— пробормотала она в ответ. — Поздно, милый, слишком поздно!
Шон вздохнул, признавая справедливость ее слов. Оба они не могли ждать ни секунды.
Не было нужды в прелюдии, в ласках, призванных возбудить желание и подготовить к грядущему наслаждению. Каждая минута, проведенная вместе, раздувала в них пламя влечения, и все эти пять дней стали одной большой прелюдией любви.
Шон подхватил ее на руки и уложил на ковер перед камином. Дрожащими от нетерпения руками Лия помогла ему стянуть алое платье; она извивалась в его руках, и пламя бросало на ее кожу огненные отсветы.
— А ты? — протянула она с капризной гримаской, заметив, что Шон еще одет.
— Я тоже, — рассмеявшись, ответил он. Рубашка полетела в сторону; Шон прильнул губами к груди Лии, а ловкие руки его тем временем возились с застежкой на брюках. Наконец, сорвав с себя остатки одежды, он лег рядом с ней, обнаженный и прекрасный, словно древнее божество.
— Так лучше?
— Гораздо лучше! — томным, грудным голосом ответила она. — А теперь…
— Нет!
Он накрыл ее руки своими, не дав расстегнуть лифчик.
— Это удовольствие принадлежит мне! — произнес он хрипло. — Лежи спокойно, я сам все сделаю.
Она старалась. О, как она старалась сохранить рассудок! Как боролась с нетерпением, пронизывающим все ее существо, пульсирующим в каждой жилке! Но когда Шон, вместо того чтобы дать ей такое долгожданное наслаждение, принялся гладить ее бока и талию, Лия не выдержала. Тело ее изогнулось в сладкой муке, словно лук в руках умелого стрелка. Глаза вспыхнули желанием, которое она и не пыталась скрыть. Она вскрикнула, и голос ее эхом разнесся по пустынному коттеджу.
— Терпение, милая, терпение!
Руками и губами он играл на ней, словно на дивном инструменте, пока стоны ее не подсказали Шону, что возлюбленная достигла той грани, за которой наслаждение становится непереносимым.
Только тогда он навис над ней и раздвинул ей бедра. Опираясь на руки, темными от сдерживаемой страсти глазами взглянул ей в лицо.
— Этого ты хотела, Лия? Этого?
— Да, да! — кричала она, извиваясь под ним. — Хочу… и хотела… всегда…
Он вошел в нее мощно и уверенно, и Лия умолкла. То, что происходило с ней, казалось выше слов. Он двигался сильными толчками, и Лия подстраивалась под его ритм. Вместе они вели друг друга все выше и выше, к высотам наслаждения, откуда лишь один путь — в космическую бездну, где — ничего, только они двое и их любовь…
Много, много позже она свернулась клубочком в его объятиях, не в силах ни говорить, ни даже думать. И Шон молча прижал ее к себе, словно тоже был потрясен всем происшедшим, словно и ему требовалось время, чтобы прийти в себя.
Должно быть, она задремала; Шон разбудил ее, положив руку ей на плечо.
— Лия! — хрипло прошептал он. — Лия, проснись!
— М-м… — Ей не хотелось двигаться. Плыть бы и дальше в теплом море дремы, наслаждаясь своим счастьем.
— Лия! — не отставал он. — Я хочу тебе кое-что показать.
Лия зевнула и села, сонно моргая и оглядываясь вокруг. Шон уже натянул брюки и рубашку, но застегивать ее не стал.
— Что?
— Да не здесь! — рассмеялся он. — На улице. Пойдем, тебе понравится.
Он взял кремовый свитер, небрежно брошенный на спинку кресла, натянул его на Лию и помог просунуть руки в рукава.
Свитер был ей велик и болтался, словно греческая туника. При взгляде на нее у Шона вновь потемнели глаза, а из горла вырвался мучительно счастливый стон.
— Господи, ты способна соблазнить и святого! Иди сюда!
Лия думала, что Шон хочет ее поцеловать, но вместо этого он подхватил ее на руки.
