..Отец снова заговорил, и Олег затаил дыхание, внимательно ловя каждое слово.— Ну, если ты так настаиваешь, я дам тебе человечка. Чего не сделаешь ради спокойствия друга? — Морозов-старший захохотал, но тут же прервал смех: наверное, на том конце провода снова заговорил Горшин. Помолчав некоторое время, сказал недовольно: — Спешка нужна только при ловле блох, знаешь? Пока не произошло то, о чем мы говорили, никакая утечка информации не страшна. Никто просто не поймет, о чем речь. Другое дело — потом. Может найтись какой-нибудь умник, который сложит два и два… Но я все равно уверен, что девчонка ничего не слышала! Кстати, девчонку эту сын мой знает… Что? Ну и что, что в газете работает? Не будет он копать, прошла у него эта дурь, сейчас другая на уме…Если бы отец знал, что он стоит сейчас под дверью, до боли сжав кулаки! Какое счастье, что не знает…— Так что время у нас есть, пара дней точно, — продолжал между тем Морозов-старший. — И парнишку я тебе дам — есть у меня один афганец…Какой еще афганец? — чуть не заорал вслух Олег. Разве для того, чтобы попросить Альку молчать, нужен афганец? Или отец хочет… чтобы Алька замолчала… насовсем? Не может быть!!!— Да никто меня не прослушивает!.. — Морозов-старший опять повысил голос. — Брось паниковать, тебе говорят! Сказал — сделаю. Все будет в лучшем виде. Так что спи спокойно, дорогой товарищ! — довольный своей шуткой, отец снова захохотал, а потом стал прощаться.Затылок потяжелел, в горле как будто перекатывались камни, но обращать на это внимания было некогда. К двери приближались тяжелые, усталые шаги. Отец.Олег быстро попятился к лестнице, сделав вид, что он только что поднялся. В этот момент дверь кабинета открылась.— Олег? Привет, — удивленно поздоровался Морозов-старший. — Ты ко мне?Олег помотал головой и повернул к «детской» спальне.— Я за книгой, — пробормотал он. — Мне для работы нужно.Спиной он почувствовал недоуменный отцовский взгляд.…Потом Олег долго шарил по книжным полкам, отчаянно моля бога, чтобы отец не догадался, что он подслушал его телефонный разговор. Сердце колотилось, как сумасшедшее.— Ну что, Олежек, поговорили? — выглянула из кухни мать, когда он снова спустился по лестнице, держа под мышкой никому не нужный учебник по литературоведению.— Поговорили, — машинально согласился он, — поговорили.Он сбавил шаг, только оказавшись далеко от дома, в центре города. Огляделся растерянно, с присвистом дыша.Да нет же, нет! Он ошибся. Быть того не может! Все это просто ему померещилось… Его отец — не убийца!Он — не убийца, тут же подтвердил внутренний голос и уточнил безжалостно: но он способен убить! Ведь чтобы убивать, совсем необязательно самому брать в руки оружие. Тебе ли, журналисту, этого не знать?..Голова раскалывалась.Итак, что он может сделать?Опередить заказ, убрав заказчика? Сдать собственного отца милиции? Но кто ему поверит, доказательств-то нет! Да и наверняка у отца в милиции все схвачено. …Черт, время идет, а он тянет кота за хвост! Если даже он каким-то образом заставит отца отказаться от участия в этом деле, где гарантии, что Федот не найдет другого посредника?..— Ой, Олежка, ты так рано? А я еще обедом не занималась. Что с тобой? Морозов! Да на тебе лица нет!Оказывается, каким-то образом он все же добрался до дома.— Алька, расскажи мне, о чем говорил Степаныч с моим отцом?— Расскажу, — быстро кивнула она, — только сначала ты мне ответь, что случилось?— Ничего.— Что у тебя с лицом?— Проблемы на работе.— Поэтому ты бледный и на себя непохожий?