Не говорю, что это дурно. Я и не подозревала до сих пор, как беспорядочно ведется храмовая отчетность. Но контроль над финансами должен остаться в руках Девятерых. Мы с Квинипилис руководим этой работой. Ее силы иссякают, так что основная доля достается мне, — королева рассмеялась. — Вот почему я назначила встречу у тебя. В моем доме к нам каждую минуту врывался бы кто-нибудь с вопросом.
Улыбка Иннилис осветила комнату.
— Вот ты и здесь, — сказала она и потянулась навстречу подруге.
Они раздели друг друга, лаская и нежно подшучивая, и опустились на широкий диван. Пальцы, губы, языки гладили и ласкали. Время пролетало незаметно.
Как вдруг дверь открылась, и вошла Дахилис с корзинкой цветов.
— Иннилис, милая, — беззаботно окликнула она. — Ивар сказала… — она выронила корзинку и сдавленно вскрикнула.
Виндилис была уже на ногах.
— Закрой дверь, — прошипела она.
Дахилис закрыла. Ее взгляд метался от сухой скорчившейся фигуры Виндилис, чьи пальцы напряглись и напоминали острые когти, к Иннилис, беспомощно прикрывающей ладонями лоно, побледневшей, с ужасом в распахнутых глазах.
Виндилис надвинулась на нее.
— Несносная проныра! Как ты посмела? Как посмела?
Дахилис отступила.
— Я не знала!
— Виндилис, дорогая, откуда ей было знать, — дрожащим голосом пролепетала Иннилис. — Я должна была приказать Ивар никого не впускать… даже Сестер… Я забыла. Я б-была так рада. Это только моя вина! — Она расплакалась в подушку.
Виндилис опомнилась.
— Мне тоже следовало бы обратить на это внимание. Если кто и виноват, то мы обе. Мы разделим вину, как делим любовь.
Дахилис расправила плечи.
— Быть может… то воля богини, — сказала она. — Только я этого не хотела.
— Верю, — Виндилис подняла с полу плащ и прикрыла наготу. Сказала мрачно: — Нам предстоит теперь решить, что делать.
Дахилис опустилась на колени у ложа, обняла Иннилис.
— Не плачь, сестренка, не плачь, пожалуйста, — уговаривала она. — Я люблю тебя. Я люблю тебя больше всех Сестер. Я никогда не выдам тебя. Даже самому королю!
Виндилис предоставила ей утешать и гладить Сестру. Когда плач наконец сменился тихими всхлипами, принесла из спальни ночную рубаху. Дахилис помогла Иннилис одеться. В пышных кружевах рубахи королева выглядела совсем ребенком. Все трое уселись на диване.
— Благодарю тебя за верность, Дахилис, — сказала Виндилис.
— Ты всегда была добра ко мне, — отозвалась та.
— Не так уж добра. Теперь я это понимаю. Но такова моя природа, — Виндилис помолчала. — И не в моей природе — любить мужчин.
Дахилис бросила тревожный взгляд на Иннилис, которая неуверенно проговорила:
— Я сама не знаю, какова моя природа. Хоэль и Грациллоний… но они меня не научили…
Дахилис прикусила губу.
— Это и моя вина. Я… жадная… мне не хотелось делить… его. Боюсь, это прогневило богиню.
Виндилис вспыхнула.
— Ты полагаешь, это? — с вызовом повторила она. — Нет, мы друг в друге черпали силу противостоять Колконору. Только так могли мы выполнять свой долг и не сойти с ума. Любовь — дар Белисамы. Неужто мы отвергнем ее ради мужчины, которому нет до нас дела?
— Ты несправедлива к нему, — стиснув кулачки, заспорила Дахилис. — В том и грех ваш, мне кажется, что вы отвернулись от короля, которого послали Трое нам во спасение. Иннилис… хотя бы ты, прошу тебя!
— Я постараюсь, — послышался слабый шепот. — Если он захочет. Но я никогда не оставлю Виндилис.
— Наверно, так можно… Кто я такая, чтобы судить? — Дахилис медленно разжала ладони, провела пальцами по своему животу, и ее охватил покой. Поднявшись, она открыто взглянула на Сестер и сказала: — Я обещала не выдавать вас и сдержу слово. Но мы должны узнать, правильно ли поступаем. Давайте вместе подумаем, к кому обратиться. Скажите мне, когда будете готовы. До тех пор прощайте, Сестры мои!
Она вышла, разметая подолом рассыпанные вьюнки.

Глава восемнадцатая

I
Недалеко от Дома Воинов над городскими укреплениями возвышалась тяжелая Водяная башня. Вода из канала попадала сюда через подземный тоннель и при помощи вращаемых быками машин поднималась в цистерны наверху, откуда по трубам расходилась к храмам, богатым домам, фонтанам и баням. Трубы были сделаны из обожженной глины — в Исе знали, что свинец постепенно отравляет человека. В остальном город питался дождевой водой, которую собирали в резервуары, снабженные песчаными фильтрами.
