Такие чувства и раньше не доводили ее до добра.
Не стоит опрометчиво поддаваться смутным чувствам только потому, что ее привлекает его за пах или тревожит его грустное лицо.
Рен заспешила к лестнице. Из рюкзака выпал какой-то листок. Фотография.
Опустив на пол куртку, шляпу и рюкзак, Рен подняла ее.
Края фотографии были разлохмачены, на ней остались следы пальцев, видно было, что она по бывала в воде.
Рен глубоко вздохнула, рассмотрев, кто на ней запечатлен. Семья. Мужчина, женщина и ребенок.
Мужчина — это Киган. Его можно было узнать сразу.
Но выглядел он совершенно иначе. В его взгляде не было ничего таинственного, он широко и радостно улыбался. Вместо изможденного и мрачного человека она увидела сильного, уверенного в себе мужчину. На нем были шорты, рубашка с короткими рукавами. На руке — обручальное кольцо
Волосы Кигана были коротко подстрижены.
Так стригутся военные и полицейские. Рен провела пальцем по фотографии.
Да, когда-то у него не было этого жуткого шрама.
Одной рукой он обнимал за талию стоящую рядом женщину. Она смеялась, видны были ее белые зубы. Женщина была хорошенькой, но не красавицей. Широко расставленные глаза, слишком пухлый рот. Ее красили легкие светлые волосы до плеч, перехваченные светло-голубой лентой. На ней было простенькое домашнее платье в цветочек, именно такое, какие любила и Рен. На ногах белые сандалии.
На руках женщина держала ребенка. Ему было около года. Дитя было в розовой распашонке, так что Рен решила, что это девочка. Она была похожа на мать.
Очевидно, это жена и дочь Кигана. Но что с ними стало? Живы ли они? Рен вздрогнула, и ее сердце болезненно сжалось. Ох, бедняга. Какую ужасную потерю он, должно быть, пережил. Воз можно, даже худшую, чем она сама. В глазах Рен стояли слезы, и теперь она точно знала, что должна делать.
Неважно, какие страхи и сомнения наполняли прежде ее душу. Кигану нужно пристанище, а ей нужен помощник на ферме. Словно Бог привел его сюда. Положив фотографию обратно в рюкзак и подобрав остальные вещи, Рен приняла окончательное решение: она попросит его остаться.

* * *
Открыв глаза, Киган уставился в потолок. Где он, черт возьми?
Он был ранен. Сильно. Ему хотелось пить. И он замерз. Киган дрожал. Но на нем, по крайней мере, три теплых одеяла и сверху еще покрывало. Так почему же он мерзнет?
Киган обвел взглядом комнату. Антиквариат. Он увидел множество старинных вещей. У одной стены изящная стойка с фарфоровой вазой. Стены были увешаны пейзажами, написанными маслом, а на окнах висели тяжелые занавеси, такого же цвета, как покрывало.
Как он сюда попал?
Киган оторвал голову от подушки, но тут же почувствовал как закружилась голова. Застонав, он потрогал рукой затылок.
Думай, Уинслоу, думай! — приказал он себе.
Он закрыл глаза и глубоко вздохнул.
— Киган? — раздался тихий голос, почти шепот.
Мэгги? Его охватила надежда, но при этом он понимал, что так не может быть. Он стянул с лица покрывало и посмотрел на дверь.
В дверях стояла хрупкая женщина. На нее падал свет из холла. На ней был передник, от нее пахло яблочным пирогом. Все было так, как у Мэгги.
Его зрение было затуманено, и он не поверил в то, что видел. Неужели это правда, и Мэгги жива? После того, что случилось…
Он не мог думать связно. Мысли беспорядочно проносились в его голове.
— Я принесла сок и аспирин, — сказала она, входя в комнату. В высоком бокале позвякивал лед. — Как вы себя чувствуете?
Голос женщины был мягок и мелодичен. Как у Мэгги. Вот только говорила она с южным акцентом, а Мэгги была из Небраски.
Он попытался ответить и с удивлением услышал собственный хриплый голос.
— Хочу пить, — еле проговорил он.
Она подошла к кровати и положила ему на лоб ладонь. Словно мать, ухаживающая за больным ребенком, она приподняла его голову.
— Откройте рот.
Он послушно открыл рот, и женщина положила ему на язык две таблетки, а затем поднесла к губам холодный стакан.
— Глотайте.
Он быстро проглотил таблетки и с наслаждением глотнул холодный яблочный сок.
— Спасибо, — прошептал он.
Она хотела уйти, но Киган схватил ее за руку. Рен напряглась от его прикосновения. Неужели она боялась его? Киган надеялся, что это не так. Надо, чтобы она поняла, как он благодарен ей за заботу.
Он сжал рукой ее запястье и поднес ее руку к губам. Ее кожа оказалась такой мягкой и нежной. Эта женщина была молода и полна жизни. Киган нежно поцеловал ее руку, один, два, три раза. Она отняла руку и пошла, хромая, к двери.

* * *
Выйдя из спальни, Рен остановилась посреди гостиной. Ее руку все еще покалывало после прикосновения Кигана, а внутри все дрожало от напряжения.
