Надо было сказать, когда звонил.
– Знаешь, сколько можно заработать на его продаже?
– Я не отдам тебе деньги за прошлую ночь.
– Оставь их себе.
– Ты хочешь, чтобы я помогла тебе купить кокаина?
– Нет. Продать.
Она ненадолго задумалась.
– Чей это товар?
– Мой.
– Откуда?
– Доставлен из США. Колумбийский, высшей пробы.
– Почему я? Я всего лишь простая рабочая женщина.
– Потому что я никого здесь не знаю. А у тебя уже есть порошок. Может быть, ты меня свяжешь с кем-нибудь, кто мог бы продать товар на улице.
– Я знаю кое-кого, – осторожно сказала Шерон. – Сколько у тебя есть?
– Много. Целые горы.
– Два, три килограмма?
Он усмехнулся:
– Намного больше. И все на продажу. Если кто-то интересуется, свяжи меня с ними.
– Им нужно знать сколько.
– Скажи, больше тысячи килограммов.
– Ничего себе, – сдавленно прошептала она.
Зазвонил телефон, и он поднял трубку.
– Это я, – сказала Джилл.
– Привет.
– Ты один?
– Да. – У него не хватило духу признаться, что с ним Шерон. Он надеялся, что Джилл звонит не из холла гостиницы.
– Я с работы, поэтому не могу долго болтать. Помнишь, я говорила об одном типе, ночью, когда ты шлялся по бардакам в Мосс-Сайде?
– Очень забавно. О каком типе? – Он улыбнулся, заметив, что неожиданно перешел на британский говор.
– Невысокого роста, белый. С рыжими волосами. Я еще сказала, что он показался мне чем-то знакомым.
– Так, и что же? – Разговаривая, он наблюдал за Шерон. Та подошла к окну и стала смотреть вниз, на площадь Святого Петра.
– Я проверила досье подозреваемых террористов. Ничего не нашла. Крсмг одного имени, причем, мне кажется, раньше там была фотография, и я даже видела ее недавно. Кон Бурн. Он возглавлял АВО.
– Что это такое?
– Активный военизированный отряд. Подразделение террористов.
– А кто же он теперь?
– В примечание говорится, что он ушел оттуда и примкнул к какой-io самостоятельной группе.
– Это достоверные сведения?
– Похоже, что да. Сказано, что он все еще опасен. Один из бывших активистов. Полгода назад я участвовала в расследовании по делу, связанному с этой группой. Они пару раз угрожали взрывами. Когда я смотрела досье в последний раз, фотография там была. Я пыталась выяснить, не брал ли ее кто-нибудь. Мне сказали, что никакой фотографии там не было. По-моему, кто-то ее вынул. – В трубке послышался шум. – Сюда вошли. Поговорим позже. Пока.
Прежде чем он успел ответить, раздались гудки. Маршалл положил трубку и посмотрел на Шерон.
– Мне нужны хорошие люди, которые знают обстановку.
– Я знаю таких, – с готовностью сказала она.
– И они должны уметь вести дела. Я не покажу товар, пока не буду уверен в их надежности.
– А что я буду с этого иметь?
– Сведи меня с ними – не пожалеешь.
– Ну да, а может, ты мне лапшу на уши вешаешь! Разыгрываешь из себя делового. А сам небось легавый?
Маршалл подошел к шкафу, достал свой чемодан, вынул из него сумку и расстегнул «молнию» так, чтобы она увидела содержимое. Затем извлек из кармана нож и, отрезав кусочек желтоватого вещества, протянул ей.
– Репортер бы так не поступил, а? – С этими словами он убрал все на место.
Убедившись, что это действительно кокаин, Шерон спрятала его к себе в сумку.
– Ты должен мне пятьсот, – напомнила она.
– То, что я тебе дал, стоит два куска.
– Ты обещал наличными.
Он рассмеялся и, вынув кошелек, отсчитал десять банкнот по пятьдесят и протянул ей.
– Это уже за другое.