На крыше Водной башни располагалась обсерватория. Не все исанцы доверяли астрологам, но наблюдения за звездами и планетами требовались и для счета времени, и для навигации, и для религиозных обрядов. Знание ради знания также не отвергалось традицией. Ученые нуждались в отдельном здании для хранения инструментов, библиотеки, скриптория и учебных занятий. Римляне среди прочего возвели в Исе Дом Звезд — здание в афинском стиле, но приспособленное к условиям севера. Он и стал местом встреч философов, ученых, поэтов, художников, приезжих, готовых рассказать что-либо новое, и горожан, принятых в члены Симпозиума.
Королю, понятно, отказать не могли. Правда, не многие из правителей заявляли свои права на эту привилегию. Грациллонию хотелось оказаться в их числе, но до сих пор он не находил на то времени. Теперь, наконец, нашел.
После ужина предстояла свободная беседа, которая, случалось, затягивалась до рассвета, но послеполуденные часы были отведены для формальной дискуссии. Известие, что на нее явится король, собрало множество участников. Одетые в достойные, но строгие одежды, почти все в тогах, они, подобно древним, возлежали на расставленных по кругу ложах — две дюжины мужчин и королева Бодилис. Между каждой парой изголовий стоял столик с легким вином, изюмом, орехами и сыром. Босоногие юноши безмолвно, чтобы не прерывать беседы, подкладывали новые угощения — не для ублаготворения желудка, но для сохранения ясности мысли, в то время как вино развязывало языки. Помещение выглядело пустым, но истинные ценители наслаждались красотой мраморной облицовки и чудесной прозрачностью оконных стекол.
Президентом Симпозиума сегодня выпало быть Ираму Илуни, Властителю Золота. Невысокий лысый человечек не без юмора заметил:
— Я, пожалуй, воспользуюсь возможностью упрекнуть нашего почетного гостя, короля Грациллония. Моя должность всегда представлялась чистой синекурой, оставляя мне время для ученых занятий. Но в последнее время, представьте себе, он потребовал, чтобы в казначействе занимались делом !
Он откашлялся и продолжил:
— Впрочем, наша дискуссия посвящена другому вопросу. Мы намерены предложить для обсуждения вопрос веры — человеческих представлений о природе божества и духа, о целях и судьбе Творения. Это глубочайший источник, в котором черпают вдохновение наши души. Кроме того, для людей здравомыслящих и добродетельных вера определяет и мышление, и поступки. Я полагаю, что нельзя понять человека, не познав его веры. Вы согласны? Итак, со всем возможным уважением, познакомимся с верованиями присутствующих. Грациллоний?
Римлянин был предуведомлен и ответил с готовностью:
— Вы хотите услышать о моей вере? Однако не думаю, что сумею сказать что-нибудь, чего бы вы уже не знали. Митраизм был широко распространен в те времена, когда Ис поддерживал тесные связи с империей. Я буду рад объяснить все, что вас интересует, но пока мне хотелось бы только заверить собравшихся, что я готов чтить богов Иса… если не считать нескольких незначительных деталей обрядов… и если вызвал чем-то их недовольство, так лишь по незнанию, а не от недостатка доброй воли.
Он обвел глазами лица собравшихся. Только лицо Бодилис, одевшейся сегодня в серое, казалось суровым.
— Позвольте мне, — попросил Грациллоний, — услышать прежде рассказ о вашей вере. Я умоляю — просветите меня!
— С чего же начать? — раздался хриплый голос. Кое-кто усмехнулся. Вопрос задал один из немногих присутствующих, не принадлежавших к родам суффетов, — художник, посвящавший досуг исследованию материальных объектов.
— Вероятно, лучше начать с истории, которую, как ты помнишь, Грациллоний, мы с тобой уже обсуждали, — предложила Бодилис.
— Помню, — согласился Грациллоний. — Почтенные господа и моя королева, я повидал мир и знаю, как часто римляне ошибочно отождествляли чужеземных богов с Юпитером, Нептуном и прочими знакомыми им божествами. Я пока не слишком разбираюсь в пантеоне Иса. Не от недостатка почтения к богам — просто я не сумел пока проникнуть в тонкости.
— Например?
— О… некоторые из ваших богов, по-видимому, происходят из южной Азии, а другие — из Галлии. Но это не галльские божества. Таранис, например, получил верховенство среди богов от Луга, а Молот — от Саккелуса, но ни один из них, насколько мне известно, не почитается в городе, — Грациллоний позволил себе улыбнуться. — Помогите мне разобраться, в кого я превратился!
Эсмунин Сиронай еле слышно заговорил:
— Надеюсь, ты понимаешь, что люди образованные не принимают древних мифов в их буквальном значении — в отличие от христиан. Для нас это символы. В различных языках одни и те же понятия могут обозначаться разными словами. Так и разные боги могут представлять одну и ту же Сущность. Со временем боги меняются, как меняется язык, развиваются в соответствии с потребностями их почитателей. Само небо не остается неизменным, но сущность его сохраняется во все эпохи.