Она была испугана. Очень испугана. Этого не должно было быть, но было именно так.
Потирая запястье и закусив губу, Рен глядела в окно на серые облака, закрывающие горизонт. Она не могла поверить, что все эти чувства в ней пробудило прикосновение его губ.
Рен чувствовала, что в этом не было ничего интимного. Никакого приглашения, скрытого обещания. Киган Уинслоу просто благодарил ее за заботу.
Глядя на него, Рен испытывала столько противоречивых ощущений, что никак не могла определить свое истинное отношение к этому человеку. Предчувствие, грусть, трепет, возбуждение. И желание. Ей хотелось быть рядом с ним. Прикасаться к нему, приласкать и успокоить этого странно го пришельца, который успел перенести столько страданий.
— Ты не можешь позволять себе никаких чувств по отношению к этому человеку, — прошептала она. — Даже если он окажется не таким опасным, каким показался с первого взгляда, он принесет тебе только боль. Сегодня он здесь, а завтра — уйдет. А главное — для чего ему нужна хромая уродка?
Рен стиснула зубы при воспоминании о том, что сказал ей Блейн, когда обчистил ее до нитки. Она хорошо помнила выражение его лица, когда он говорил ей, что она — калека и достойна толь ко сожаления. Что ни один мужчина не захочет взвалить на себя такую обузу.
И Рен ему поверила.
Встряхнув головой, чтобы отогнать воспоминания, она встала и пошла на кухню. Она приготовила Кигану куриный суп. Она сделает для этого человека все, что сможет, а потом, с Божьей помощью, отпустит его на все четыре стороны. Предлагать ему работу в качестве помощника на ферме было слишком рискованно.
Просто поставить его на ноги и отправить с глаз долой. И она никогда не увидит его, и ее беспокойство пройдет. Это казалось легко. Да и Киган, кажется, совсем не интересовался ею. Рен глубоко вздохнула. Отлично. Это подходит. Но сколько она ни терла руку с мылом в теплой воде, ей никак не удавалось смыть ощущение прикосновения его губ.

* * *
Как только Киган проснулся, он понял, что ему значительно лучше. Он откинул покрывало и попытался сесть, но его тело все еще было охвачено проклятой слабостью.
Послышался стук в дверь.
— Войдите, — сказал он, тут же удивившись, сколько энергии понадобилось, чтобы произнести это простое слово.
Дверь приоткрылась, и женщина робко вошла в комнату. Он забыл ее имя. Киган нахмурился. Робин? Так ее зовут? Нет, не так. Рен. Да, именно Рен.
— Вы вспотели, — сказала она, вытирая руки о передник и глядя на него.
Ему это только показалось, или ее глаза действительно скользили по его голой груди? Кигану стало неловко, и он натянул простыню до подбородка.
— Ну, по крайней мере жара больше нет. Нам придется сменить эти простыни на сухие. — Она говорила спокойно, как будто он не лежал перед ней в постели почти обнаженный. — Как думаете, вы сможете посидеть в кресле, пока я перестелю постель? Вы могли бы помыться.
— Да.
— Тогда обнимите меня за плечи. — Чувствуя себя беспомощным, как ребенок, Киган осторожно спустил ноги с кровати. Ему не нравилось, что она так близко, что он зависит от ее доброты. Слишком уж уютно и интимно это выглядело, словно они муж и жена.
Медленно сделали они несколько коротких шажков к креслу у окна. Киган упал в кресло, тяжело, как камень, чувствуя неловкость, оттого что на нем были только трусы.
Словно прочитав его мысли, Рен взяла с кровати легкое покрывало и укрыла его. Киган видел, как смягчился ее взгляд, когда она посмотрела на его шрам. Возможно, его ожог отпугнет ее.
— Я сейчас вернусь, — сказала она и исчезла за дверью.
Он глубоко вздохнул и вздрогнул от мысли, которая пришла ему в голову. Он не знал, который сейчас час. И более того, не знал, какой день. Он выглянул в окно и увидел, что земля покрыта толстым слоем льда. Небо было темным, но дневной свет еще не уступил место чернильному мраку ночи.
— А вот и я, — Рен принесла тазик, мыло, мочалку и полотенце.
— Вы можете меня не подбадривать, — сказал он. — Я чувствую себя ужасно и, уверен, выгляжу неважно.
— Да уж, об этом не стоит писать домой, — согласилась Рен, и эта неожиданная шутка удивила Кигана. Он улыбнулся, правда, не слишком сердечно. Рен поставила тазик на стол. Рядом положила мочалку и мыло.
Она отвернулась и принялась собирать влажные простыни. Простая розовая блузка ей очень шла. Киган восхитился волосами цвета дубовой коры, длинными, густыми. Двигалась она грациозно.
— Вам помочь? — спросила Рен. Она стояла перед ним, зажав в руке сырые простыни. Ее чай ного цвета глаза светились такой чистотой и невинностью, что на минуту Кигану стало неловко.
Он хотел отказаться от ее предложения, сказать, что ему не нужна никакая помощь, но это было не так. Он был так слаб, что с трудом удерживал в руке мочалку.