— Поэтому.Не паниковать! И сделать лицо попроще. Иначе она напугается по-настоящему, и так вон губы дрожат…— Олег, у тебя руки трясутся, — проговорила Алька, сумрачно наблюдая, как он прикуривает.— Я замерз.— Ну да. И еще у тебя проблемы на работе, я помню. Что случилось, ты можешь объяснить толком?Так. Осторожненько. Мелкими шажками. Очень аккуратно.— Мне поручили интервью взять у вашего Степаныча, а подходов к нему нет никаких.Алька смотрела недоуменно.— Ну и что?— А он… ничего такого не говорил моему отцу?— Какого — такого? — взорвалась она. — Я вообще не слышала, о чем они говорили!— Совсем ничего не слышала? — нервно уточнилОлег.— Я же уже тебе говорила! Я под столом сидела, потом дверь скрипнула, и Федот сказал что-то вроде, что у него мания преследования начинается, дескать, показалось, что ходит в приемной кто-то. А твой отец засмеялся, то есть, я еще не видела, что это твой отец, а просто услышала смех. Ну, а Федот вроде как обиделся и что-то насчет перестройки сказал, я не разобрала.— А потом?— Суп с котом! Я вылезла, а они позеленели оба!Олег закурил следующую сигарету.— Мой отец больше ничего не говорил?— Нет! Да пойди ты к нему и сам спроси!Он уже ходил. И без спросу многое узнал. Что же, интересно, они затеяли, что Федот испугался случайного свидетеля?!Но это вопрос не главный. Олег не станет докапываться до правды, она ему не нужна. Ему нужна Алька, живая и невредимая! И ему абсолютно неважно, из-за чего они собираются ее… убрать. Ему важно придумать что-то, чтобы этого не произошло.Может, надо пойти в горком и поклясться Федоту, что Алька ничего не слышала?.. Ведь так оно и было! Но кто ему поверит?Он быстро поцеловал ее и под каким-то предлогом сбежал из дома.Наткнувшись на пустую лавочку в сквере, Олег просидел здесь, пока не стемнело, куря одну сигарету за другой. А потом поехал в Бердск. ГЛАВА 26 Наверное, придется рассказывать и об этом… Как сидел на кухне у ее матери, проклиная свою беспомощность и невозможность справиться со всем в одиночку. Как довел ее до слез, нарочно преувеличив опасность.— Мы должны заставить ее уехать. Насовсем.— Так если ты уедешь, Олеженька, так и она с тобой.— Я не могу. В том-то и дело. Ей нужно не просто уехать, Катерина Андреевна. Иначе они точно решат, что она что-то знает, будут искать. Я знаю возможности своего отца, он… у него… в общем он не остановится, понимаете?— Так что же делать, Олеженька?Что делать, он придумал. Он только не знал, получится ли.— Вы ведь собирались в Москву, Катерина Андреевна?— Так это мы с Вероникой, к тетке… Алька-то с нами не собиралась.— Давайте поступим иначе, Катерина Андреевна, — решительно сказал он. — Вы останетесь здесь. Веронику нужно отправить в санаторий, деньги я найду. Главное, чтоб ее дома не было. А мы с вами устроим аварию.— Аварию?!Автокатастрофу, вот что. В которой Алька якобы погибнет.…Да, потом этот план ему самому казался безумным. Да, потом ему приходили в голову другие варианты. Единственным достоинством этого безумного плана было то, что он удался. Сработал. Какой ценой? О цене он тогда не думал. По сравнению с ценой Алькиной жизни все было мелочью.Год назад он писал статью о городских моргах. Поэтому знал, что за деньги сможет найти невостребованный труп. Тот, который потом «опознает» Катерина Андреевна.— А потом мы с вами должны будем устроить похороны. Вы справитесь, выдержите?— О господи, Олежек…— Поймите, у нас нет выбора!