Скорее всего, тоже ученый муж или образованный городской патриций. Или образованный купец.Появился подавальщик с подносом. Сосед повел носом и оторвался от таблички.— У нас сходные вкусы, — улыбнулся он. — Прошу прощения.— За что я вас должен прощать?— Нарушил ваше уединение. А уединение — редкая в наше время роскошь, и надо ее ценить.Принесли заказ гостя. Да, та же рыба.— Сходство очевидно, — улыбнулся Эрион, занявшись своей едой.Сосед улыбнулся и достал из поясного футлярчика маленькую двурогую вилочку из кости — харадское изобретение, быстро входящее в моду в колониях, правда, пока еще редкое и дорогое.— Удобная вещь, — сказал он и занялся своим блюдом. Ел он изящно и умело, так что воспитан был явно не в канаве.— Удобная, несомненно.— Кое-где едят палочками. Весьма оригинально, но непривычно.— Стало быть, вы много где побывали?Сосед развел руками — в одной вилочка, в другой изящный нож — и смущенно улыбнулся.— Ремесло, сударь мой, обязывает.Изящество манер и неуловимая мимика просто притягивали.— А осмелюсь осведомиться, каким ремеслом изволите зарабатывать на пропитание?— Торгую и покупаю.— Что именно?— Вы прямо таможенник! Впрочем, скрывать мне нечего. Я торгую разным товаром и разный товар покупаю. Но то этот всегда редкий и единичный. Часто работаю по заказу. Мне говорят — такая-то прекрасная дама прослышала о харадском чудодейственном средстве, так называемой горной смоле. Я ищу пути, чтобы сию смолу добыть, и обычно добываю то, что желает клиент. И никогда клиента не обманываю. Репутацию, сударь мой, ни за какие деньги не купишь. А желания клиента — мои желания. Я всегда добиваюсь того что желаю, — с нескрываемой гордостью сказал он.— Редкое качество, — усмехнулся Эрион. — Если бы не знал, что вы не всесильны, прямо-таки вцепился бы в вас.— А что вам надо? — поинтересовался сосед. — Возможно, я смогу выполнить ваш заказ.Эрион расхохотался.— Опасаюсь, на это ваших сил не хватит. А мне — средств, чтобы оплатить. Мне, сударь мой, нужна такая штучка, которая дает ответы на все вопросы.— Книги? — с готовностью осведомился сосед. — Какие? Тематика? Время? Срок исполнения заказа?Эрион вздохнул.— И почему я не видел вас раньше в городе? Вы здесь в первый раз? — сменил он тему.— Да нет, бывал и прежде. Но бываю я тут редко. Моя торговля идет не морем, здесь конечный пункт.— Но вы ведь уроженец Острова?Сосед засмеялся — удивительно мягко и обаятельно.— Стыдно признаться, сударь мой, нет. Я не бывал на Острове. Но когда-нибудь, конечно же, побываю, это же мой долг. Хотя, честно говоря, страшновато.— Почему?— Святость Менельтармы пугает, — со смехом отозвался он. — Тут я чувствую себя свободно, а там… я не хочу показаться себе червяком. Говорят, там все испытывают неизъяснимое благоговение, словно чувствуют близость Единого. Да? Не знаю, как вам, уроженцам Острова, а нам, тутошним, неуютно. Мы не на благой земле родились. Вдруг я не выдержу близости Его? И упаду я с горы, и разобьюсь насмерть… — печально вздохнул он и улыбнулся. — Или улечу. И никогда не вернусь.— Да вы поэт, сударь мой!— Нет, я сугубый практик, — пожал тот плечами. — Просто многое повидал. А это либо заставляет наращивать панцирь, либо думать о душе.— Не рановато ли?— Кто знает свой срок? — Сосед снова вонзил вилочку в рыбу и изящным жестом отправил в рот золотистый кусочек.Эрион взялся за кубок с вином. Ему, как особо важному гостю, подавали в стеклянном, чтобы можно было полюбоваться игрой цвета.— Как летний рассвет, — сказал сосед. — Может, закажем еще чего-нибудь? Тут подают замечательную баранью ножку с чесноком. А к мясу — чудесное красное сухое. Мясо любит кровь.— Я не люблю.— Но вы же лекарь, как я слышал? Лучший в городе, вас почти обожествляют здесь. Лекарь не может бояться крови.— Не боюсь — не люблю.— И почему же?Эрион помолчал.— Вот не хотел вести разговоров о душе… но вы первый сказали, что о ней пора подумать, — усмехнулся он.— Почему бы и нет? Знаете, мир велик, во многих местах разговоры о душе, о богах просто являются хорошим тоном. Далеко на востоке мудрецы любуются луной в саду с хризантемами и говорят не о войнах, не о политике, не о деяниях героев, а о путях богов, неизведанных и непонятных, о превращениях душ…— Было бы о чем говорить, — буркнул Эрион. Настроение у него упало ниже подземелий Утумно.— То есть как вас понять? Для вас уже все ясно, что ли? Или вы считаете… — лицо соседа на мгновение застыло, и странное какое-то было на нем выражение, — что… да нет, вы не можете так думать!Эрион налил себе еще кубок. Кувшин был большой, упиться вполне хватит. А, пусть! Лучше упиться, чем думать об этом вот так. Только как иначе? Проклятый сосед, вынудил-таки… Ну, ничего. Сейчас я и тебе настроение испорчу.— Сударь мой, — с легкой улыбкой начал Эрион, — я ученый. Я вскрыл много тел и места для души там не нашел.