— О, Шон!
— Тише, милая. Я покажу тебе что-то особенное.
Он пронес ее через кухню и поставил на ноги у двери черного хода, а затем распахнул дверь.
— Смотри!
— Неужели ты разбудил меня, чтобы показать гору снега? — разочарованно спросила Лия.
— Да нет! — Он нежно приподнял ее голову, заставив взглянуть вверх. — Смотри же!
Теперь она увидела. Высоко в небесах, среди звездных россыпей, бледно мерцала огромная круглая луна. Приглядевшись, Лия заметила, что луна словно надкушена с одного бока; на нее медленно наползает тень.
— Лунное затмение! — ахнула она. — Я всегда мечтала увидеть…
Бог знает, сколько они простояли там, обнявшись, устремив глаза в небо. А луна скрывалась медленно, но неотвратимо, пока наконец не исчезла совсем. Лишь слабое мерцание вокруг темного круга напоминало об ее существовании.
— О, Шон! — обернулась к нему Лия. — Что за волшебное зрелище!
— Не звезда волхвов, но что-то вроде этого, — улыбнулся он.
Но в миг, когда он наклонился, чтобы ее поцеловать, внезапный порыв ветра словно вонзил им в кожу сотни ледяных игл, и Лия задрожала.
— Ты замерзла! — с каким-то даже испугом воскликнул Шон. — Тебе пора в дом!
— Да нет, все в порядке, — возразила Лия. Но голос ее звучал слабо и неуверенно, а сердце болезненно сжалось, словно затмение предвещало ей что-то недоброе.
— Какой же я дурень! Забыл, что ты едва оправилась после болезни. Прости, дорогая. Я отнесу тебя в постель.
"Но спать нам сегодня не придется!» — молчаливо пообещали его глаза и тепло улыбки. И Лия забыла о мрачных предчувствиях. Закрыв глаза и обхватив любимого руками, она позволила вознести себя по крутым ступеням в спальню.
Глава 10
Шон забыл, когда последний раз просыпался с улыбкой.
Он потянулся и тряхнул головой, еще сам не понимая, чему улыбается. Знал одно — жизнь прекрасна. Рядом вздохнула и сонно пошевелилась Лия, и улыбка Шона стала еще шире.
Лия! Имя ее звучало в его душе, как музыка, эхом отдаваясь в сердце, мозгу… и иных, еще более чувствительных частях тела.
— Лия! — счастливо прошептал он и потянулся к ней.
Но вдруг замер, пораженный неожиданным звуком. Звуком, которого он не слыхал так давно, что теперь не сразу понял, что это.
Дождь. Сонная снежная тишина осталась в прошлом; по крыше мерно барабанили тяжелые капли дождя.
Дождь? При мысли о том, что означает для них перемена погоды, Шон бросил нетерпеливый взгляд в окно.
Может быть, это ему кажется? Или и вправду исчезло серебристое мерцание снега за окном?
Осторожно, чтобы не потревожить сон любимой, он соскользнул с кровати, подхватил в охапку свою одежду и вышел на цыпочках.
Отворив входную дверь, Шон невольно ахнул. Высокие белоснежные сугробы исчезли за одну ночь; на их месте оседало ноздреватое серое месиво из подтаявшего снега.
Должно быть, дождь начался еще ночью. Но ни он, ни Лия этого не заметили. Они были заняты иным… Сегодня двадцать седьмое. Да, уже почти три дня они не замечают ничего вокруг. Им все равно — ночь ли, день ли; они выходят из спальни лишь для того, чтобы поесть, а наскоро сваренный кофе и торопливо проглоченные бутерброды кажутся им вкуснее любой рождественской индейки!
Он снова расплылся в улыбке: не мог не улыбаться, когда думал о ней. Решено: сейчас он вскипятит чай, приготовит завтрак и принесет его Лии в постель. Разбудит ее поцелуем… и, если повезет, о еде они вспомнят лишь много, много времени спустя.