— Я постараюсь, Олежек…— Вот и хорошо. Завтра с утра вы позвоните тетке в Москву, пусть она пришлет телеграмму и срочно вызовет кого-то из вас. Мы уговорим поехать Альку. Она должна согласиться!— А потом? Что будет потом?Вот об этом Олег пока старался не думать. Надо решать проблемы по мере их поступления — так, кажется, говорил главный редактор его газеты?— Потом придется опять врать. Другого выхода нет. Вы поедете следом, и сюда ее не пустите, ясно?— Да ведь у вас же свадьба! Как же я не пущу?! Она сбежит просто-напросто!— Не сбежит, — он скрежетнул зубами, — не сбежит, если свадьбы не будет.— Как?!— Так. Мне придется остаться здесь еще на некоторое время, чтобы никаких подозрений не возникло. Альке я скажу, что раздумал жениться. Тогда она точно не приедет.— Олеженька, она ведь с ума сойдет! — убежденно проговорила Катерина Андреевна. — Она без тебя жить не захочет.— Придется, — жестко возразил он. — Некоторое время ей придется потерпеть. А потом я приеду.— Так может лучше рассказать ей все, как оно есть, а?— Ни в коем случае! — закричал Олег.Чего он тогда боялся больше? Того, что Алька с ее горячим характером откажется уезжать, прятаться? Или того, что она узнает правду об его отце?…Тогда он всеми силами старался не искать ответа на этот вопрос. А теперь? Как он расскажет все — не Альке уже, а Тине?.. ГЛАВА 27 — Пойдем в купе. Поговорим все-таки.Он не смотрел ей в глаза, сосредоточив взгляд на нейтральной территории — где-то в районе переносицы. Это почему-то разозлило ее, и Тина воинственно скрестила руки на груди.— Я не хочу разговаривать, Морозов, я устала.Она поймала себя на том, что врет. Ни капельки не устала. Тело легкое, в голове — пусто. Правда, на душе кошки скребут, но это же не от усталости, а наоборот. Слишком расслабилась, вот и результат. Теперь приходится расплачиваться.— Я устала, — упрямо повторила она. — Я всю ночь не спала.Ой, как это вырвалось? И зачем? Ему вовсе не обязательно знать, что от всех переживаний она заснула только под утро!— Я тоже не спал, — хмуро признался Морозов.— Ну вот, — кивнула Тина, — давай наверстаем упущенное и отдохнем сейчас, ладно?— Что, даже завтракать не будем? — неожиданно испугался он.Она против воли рассмеялась, узнав в этом трепетном опасении его извечный голод по утрам. Завтрак — это святое! И не какие-то там пошлые бутерброды с чашечкой кофе, а что-нибудь посущественней. Отбивные с картошечкой, котлетки с макаронами, тарелочку борща — можно все сразу и без хлеба. Главное, чтобы было на красивой тарелке и непременно с острым соусом или с горчичкой.Ей всегда нравилось смотреть, как он ест.Надо же… Вот как, оказывается, она ничего не помнит. Ничегошеньки! Буквально — полный нуль вместо памяти. Ага.— Что с тобой? — настороженно поинтересовался Олег, когда Тина за минуту раз пять изменилась в лице. То улыбалась, то хмурилась, то фыркала пренебрежительно. Как будто спорила с самой собой.— Ничего. Ты завтракай, не обращай на меня внимания.— Я и так не обращаю, — проворчал он и полез за Машиным пайком.— Морозов, а ты стихи еще пишешь? — вдруг спросила Тина.Он закашлялся.— Почему «еще»?— Ты же раньше писал. Я как-то случайно на них наткнулась. Извини.— Извиняю, — ухмыльнулся он. — Сама понимаешь, молод был, пылок. Сейчас не до этого.— Значит, только прозу строчишь?— Угу.— И как? Пользуется популярностью?Ей на самом деле было интересно.Олег пожал плечами.— Я точно не знаю.— Ой, врешь! Кокетничаешь! Разве бывает, чтобы писатель не знал, как раскупаются его книжки?Ее игривый тон застал Олега врасплох, и он снова поперхнулся.