— Но может быть, что…— Ой, не надо! Все, что существует, можно либо ощутить, либо вычислить.— Вы хотите сказать, что душу ощутить нельзя? А… а личность, а мысли, а все, что мы есть? Это же и есть душа!— Сударь мой, жизнь — это всего лишь процесс накопления знаний, которые так или иначе записываются и передаются. И все. Сами прикиньте, ну подумайте! Мы собираем обрабатываем знания. Размножаемся, чтобы эти знания передавать и собирать новые. Больше ничего. Все наши чувства служат только тому, чтобы размножаться и передавать знания.— Нет, если я осознаю, мыслю, хочу…— Это только инструмент для сбора знаний, стимул.— Но зачем он мне, если…— Вам — незачем. Видимо, нужен нашему Всеотцу, — хмыкнул Эрион, постепенно распаляясь.— Зачем?— А почем я знаю? Развлекается.Собеседник задумался. Лицо его помрачнело.— Нет, сударь, вы слишком страшные вещи говорите. Если души нет, то смерть — это конец всего?— Именно.— И нет воздаяния?— Нет.— И, значит, если я живу только сейчас, то все ограничения, вся мораль — это не нужно? За нарушение ничего ТАМ не будет, и я должен жить только так, как хорошо для меня, так?— Именно так.Собеседник помолчал.— Я не могу поверить. Не хочу.— Хотите или нет — что это меняет? Я не нашел души.— Это вы не нашли. Это не значит, что ее нет!Эрион вздохнул. Проглотил очередной кусок, почему-то ставший отвратительным на вкус.— Разве я не пытался найти душу? Все, что существует, можно ощутить и пощупать. Хоть как-то. Хоть опосредованно, да пощупать…— Вы никогда не задумывались о крови?— Что?— О крови. Почему именно кровь требовал в жертву Моргот? Почему именно кровь пили упыри?— Кровь точно так же загнивает и разлагается, сударь мой. Ничего в ней нет. Просто сытная она.— Нет, но почему именно ее приносят в жертву?— Дураки потому что. И Моргот требовал крови не потому, что в ней что-то этакое, просто потому, что с ней из тела уходит жизнь.— Вот! Жизнь! Душа — в ней!— Бред. Если выпустить всю кровь, человек умрет и выпущенная кровь сгниет. Была бы в ней душа, была бы кровь нетленна. Кровь — всего лишь часть тела, сударь мой. А души Моргот по-другому получал.— Так все же есть душа? — ухватился за слово собеседник.— Нет, это просто я так выразился. Есть сознание, которое существует, пока тело живет. И все. Чему нас учат мудрые? — наставительно поднял палец Эрион и отхлебнул вина. — Никто не знает, куда деваются души людей, может, они просто уничтожаются с телом вместе? И смерть — это все же наказание за падение, а никакой не Дар?— Как грустно-то, если души нет… и не уходят души — они просто исчезают, это мы, дураки, стало быть, надеемся, что там что-то есть… Нет души, нет и наказания, есть только то, что есть, — задумчиво произнес собеседник с обреченным видом. — Нет, сударь, вы, конечно, ученый, но я все же верю в Единого.— Я тоже. Но в душу не верю. Сказки для слабых.Собеседник еще немного пожевал, задумчиво глядя в одну точку.— Мне много приходилось путешествовать. Приходилось знакомиться с кое-какими учениями юга и востока. А как иначе, если зарабатываешь на жизнь, в частности, поисками книг? Кстати, о Черной Книге слышали? Ну да ладно, это не сейчас. На востоке существует учение о Великом Безличии. Знаете, как они говорят? Жизнь есть страдание. Страдание рождается из желания, которое не может быть удовлетворено — а таково большинство наших желаний. Избавиться от страданий и обрести блаженство можно лишь отказом от желаний. А это значит отказаться от своего «я». Отсутствие желаний ведет к отсутствию страданий, а отсутствие страдания есть блаженство, стало быть, отказ от «я» ведет к блаженству, а ведь, по сути дела, наше «я» и его желания и составляют нашу жизнь… Так что нет в смерти никакой трагедии? Може, это и правда блаженство?— Эру его знает, — буркнул Эрион.— А другие учения посвящены поиску бессмертия тела, потому как иного бессмертия нет… Сохранив тело, сливаешься с природой, забыв о жизни, не утратишь сущности… Говорят, такие мудрецы вроде как сидят неподвижно, не меняясь годами, а на самом деле они слились со всем окружающим, стали сами всей Ардой. Жизнь и смерть для них не различаются… Так говорят, но я не верю.— Вы, как и я, цепляетесь за надежду. Но я ученый. Я не могу основываться на вере. Я должен знать. Это ваше безличие, эта утрата личности и сознания себя — не та же ли смерть? Значит, ТАМ действительно пустота?— А как же Эру?— Нет, он там есть, но для нас там — Пустота. Потому что нас там не будет.Далее ужин протекал в гробовом молчании. Эрион хотел испортить настроение собеседнику, а в результате чувствовал себя так, словно его опустили в выгребную яму. «Зачем я все это начал? Из дурацкого желания похвастаться своими дерзкими мыслями? И зачем? Ведь я все еще верю. Хотя доказательств для своей веры не вижу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93