– Если ты хочешь трахнуть меня, давай, предложила та, принимая деньги.
Маршалл покачал головой.
– Хотел бы, – солгал он, – но у меня много дел.
– Ну смотри. Вообще-то моя лохматенькая по утрам любит отдыхать.
Он помог ей одеться и проводил до двери.
– Странный ты мужик, – проговорила она. – Другой на твоем месте давно бы уже меня выебал, даже если бы за ним ломились в дверь.
– Давай, давай, иди, пока я не передумал.
Она улыбнулась и вышла.
– Позвони мне, когда что-нибудь прояснится! – крикнул он велел.
Маршалл взял напрокат маленький голубой «воксхолл» и поехал к северу, к холмам Ланкашира. Позади остались покрытые копотью дома Манчестера, езда по петляющей между холмами дороге доставляла удовольствие. Теперь туда проложили новую автостраду, но он предпочел старый маршрут. Дорожная карта лежала рядом на сиденье, но в нее не было нужды заглядывать: даже после стольких лет он помнил путь наизусть. Вот он миновал черные «сатанинские» мельницы, превращенные в привлекательные деловые центры и даже жилища, которые очень мило смотрелись в этих зеленых северных долинах. Угрюмая история промышленной революции осталась только в воспоминаниях стариков, словно предания ушедшей эпохи. Но сельская местность не изменилась. Холмистые долины, овцы на лугах, серые, мрачноватые каменные дома, где до сих пор обитают дикари, которые бьют своих жен, если те им не подают ужин вовремя. Маршалл усмехнулся: он воспринимал местную жизнь как американец. На самом деле многое уже давно изменилось. Наверняка в кухнях есть газ, центральное отопление, микроволновые печи. Так же как в штате Новая Англия или Мэн. Поистине мир превратился в одно большое целое.
Ферма стояла на склоне холма, на берегу реки Ходдер. Как и большинство зданий той эпохи, для защиты от стихии дом был встроен прямо в холм. Старый каменный сарай с крепкой крышей все еще стоял рядом. Он поставил машину у ворот из железных прутьев, перелез через ограду и по неровной дорожке направился к дому.
Из сарая вышел Чарльз. На нем было темно-зеленое пальто, вельветовые брюки и черный свитер. Увидев Соулсона, Маршалл остановился. Тот выглядел так же, как и по телевизору: мрачноватый, серьезный, бородатый.
– Ну, ты, я гляжу, оделся в самый раз для деревни, – произнес Соулсон.
Маршалл пожал плечами. На черные туфли уже налипла грязь, но другой обуви у него не было.
– Почти ничего не изменилось, – сказал он, оглядываясь вокруг.
– Что-то должно оставаться постоянным.
– Как отец?
– Нормально. Для его возраста. Никогда не покидает дом. Наполовину ослеп, сильно сдал после того, как вынужден был расстаться с этой фермой. – Соулсон не находил никакого сходства с Джимми в этом здоровом мужчине. Только глаза остались те же: та же готовность к защите, то же слегка насмешливое выражение. Он, признаться, не узнал бы своего брата, столкнись с ним на улице. – Ты вошел бы в дом. Он будет рад тебя видеть.
– Ты говорил ему о моем приезде?
– Нет.
– Тогда попозже.
– Как хочешь. Похоже, ты здорово простудился.
– Ничего, пройдет, – слегка гнусавя, произнес Маршалл.
– Сейчас ходит инфекция. Может, пройдемся вдоль реки?
– Почему бы и нет?
Сойдя с дороги, они стали спускаться по склону холма.
– А где скотина?
– Коров отец уже давно перестал держать. Потом после Чернобыля пришлось уничтожить овец. У него уже не хватило сил все начать снова.
– Он все еще пьет?
– Не забыл, а? – проворчал Соулсон. – Пьет, не прекращая. Я даже иногда думаю, что он этим и держится. Весь насквозь проспиртованный, и ничто его не берет. В общем, только этот дом и луг остались в нашем распоряжении. Остальное он сдает в аренду соседу. А ты что, беспокоишься о наследстве?