Главный астролог выглядел дряхлым седым стариком. Он почти ослеп, но под его руководством исследования продолжали вести верные ученики. Птолемеевская система мироздания казалась ему недостоверной, и старец продолжал разрабатывать свою модель.
— Может, лучше кратко представить хронику богов, — вмешался Таэнус Химилко. — Ты уже отчасти знаком с ней, Грациллоний, но весьма отрывочно.
Послышался ропот согласия.
— Ты и веди рассказ, — решил Ирам Илуни. — Среди нас ты — лучший знаток.
Таэнус, аристократ по внешности и манерам, председатель Совета суффетов, владел поместьем неподалеку от Священного леса и знал предания не только горожан, но и земледельцев.
Грациллоний поддержал просьбу президента, и Таэнус начал рассказ:
— В Начале Тиамат, Змея Хаоса, грозила уничтожить Творение. Таранис сразил ее. Но Лер, ее сын, подстерег убийцу матери и убил Его. Земля и небо пребывали во тьме, покуда Белисама не спустилась в нижний мир. Страшной ценой выкупила Она Тараниса, вывела его назад, и примирила Она Тараниса с Лером. Но условием мира Лер поставил, чтобы Таранис умирал снова и снова до Конца Мира, когда он будет возрожден навеки. Мы в Исе ежегодно представляем это действо в лицах. Прежде оно сопровождалось человеческими жертвоприношениями. Ныне жертву Тараниса олицетворяет король. Он гибнет в битве и возрождается в победителе, который зачинает новую жизнь в галликенах, избранницах богини. В некотором смысле каждая из дочерей короля и королевы — божественного происхождения. Но лишь Девятеро представляют Ее воплощения. Прочие проживают обычные человеческие жизни, как и потомки союзов между прочими божествами и смертными. У нас немало семей, ведущих свой род, скажем, от Тевтатиса, Иисуса, Кернунноса — как моя семья — или от богинь, избравших любовниками смертных: Эпоны, Банбы… Правда, это родство не подтверждено ничем, кроме семейных преданий. Быть может, больше истины в туманном веровании, что в жилах Перевозчиков Мертвых течет холодная кровь Лера… Повисла пауза. Грациллоний решился нарушить ее:
— Перевозчики. Я слышал о них, но никто не желает рассказать толком. Что происходит, когда человек умирает?
— Никто не знает. Рассказывают разное. Призраки, обитающие в родных домах, духи, живущие в курганах, Дикая Охота… мрачный Аид или полное забвение… Здесь — в городе и на побережье — мы, как ты знаешь, хороним умерших в море. Хороним тела. Долг Перевозчиков — доставить их души на Сен, и в награду за этот страшный труд они освобождены от налогов и гражданских повинностей. Верят, что там Белисама, а может быть, и Лер подвергают души суду. Говорят, иные из них возрождаются — умершие галликены могут стать тюленями, задержаться на земле, дожидаясь тех, кого любили в этом мире, — но я не знаю и не стану о том говорить.
— А вот митраисты знают, — иронически заметила Бодилис.
Грациллоний вспыхнул.
— Я не знаю, что ждет меня, — огрызнулся он. — Человеку дано только стремиться заслужить спасение.
— Мужчине! Да и то лишь тому, кто омылся в крови Быка. Так что, путь на небо открыт только богатым?
— Нет! — горячо возразил Грациллоний, не ожидавший нападения с этой стороны. — Тавроболия — этот отвратительный ритуал, когда верующие стоят в яме, куда стекает кровь — для поклонников Кибелы! Они называют ее Великой Матерью.
— Ты был освящен кровью короля. Почему бы другим не принимать освящение в крови Быка?
— Не спорю. Но и для них этот обряд не обязателен. И к их обрядам допускаются женщины, — Грациллоний не стал упоминать о тесных связях между храмами Митры и Кибелы. Ему никогда не нравился этот культ, где мужчины в истерических припадках доходили до того, что оскопляли себя. Лучше уж пусть женщины следуют учению Христа. Тот был добр к своей Матери. — Мы, когда убиваем Быка, делаем это достойно, как делал Митра.
— Прошу вас, прошу вас! — воскликнул Ирам. — Сегодня мы только сравниваем взгляды, обмениваемся сведениями. Обсуждение, если потребуется, назначим на другой раз.
Грациллоний взял себя в руки.
— Что касается человеческой судьбы, — сказал он, — многие из моих единоверцев полагают, что она управляется движением планет, но мне, признаюсь, это кажется сомнительным. Не просветит ли нас ученый Эсмунин?
— Я сам ничуть не верю составляемым мною гороскопам, — согласился старец, — хотя добросовестно выполняю свою работу. Если и существует судьба, то, полагаю, силы ее непостижимы для смертного. Появление же планет, загадочные затмения, прецессия равноденствий…
Грациллоний заслушался.

II
Грациллоний рад был бы сидеть до последнего, но почти сразу после трапезы Бодилис потянула его за край тоги и тихо сказала:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55