Довольно зардевшись, Милли хихикнула, покосилась на Лебрюна и вышла.
Подтянув стул поближе к кровати, Каду сел.
— Как дела, дружок? Как тут за тобой ухаживают?
Следующие десять минут прошли в воспоминаниях — детские шалости, лучшие друзья, девушки, с которыми они встречались, жены, дети... Каду вспомнил, как они сбежали из дому, чтобы вступить в Иностранный легион, и как потом их доставляли назад двое настоящих легионеров — беглецам в ту пору было по четырнадцать... Каду хохотал от души и вспоминал все новые и новые истории, стараясь позабавить раненого друга.
И все время, пока он непринужденно болтал, указательный палец Лебрюна был на курке револьвера 25-го калибра, нацеленного под одеялом в грудь Каду. Предостережение Маквея звучало недвусмысленно: Каду — не добрый старый друг, приятель с юношеских лет, а опытный конспиратор, работающий на группу, как они теперь называли таинственную преступную организацию. Он организовал прикрытие для внедрения в Интерпол Класса и Хальдера, и не исключено, что он организовал покушение на Лебрюна и его брата. Если Маквей прав, то Каду пришел убить его.
Но пока Каду беззаботно болтал и смеялся, вспоминая детство, Лебрюн спрашивал себя: не ошибся ли Маквей? И кроме того — как мог Каду рассчитывать безнаказанно разделаться с ним, когда у открытой двери палаты круглые сутки полицейский пост?
— Старина, я хотел бы выкурить сигаретку, — сказал Каду, вставая, — но дымить здесь нельзя. — Он взял свою фуражку и пошел к двери. — Спущусь в вестибюль, а минут через десять вернусь к тебе.
Каду вышел, и Лебрюн позволил себе расслабиться. Нет, не может быть. На этот раз Маквей ошибается. Через минуту в палату вошел один из полицейских.
— У вас все в порядке, сэр?
— Да, спасибо.
— Тут пришли сменить вам белье, сэр.
Полицейский шагнул в сторону, и на пороге появился здоровенный детина в халате санитара, с чистыми простынями в руках.
— Добрый день, сэр, — произнес он с акцентом настоящего кокни и положил белье на стул у кровати.
Полицейский вышел в коридор.
— Мы тут малость уединимся, ладно, сэр? — И санитар закрыл дверь.
У Лебрюна тревожно застучало сердце.
— Зачем вы закрываете дверь? — по-французски спросил он.
Детина с ухмылкой повернулся к нему и одним рывком выдернул у него из носа дыхательные трубки.
Тут же на лицо Лебрюна шлепнулась подушка, и санитар всем телом навалился на нее сверху.
Лебрюн отчаянно сопротивлялся, правая рука его шарила под одеялом в поисках револьвера, который он неосторожно выпустил из пальцев, когда Каду вышел из палаты. Но огромный вес детины, да и собственная болезненная слабость делали все усилия тщетными. Наконец его пальцы нашли рукоять револьвера, он попытался нацелить его в живот убийцы. Но тот переменил положение, и дуло револьвера запуталось в простынях. Лебрюн судорожно пытался его высвободить. Он задыхался. Все вокруг подернулось серой пеленой, и Лебрюн почувствовал, что умирает. Тьма сгустилась. Ему показалось, что револьвер выхватили из его руки, потом раздался приглушенный выстрел — и перед его глазами вспыхнул ослепительный свет, самый яркий, какой он видел в жизни.
Лебрюн не мог видеть, как убийца нащупал револьвер в простынях, выхватил его из руки Лебрюна и приложил к его уху. Не мог он видеть и кровавого месива из собственных мозгов, и осколков черепа, прилипших к белой стене над кроватью.
Через несколько секунд дверь распахнулась. Застигнутый врасплох санитар резко повернулся и навел револьвер на дверь. На пороге стоял Каду. Он быстро шагнул в палату и закрыл дверь. Убийца с облегчением вздохнул и опустил оружие. Он кивнул в сторону Лебрюна и начал что-то говорить — и тут увидел револьвер в руке Каду.
— Что... — только и успел он крикнуть, как громовой выстрел оборвал его крик.
Когда, услышав на бегу еще два выстрела, в палату ворвались полицейские, они увидели Каду, стоявшего над убитым санитаром, все еще сжимавшим в руке револьвер Лебрюна.
— Этот человек только что застрелил Лебрюна, — мрачно произнес Каду.
Глава 89
Германия, Бранденбург
— Что собой представляет Шарлоттенбургский дворец, где устраивает свое сборище Шолл? — спросил Маквей, наклонившись вперед. Реммер, следуя за головной машиной, ехал по аллее с изумительно красивыми осенними деревьями, мимо бюргерских домов пятнадцатого века на восток, к Берлину.
— Что собой представляет? — Реммер покосился в зеркальце заднего вида. — Замечательный образец архитектурного барокко. Музей, усыпальница, сокровищница, где собраны тысячи предметов искусства, которые дороги сердцу каждого немца. В прошлом — летняя резиденция всех прусских монархов, от Фридриха Первого до Фридриха Вильгельма Четвертого. Если б канцлер поселился в Шарлоттенбурге, то представь себе Белый дом, набитый сокровищами всех музеев Америки.