И в этот миг тишину разорвал новый звук, доносящийся из кабинета, — резкий пронзительный звон. Шон не сразу сообразил, что это. Ах да, телефон! Наконец-то починили!
Шон вошел в кабинет и снял трубку.
— Привет, Шон!
Он не сразу узнал брата. На сей раз в голосе Пита не было и следа уныния и отчаяния.
— С Рождеством, братец! Прими запоздалые поздравления!
— Пит, это ты? — спросил Шон, с трудом отвлекаясь от сладостных мыслей о Лии. — Откуда ты звонишь?
Может быть, он уже едет сюда? Но тогда…
— Из дому, откуда же еще? — радостно сообщил Пит. — Знаешь, я провел самое счастливое в жизни Рождество. Ты не представляешь, как нам с Энни было здорово!
Энни? Это имя поразило Шона, словно разорвавшийся снаряд.
— Погоди, братишка! Что ты сказал? С Энни?
— Ну да! Она здесь, со мной рядом. Я хотел позвонить раньше и все рассказать, но никак не мог дозвониться…
— Ветер порвал телефонные провода, — рассеянно ответил Шон. Он переваривал новую информацию. Значит, у Пита с Энни все наладилось. Когда же? Подумать только, если бы он узнал об этом раньше…
— Понимаешь, — вдохновенно вещал Пит, нимало не смущаясь тем, что брат его почти не слушает, — этой глупышке стукнуло в голову, что я для нее слишком хорош. Я — для нее, представляешь? Что она испортит мне карьеру и все такое. Вот и выдумала дурацкую историю о другом мужчине, для того чтобы меня, как она сказала, освободить. Как будто мне нужна свобода без нее! В ответ Шон пробормотал что-то нечленораздельное. За спиной он услышал легкие шаги: Лия проснулась и встала с постели.
— Она хотела сбежать от меня к родителям, но тут повалил такой снег, что ей пришлось вернуться. В тот же вечер я отправился к ней домой и…
Окончания рассказа Шон уже не слышал, в дверях появилась Лия, заспанная, с растрепанными волосами, в синем халате Шона, спадающем с обнаженного плеча. Было что-то упоительно интимное в том, что она надела халат, только вчера облегавший его тело.
Она улыбнулась, и у Шона вмиг пересохло во рту. Он протянул руку, и Лия сплела его пальцы со своими. Он притянул ее к себе и усадил на колени. Тело его немедленно отреагировало на близость соблазнительно нежного женского тела. Мягкая прядь волос пощекотала ему щеку. Не в силах сопротивляться нахлынувшей нежности, Шон прильнул губами к ее виску.
Она бросила взгляд на телефон, глаза выражали молчаливый вопрос.
— Это Пит, — шепнул он, прикрыв трубку рукой. — И знаешь что? У них с Энни все наладилось. Так что я по его милости зря потратил время.
— Шон!
Кажется, Пит заметил, что старший брат его не слушает. Скорчив гримасу, Шон прижал трубку к уху.
— Ты пока свари кофе, — прошептал он Лии. Когда она неохотно слезла с его колен, Шон ласково подтолкнул ее к дверям.
— Сейчас закончу разговор и приду. Лия вышла; Шон следил за ней взглядом, наслаждаясь грациозными движениями, плавным покачиванием бедер. Он не мог думать ни о чем ином, пока за ней не закрылась дверь.
— Шон! — Теперь в голосе Пита звучало жгучее любопытство. — С кем ты там разговариваешь?
Шон мысленно выругал себя за то, что плохо прикрыл трубку.
— Да так, неважно, — пробормотал он. Пока что Шон не готов был делиться своей рождественской тайной даже с братом. Снег уже тает, и они с Лией недолго останутся отрезаны от мира. В их святилище уже вторгся первый непрошеный гость — и это лишь начало. Но, пока еще возможно, Шон хотел сохранить свое счастье для себя.
— Скажем так: с маленьким рождественским подарком, который я сделал самому себе.