– Да ну тебя, Чарльз.
– В тебе не осталось ничего английского. Или я не прав?
– А чего же ты ожидал через столько лет?
– Ничего я не ожидал.
– Мне уже не пятнадцать.
– Наверное, все мы виноваты.
– Не все.
– Итак, зачем ты хотел встретиться со мной? – Соулсон чувствовал себя явно оскорбленным.
– Потому что... ты мой брат. И ты меня вызвал.
– Рой всем тебя обеспечил?
– Всем.
– Значит, это светский визит?
– Отчасти.
– Тогда давай сперва покончим с делами.
– Что тебе сказал Рой?
Соулсон стал в деталях излагать сообщения Армитеджа. Они подошли к реке и пошли вдоль берега.
– Ты можешь что-то добавить? – спросил он под конец.
– Мне кажется, к этому причастна ИРА.
– Ты имеешь в виду взрывы?
– Не только. Вашингтон считает, что ИРА доставляет наркотики в Европу. Сперва в Белфаст или Дублин, потом на континент, в Манчестер и другие районы Англии.
– Таким долгим окольным путем?
– Не сказал бы. Эти люди делают все для того, чтобы обезопасить свои поставки. Мосс-Сайд они пытаются превратить в крепость. Это наиболее удобный центр, откуда можно наладить систему распространения по всей Англии.
– Значит, тот груз, о котором ты говорил, здесь?
– Или в Ирландии. По-моему, Белфаст тоже очень удобное место. Но рано или поздно его доставят сюда. Если собираются торговать им на улицах.
– Тогда почему они устраивают взрывы?
– Пока не знаю. Разве что воюют с китайцами. Если товар для ИРА поставляют колумбийцы, то вот тебе две организации, готовые стереть в порошок любого, кто встанет у них на пути.
– Сомневаюсь, что они будут связываться с наркотиками, – задумчиво произнес Соулсон.
– Кто? ИРА?
– Кто же еще? Черт возьми, они должны быть преданы своей идее единой Ирландии. Весь этот терроризм им только во вред. А теперь еще и наркотики. Боже, помоги нам.
– Ты веришь в это? В единую Ирландию?
– В конце концов, это их страна.
– Здесь не популярна такая точка зрения.
– Это мое личное мнение. Не для печати. Но это не мешает мне выполнять свою работу. Я все равно буду преследовать и сажать за решетку террористов из ИРА.
– Я бы предпочел воевать с колумбийцами, а не с этими фанатиками. Их невозможно победить.
– Ты, видимо, думаешь, мы тут в Манчестере совсем растерялись.
– Зачем же ты меня вызвал?
Соулсон оставил без ответа язвительное замечание.
– Почему мы, по-твоему, проигрываем?
– Я не говорил, что вы проигрываете. Вы просто потеряли контроль.
– Почему?
– Потому что, насколько я понял, для вас гораздо важнее сохранить политическое лицо. – Маршалл осторожно подбирал слова. – Дело полиции – ловить плохих ребят и охранять общество. Все остальное должно иметь второстепенное значение.
– Но мне не хватает средств.
– Всем не хватает. Повсюду в мире то же самое. Но мы стараемся изо всех сил. И потому держимся.
– Да, но вам не приходится отчитываться перед компанией левых придурков, – оправдывался Соулсон.
– Работа полиции не имеет с этим ничего общего. Не давай себя отвлекать, Чарльз. Иначе в один прекрасный день ты примешь неверное решение по ложным причинам. Быть полицейским – просто. Вот хорошие ребята, а вот – плохие. Примитивно, конечно, но так оно и есть. Остерегайся оказаться посередине.
Соулсон вспомнил, как много лет назад он оказался в такой ловушке. Когда Джимми попал в беду, а Кристли покрыл его. Это и те жуткие дни на болоте сформировали его позицию и взгляды. После того крещения не осталось места ни сочувствию, ни желанию входить в чье-то положение.