Осборн посмотрел в окно. Солнце поднималось все выше, и длинная цепь озер из фиолетовой превратилась в ослепительно голубую. Напряжение последних дней после долгих лет спокойной жизни совершенно измотало его. И вот теперь в Берлине ситуация наконец должна была разрешиться. С одной стороны, Осборн чувствовал, что потерял всякий контроль над происходящим, что его подхватило и несет течение, бесцеремонно швыряя как щепку. Но, с другой стороны, он ощущал какое-то удивительное спокойствие, внутреннюю уверенность, что конец близок. Его словно направляла чья-то неведомая рука, и все пугающее и опасное, что ему предстоит, имеет свой потаенный смысл. Ему нужно не сопротивляться, а покориться, довериться своей судьбе и пройти свой путь до конца.
Осборн задумался: а что чувствуют сейчас его спутники? Маквей, и Нобл, и Реммер — люди на удивление разные, даже по возрасту, более того, из разных миров. Направляет ли их та же неведомая рука, что и Осборна? Возможно ли такое, если он знает их всех меньше недели? А если нет, то что же ими движет?
Отказавшись от попыток разгадать эту тайну, Осборн снова посмотрел в окно и залюбовался пасторальными пейзажами, перелесками и озерами. Вот мелькнула сосновая рощица и тут же исчезла, а в отдалении в солнечных лучах засияли шпили старинного кафедрального собора. И у него вдруг появилось чувство, даже, пожалуй, уверенность, что все они — Маквей, Реммер, Нобл и он сам — призваны исполнить здесь какой-то высший замысел, разгадать который им не дано.
* * *
Франция, Нанси
Солнце, выглянув из-за гор, озарило бело-коричневый домик, словно сошедший с картины Ван Гога.
Агенты тайной полиции Ален Котрелл и Жан-Клод Дюма сидели на крылечке и нежились на солнышке. Дюма держал в одной руке кружку с кофе, в другой — карабин. В четверти мили от дома, на полдороге между фермой и шоссе, Жак Монтан с винтовкой на плече, прислонившись к дереву, наблюдал за снующими по стволу муравьями.
Вера Моннере, сидя за старинным туалетным столиком возле окна спальни, дописывала пятую страницу пространного любовного послания Полу Осборну. В письме она пыталась как-то упорядочить, объяснить все, что произошло с ними с начала знакомства. Письмо немного отвлекало ее от мыслей о вчерашнем, внезапно оборвавшемся разговоре.
Сначала она подумала, что разговор прервался из-за неполадок на линии и что Пол перезвонит. Но время шло, а звонка не было, и Вера поняла: что-то произошло. Она не разрешила себе гадать, что именно произошло. Остаток вечера (и большую часть ночи) она стоически читала толстые научные журналы, которые захватила с собой из Парижа. Тревога и страх — плохие компаньоны, но они сопутствовали ей последнее время постоянно.
К рассвету она решила поговорить с Полом — высказать на бумаге все то, что накопилось в душе, как будто он сидит рядом и больше никого в доме нет... Как будто они обычные люди, познакомились, как знакомятся все прочие... Так она надеялась хоть на время унять тревогу.
Отложив ручку, Вера перечитала написанное — и от души расхохоталась. Все эти из сердца идущие, прочувствованные слова, выплеснувшись на бумагу, оказались высокопарными, псевдоинтеллектуальными рассуждениями о смысле жизни. Она хотела написать любовное письмо, а получилось сочинение учительницы английского языка, ищущей места в частной школе для девочек. Смеясь, Вера разорвала исписанные листки и бросила их в мусорную корзинку. Потом подняла голову и увидела в окне свернувшую с шоссе машину, направлявшуюся к ферме.
Когда машина подъехала ближе, стало видно, что это черный «пежо» с мигалкой на крыше. На полпути к ферме на дорогу вышел Монтан и махнул водителю, приказывая остановиться. «Пежо» притормозил, Монтан наклонился к окну водителя и обменялся с ним несколькими словами. Потом достал рацию, переговорил с товарищами и кивнул. Машина поехала к дому.
Агент Котрелл спустился с крыльца и вышел навстречу черному «пежо» и, как и Монтан, жестом приказал водителю остановиться, Жан-Клод Дюма с карабином наготове подошел к машине сзади.
— Да, мадам? — произнес Ален Котрелл, когда стекло скользнуло вниз и из машины выглянула темноволосая, очень хорошенькая молодая женщина.
— Меня зовут Авриль Рокар, — произнесла она по-французски и показала свое удостоверение сотрудника полиции. — Из первой префектуры Парижа. Я приехала по поручению детектива Маквея, чтобы забрать мадемуазель Моннере в Париж. Она его знает.
Она предъявила ордер, оформленный по всем правилам, с подписью капитана Каду. Пока Котрелл рассматривал предъявленные документы, Авриль Рокар добавила:
— Это решение одобрено премьер-министром.