Киган отрицательно покачал головой.
— Чепуха, — ответила девушка твердо. — Вы бледны как полотно.
Она бросила простыни на пол и подошла к нему.
Ее близость совсем лишила его сил. Она так вкусно пахла. Нежными цветами и куриным су пом. Киган почувствовал, что ему хочется склонить голову к ее груди и закрыть глаза.
— Дайте мне. — Рен протянула руку за мочалкой, и он отдал ее, покоряясь неизбежности.
Черт, как же все это было ему ненавистно! Он всегда презирал команды. Или, по крайней мере, раньше презирал. В прошлой жизни. До того, как произошла трагедия.
— У вас все еще кровь в волосах. — Она опустила глаза и кинула мочалку в воду. — Скорее всего, будет больно.
Рен осторожно прижала мочалку к его затылку, и Киган втянул воздух. Больно не было, и даже каким-то странным образом было приятно. Нежные пальцы Рен скользили по его волосам, а ее грудь находилась в нескольких дюймах от его губ.
Прекрати! — приказал он себе мысленно.
— С вами все в порядке? — Рен заколебалась и взглянула на него сверху вниз.
По странному выражению на ее лице Киган понял, что чем-то испугал ее. Чем же он ее оттолкнул? Неужели она смогла прочитать его мысли? Это было глупое предположение, но кто знает… Киган облизнул пересохшие губы.
— В порядке. Я просто устал.
— Потерпите еще немного. Я сейчас закончу.
Рен смыла всю кровь. У него были красивые волосы. Густые, шелковистые. Прямо на затылке Кигана красовалась большущая шишка, но рана была маленькой и неглубокой.
Взгляд Рен медленно скользил по шее Кигана, затем спустился к правому плечу и спине. Шрам. Он шел широкой полосой, как будто с плеча свисало полотенце. Ее собственный шрам на бедре заныл от этого зрелища. Рен страшно захотелось узнать, что с ним случилось, как он получил такие ожоги, но она не осмеливалась спросить.
Ясно было, что Киган долгое время провел в больнице. Теперь он опустошен и растерян. Рен хорошо знала, как это бывает — быть одинокой и больной. Ее снова захлестнула волна сочувствия.
На щеках Кигана росла по крайней мере не дельная щетина, и Рен поймала себя на том, что пытается представить, как он выглядит, когда чисто выбрит. Наверное, он будет моложе, быть может, интеллигентнее.
— Вам нужно побриться, — предложила она. — Что вы об этом думаете?
Он поднял руку и потер подбородок. Где-то внутри Рен ощутила сладкую дрожь. Она постаралась ничем не выдать своего состояния, хотя кровь ее забурлила. Господи, она сошла с ума! За чем ей, ради всего святого, еще и брить этого мужчину?!
— Да, было бы здорово, — кивнул Киган.
— Я принесу свежей воды.
Ее руки слегка дрожали, пока она несла в ванную тазик и наливала в него чистую теплую воду. Мельком взглянув на себя в зеркало, Рен заметила, что ее щеки заливает яркий румянец, а глаза прямо сияют радостным светом. Как у влюблен ной женщины.
Она встряхнула головой, отгоняя ненужные мысли. Затем вынула из шкафчика бритвенный станок и флакон пены для бритья. Рен еще ни когда не приходилось брить мужчину.
Но, честно говоря, не эта задача казалась ей самой трудной. Труднее всего было бороться с те ми чувствами, которые возникали от одного присутствия Кигана. Она вернулась в спальню. Он сидел и смотрел на нее. Рен вскинула голову и глубоко вздохнула.
Но как бы там ни было, настала пора приступать к делу. Она встряхнула баллончик и выдавила на ладонь немного пены. Потом аккуратно нанесла ее на щеки и подбородок Кигана.
Его кожа была загрубевшей, щетина кололась. Он прикрыл глаза, и Рен вздохнула с облегчением. Было гораздо легче делать это, не ощущая на себе его пристальный взгляд.
Смыв остатки пены с рук, она взяла бритву, сняла пластиковую крышечку и остановилась в нерешительности, не зная, с чего начать.
Он откинулся в кресле с прикрытыми глазами, словно отдыхающий лев. Наконец решившись, Рен прополоскала бритву в тазике и провела первую полоску по щеке. Так, постепенно, она побрила щеки, скулы и подбородок, медленно и осторожно водя бритвой по коже. Самой трудной частью оказалась тонкая полоска между носом и губами. Она подумала, не оставить ли усы. Теперь ей была знакома каждая линия его лица. Контуры, поверхности, крошечные морщинки, ямки. У него были высокие скулы и полные губы. Ей не следовало брить его. Это дело сиделок или парикмахеров. Но ведь она сейчас и выполняла при нем роль сиделки. И не нужно иметь медицинского образования, чтобы заботиться о больном человеке. Она только выполняет свой долг, и ничего более.
Ее мизинец словно случайно коснулся его губ, и она замерла, пораженная неожиданным ощущением. Почему ее сердце бьется словно пойманная птичка?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17