– У тебя есть какой-нибудь план? – спросил он, меняя тему.
– Боюсь, у тебя волосы встанут дыбом, если ты о нем узнаешь.
– А я хотел бы знать.
– Нет, Чарльз. Предоставь это мне.
– А если я буду не согласен с твоим планом?
– Ну ты даешь! Сам же попросил меня о помощи. Я буду делать то, что мы обычно делаем в любой другой части света. – Маршалл решил не говорить брату о Ронейне. Это должно быть работой, а не личной местью.
– Забавно, а?
– Что.
– То, что мы оба стали бобби.
– Дурацкая работа.
– А кое-кто и полицейских считает дураками.
Маршалл засмеялся:
– Ну это не пошло тебе во вред. А для начальника полиции ты сохранил неплохую форму.
– Даже лучшую, чем ты. Хотя я и старше.
– Еще чего!
– Помнишь, в детстве мы бегали наперегонки? И я всегда позволял тебе победить.
– Черта с два.
– Ей-богу. Я и сейчас тебя обгоню.
– Попробуй.
– Давай. Отсюда до дома. – До дома было двести ярдов, вверх по склону холма.
– Ну, готов?
– Внимание, марш! – крикнул Соулсон, и они, солидные мужчины средних лет, рванули с места. Развевающиеся полы пальто затрудняли бег, ноги скользили в грязи. На полпути оба стали задыхаться, но никто не собирался уступать. Пыхтя и шлепая ногами, они продолжали бег. Никому так и не удалось вырваться вперед. Когда до дома оставалось не более двадцати ярдов, Соулсон расхохотался. Маршалл присоединился к нему. Состязание закончилось.
– Я победил! – воскликнул Маршалл, касаясь стены сарая.
– Нет. Ни в коем случае! – закричал Соулсон, ударив рукой по стене сразу же вслед за братом.
– Черт возьми, Чарльз. Ты опять жульничаешь.
– Ничего подобного. Ничья. Самая настоящая ничья.
– Черта с два! – Он снова рассмеялся и обхватил Соулсона за плечи. Разом исчезла скованность и отчужденность. Они смеялись над собой, над своим ребячеством. Прислонившись к стене, наконец отдышались. – Если ты и победил, то только потому, что у меня сейчас простуда.
– Я хочу тебе кое-что показать, – сказал Соулсон. – Давай. За мной. – Через боковую дверь он вошел в сарай.
– Только и знает, что командовать, – проворчал Маршалл и пошел следом.
Посередине находилось нечто, закрытое чехлом. Соулсон снял чехол. Там оказался его старый мотоцикл «Браф Супериор SS 100», модель 1930 года, блестящий и сверкающий, как новый. Продав его в 1965 году, чтобы приобрести Джимми билет на самолет, Соулсвн не терял его из виду и выкупил при первой же возможности. Пришлось повозиться, чтобы восстановить. Мотоцикл был дорог ему как напоминание о Мэри, об их маленьком домике в Элтрингеме.
– Помнишь? – спросил он, отступая в сторону.
– Твой мотоцикл. А до этого – папин.
– Неплохая память.
– Он был разбит.
– Теперь восстановлен. У меня и права есть.
– Здорово!
– Сохранил как память о прошлом. – Соулсон решил не говорить брату, что только благодаря продаже мотоцикла удалось отправить Джимми в Америку.
– Он видел?
Соулсон кивнул.
– Да. И даже прокатился.
– С мамой?
– Он так и говорил всегда: «На нем я встретил твою маму», – сказал Соулсон, подражая голосу отца. – Хочешь прокатиться?
– Прямо сейчас?
– А почему бы и нет?
– Давай.
Соулсон убрал ножки и покатил мотоцикл к выходу. Это была тяжелая машина, намного тяжелее, чем современные мощные японские мотоциклы. Маршалл придержал дверь, пока брат выкатывал «браф» наружу. Тяжелый мотоцикл завелся с седьмой попытки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59