Котрелл вернул ей ордер. Жан-Клод шагнул к машине и заглянул внутрь. Кроме девушки, в салоне никого не было.
— Минутку, — сказал Котрелл. Он достал из кармана рацию и отошел на несколько шагов в сторону. Пока он вел переговоры, Дюма придвинулся к передней дверце машины.
Авриль быстро глянула в зеркало и убедилась, что агент Монтан стоит все там же, у дороги, в сотне футов от дома. Через несколько секунд Котрелл сунул рацию в карман и повернулся к машине. Авриль Рокар безошибочно угадала по его лицу произошедшую в нем перемену и заметила, что его рука скользнула под пиджак, за револьвером.
— Ничего, если я пока достану себе сигаретку? — с улыбкой спросила она агента Дюма и потянулась к сумочке.
— Да, конечно. — Внимание Дюма было приковано к правой руке девушки, нырнувшей в сумочку, но в ее левой руке мгновенно появился револьвер. Раздались два глухих щелчка, и Дюма отбросило назад, на Котрелла. Тот на мгновение потерял равновесие и тут же увидел «беретту» в руке Авриль. Первый выстрел — и он схватился рукой за шею. Второй, между глаз, свалил его на землю.
Монтан побежал к дому, на ходу стреляя из винтовки. Авриль навела на него «беретту». Монтана ранило в ногу, он упал, винтовка отлетела на несколько футов в сторону. Стиснув зубы от боли, он пытался дотянуться до своего оружия, но Авриль уже подошла к нему и, пристально глядя ему в глаза, медленно подняла «беретту». Дав ему минуту, чтобы он прочувствовал ужас надвигающейся смерти, она выстрелила дважды — в левый глаз и в сердце.
Потом, поправив жакет, повернулась и пошла к дому.
Глава 90
Вера, видевшая расправу из окна, в панике схватилась за телефон, но гудков не было.
Когда Франсуа привез ее сюда, она попросила у него револьвер на случай чего-то непредвиденного. Ничего непредвиденного произойти не может, заверил ее Франсуа. Люди, которые охраняют ферму, — лучшие агенты тайной полиции. Она пыталась спорить — ведь те, кто за ней охотились, умели организовывать абсолютно непредвиденные ситуации, но Франсуа с ней не согласился. Он считал, что здесь, в двухстах милях от Парижа, под охраной самых опытных и верных агентов, она находится в полной безопасности.
И вот теперь самые опытные и верные лежали на траве, а женщина, которая их убила, приближалась к дому.
Авриль Рокар пересекла лужайку перед домом и поднялась на крыльцо. Она опасалась, что в доме затаился последний, четвертый агент. Кроме того, возможно, второй успел передать сигнал тревоги по рации. Ну что ж, если четвертый в доме, нужно побыстрее прикончить и его.
Она сунула в «беретту» новую обойму, встала слева от двери, левой рукой нащупала ручку и тихонько потянула. Дубовая дверь приоткрылась. Внутри все было тихо. Снаружи снова защебетали птицы, примолкшие, пока шла стрельба.
— Вера! — уверенно позвала она. — Меня зовут Авриль Рокар. Я — офицер полиции. Телефоны отключены. Меня послал за вами Франсуа Кристиан. Люди, находившиеся с вами на ферме, оказались преступниками, внедрившимися в тайную полицию.
Тишина.
— С вами кто-нибудь есть, Вера? Вы поэтому не можете говорить?
Медленно, осторожно Авриль открыла дверь пошире, чтобы можно было войти. Слева в холле у стены стояла длинная и широкая скамья. Впереди через открытую дверь виднелась гостиная. Дальше, за гостиной, коридор вел в глубину дома, и рассмотреть что-либо было невозможно.
— Вера! — снова позвала Авриль.
Тишина.
Вера в это время стояла в конце коридора, за углом. Она пошла было к черному ходу, но сообразила, что он ведет на открытую лужайку, где она станет хорошей мишенью.
— Вера! — снова прозвучал голос Авриль. Слышно было, как поскрипывают половицы под ее ногами. — Не бойтесь, Вера. Я здесь, чтобы помочь вам. Если кто-нибудь держит вас, не сопротивляйтесь. Не двигайтесь, оставайтесь там, где находитесь. Я сама найду вас.
Вера сделала глубокий вдох и задержала дыхание. Справа от нее было маленькое окно, и она выглянула наружу, отчаянно надеясь, что кто-нибудь появится на дороге. Агенты, приехавшие на смену убитых, почтальон — кто угодно.
— Вера! — Голос Авриль приближался.
Эта ужасная женщина совсем рядом... Вера взглянула вниз. Она была врачом, ее учили спасать жизнь людям, а не отнимать ее у них... Но умирать просто так, без борьбы, она не согласна. Она сжала в руках темно-синий шелковый шнур, который успела выдернуть из оконных занавесей в своей спальне.
— Если вы одна и продолжаете прятаться, пожалуйста, выйдите. Франсуа ждет сообщения, что вы в безопасности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77