— Ты ешь, ешь, — разрешила Тина, и тут же потребовала ответа на следующий вопрос. Дескать, откуда сюжеты господин Морозов черпает.— Из жизни, — нервно откликнулся тот.— Морозов, а чего ты нервничаешь? — издевательским тоном поинтересовалась она.— А того! — сказал он и замолчал, поглощая бутерброды.Однако Тине было никак не уняться.— Так ты мне книжку с автографом подаришь? Типа, старому другу, на долгую память… Как там у вас, господ писателей, принято, а? — Она подалась вперед и с притворным восхищением уставилась ему в рот.— Хватит ерничать, пожалуйста, — попросил Морозов. — И делать вид, что между нами ничего не было.Тина сжалась, как будто перед броском, как будто собиралась немедленно бежать — далеко и не оглядываясь.На лице ее проступила паника.Но через секунду Олег заметил, что она взяла себя в руки.— Было, — выдавила она, — тут не поспоришь. Я только не понимаю, Морозов, что ты хочешь от меня?Все, сразу подумал он, провел ладонью по лбу, и ладонь стала влажной.— Так я жду, — зло напомнила она. — Может, для тебя случайный секс в поезде — дело обычное, а я впервые в жизни мужу изменила! И, пропади все пропадом, я теперь не знаю, не знаю…— Ты знаешь! — заревел он. — Ты знаешь, что это был не случайный секс.— Ну да, запланированный, — усмехнулась она сквозь отчаяние. Ирония — вот последнее, что ей оставалось.— Эх ты, трусиха! — выдохнул Олег и пересел к ней.Она отвернулась. Но он уже видел все, что могло бы иметь значение. Он уже многое понял. Улыбнувшись, он обнял ее.— Чего ты боишься на этот раз?— Отстань!— Меня?— Отпусти!— Себя?Она всхлипнула. Как-то так получалось, что рядом с ним она позволяла себе быть слабой.— Морозов, ты меня презираешь?Столько горечи было в ее голосе, что теперь испугался Олег. Что она придумала себе?— Дура! Ну какая же ты дура!— Я правда не знаю, что теперь делать, — едва слышно пробормотала Тина и посмотрела ему в глаза.Как будто запрокинула голову в небо. И оно — тяжелое и хмурое — просветлело от ее взгляда.— Ты очень красивая, — моргнув, сказал Олег.— Не ври!— Правда!Он медленно притянул ее к себе. У нее был еще шанс освободиться… А еще были его глаза совсем близко, и его тепло, и надежность плеча.И так хотелось вспомнить, каково это — беспечно, уверенно прильнуть к его плечу!Она поняла, что сейчас заплачет, и опустила ресницы. Вместе со слезами ее покидали страхи, сомнения, боль. Только он остался с ней, только он.Нежность растянула секунды в года.Держа в ладонях смуглые щеки, он думал, что мог бы смотреть бесконечно на эти губы, на пронзительность скул, на стежки морщин, на тонкие веки, прикрывшие бездну. Смотреть, как упрямится подбородок и удивляются брови.Смотреть и подмечать детали — трогательные, смешные, разные.Он мог бы смотреть на нее неотрывно. Но насмотреться — не мог.Тина осторожно открыла глаза и увидела его.За окном мельтешила зима, поезд трудолюбиво грохотал колесами, на столике подпрыгивал пластмассовый стаканчик.Они глядели друг на друга, спутавшись руками, ногами, вздохами.А потом — словно в одну секунду разверзлась небесная хлябь.…Теперь все получалось как-то иначе — медленно, связно, восхитительно бесстыдно. Каждое движение было отчетливо, каждая складочка, каждый изгиб раскрывался навстречу жадным губам и пальцам.Тина вдруг обнаружила, что в нем не осталось прежних мальчишеских острых углов, а весь он — плотный, складный, налитый жизнью. И эта жизнь сейчас принадлежала ей!Так же ликуя, Олег забредал в незнакомые переулки ее тела.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28