— Понятно! — рассмеялся Пит. — Мы с тобой всегда любили подарки. Только я еще задолго до Рождества рыскал по дому в поисках сюрприза, а ты предпочитал терпеть и ждать. И еще мне помнится, — продолжал Пит, — что ты уже в детстве был скрытен донельзя. Я хвастался своими подарками всем соседям, а ты предпочитал держать их при себе и для себя.
— Да и теперь оба мы не слишком изменились, — согласился Шон, надеясь, что брат поймет намек.
— Что ж, оставляю тебя в обществе прекрасной незнакомки, — рассмеялся Пит. — Свадьба состоится, как и было обещано, в Новый год. Привезешь с собой свой подарочек?
— Видишь ли, — поторопился ответить Шон, — знакомство с семьей накладывает некоторые обязательства, которых я брать на себя не хочу. — Он говорил искренне. Да, они с Лией провели шесть волшебных дней (точнее, три), но кто сказал, что волшебство будет длиться вечно? Этот срок слишком мал, чтобы давать какие-то обещания. — Она не из тех женщин, которых стоит привозить на семейный праздник, — добавил он уже не вполне искренне, повторяя слова, которые говорил уже много раз о многих других женщинах. Пусть это не правда, зато объяснение удобное, и можно надеяться, что Пит больше не станет приставать к нему с расспросами.
— Типичное высказывание Шона Галлахера! — рассмеялся Пит. — Но, если спросишь мое мнение, старик, кажется, эта девчонка уложила тебя на лопатки. Сужу по голосу и по собственному опыту. Со мной тоже так было: сначала кажется, что это несерьезно, а потом… Ты просто еще сам не осознал, что влюбился по уши.
"Ошибаешься, Пит, — думал Шон несколько минут спустя, повесив трубку. — Я прекрасно знаю, что влюблен. Не понимаю только, что с этим делать. Согласись, трудно признаться самому себе, что испытываешь нечто такое, что всего несколько дней назад полагал выдумкой рифмоплетов».
Он был в разлуке с Лией менее пяти минут, а уже скучал по ней. Скучал по ее улыбке, мелодичному голосу, поцелуям…
Шон уже направился к дверям, когда какая-то мысль заставила его остановиться. Он вернулся к телефону и, полистав справочник, набрал номер.
— Кофе остыл, — холодно заметила Лия. Шон удивленно нахмурился. Почему она так холодна с ним? Обижается, что он заставил ее ждать?
— Извини, я не мог распрощаться раньше. А потом сделал еще один звонок, для тебя.
— Для меня? — переспросила она, разливая кофе по чашкам. — О чем ты?
— О твоей машине. — Благодарно улыбнувшись, Шон взял у нее из рук чашку. — Позвонил в гараж, попросил их забрать твой автомобиль с дороги, проверить и, если что-то сломалось, починить. Они позвонят, когда все будет готово.
— Очень мило с твоей стороны. Спасибо. — Улыбка ее сверкнула и погасла, словно неоновая вывеска.
— Теперь, когда телефон заработал, можешь позвонить своей маме и сказать, что у тебя все в порядке. И в агентство, если нужно. Когда ты выходишь на работу?
— После Нового года. Я взяла отгул, чтобы подольше побыть с мамой.
Шон нахмурился. Со словами все в порядке, но тон… Лия говорила, словно робот, запрограммированный на определенные реплики — без выражения, без интонаций, придающих словам смысл. Поставив чашку, Шон потянулся к ней.
— Иди ко мне!
Но она не двигалась, глядя на него тяжелым, сумрачным взглядом.
— Что-то случилось?
— Случилось? — с иронией повторила она. — Да, пожалуй. Кое-что. Так, пустяки. — Она вздернула голову; голос зазвучал резко. Но Шон чувствовал, что ее уверенность напускная. В душе идет какая-то внутренняя борьба. — Уже жалеешь о том, что в руки тебе свалился «маленький рождественский подарочек»?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16