Там темнел мрак, и только по грохоту колес можно было догадаться, что поезд продолжает путь. Давай, давай, миленький, поторопила она, скорей в Москву!Может быть, самой податься в ресторан? Свести знакомство с какой-нибудь скучающей дамой и набиться в подружки-соседки?Можно еще проще — подцепить мужика, уж его-то не придется уговаривать оставить ее на ночь у себя.Общение с Морозовым явно развращает тебя, подвела итог Тина. Хлопнула дверь, и человек, так тлетворно влияющий на нее, спросил с деланным ужасом:— Ты террористка?— Что? — изумилась Тина.— В твоем чемоданчике что-то тикает, — сделав страшные глаза, сообщил Морозов. — Я решил, бомба.— Клоун, — проскрежетала Тина, срываясь с места, — не можешь по-человечески сказать, что телефон звонит?На том конце провода оказалась мама.— Я не знаю, что с ней делать, — выпалила она, не здороваясь, — это ужас какой-то, ревет и ревет!Ясненько. У Вероники очередная любовная трагедия.— Мам, ну сходите в «Снежную Королеву», что ли, или в «Арбат-Престиж». Пусть купит себе чего-нибудь и успокоится.— Какое там! — вздохнула мама. — Плачет вон, страшная, говорит, только если пластику делать, а так — никакие наряды не помогают. Вот ты мне скажи, что за дура выросла?Девке почти тридцатник. Льет слезы из-за какого-то мужика и собирается идти на пластическую операцию!Тина почувствовала, как в ней поднимается привычная волна возмущения.— Мама, не принимай ты близко к сердцу, а?— Да как же! Вы же детки мои, за вас душа болит, только за вас! Ой, Тиночка, может, ты ее на работу все-таки пристроишь, а? Хоть при деле будет. А что там у тебя за грохот? — вдруг насторожилась мать. — Ты что, на стройке?Ну, вот и ее судьбой заинтересовались.— Я в поезде, мам, — сказала Тина. — Домой еду. Так что не волнуйся.— Нет, я буду волноваться! — упрямо заявила мать. — И у меня подскочит давление!С годами мама научилась страдать на публике и требовала к себе внимания еще большего, чем Вероника. Вообще, с ролью обеспеченной, скучающей домохозяйки она справлялась на все двести процентов.— Мам, перестань!В этот момент Морозову надоело проявлять деликатность, и он, для порядка побарабанив в дверь, решительно вошел.Тина послала ему пламенный взгляд, в котором отчетливо читалось возмущение.В ответ Олег только пожал плечами и со скучающим видом завалился на полку.— Доченька, а ты чего так далеко поехала-то? Вот никогда ты матери ничего не рассказываешь!— Мам, хватит!Морозов делал вид, что читает газету, и поверх страниц кидал на Тину нетерпеливые взгляды.Она продолжала выслушивать бухтение на том конце провода еще минут десять, а потом не выдержала:— Хватит, мам! Дай мне Сашку! И Ксюшу! Я соскучилась!— А нечего ездить за тридевять земель, и скучать не будешь! — злорадно высказалась мать, и тут же всхлипнула жалостливо: — Оставила деток…— Мама!— Да на, на!Через минуту в ухо понеслось нечто неразборчивое, прерываемое смачным чавканьем, и Тина забыла, что в купе еще кто-то есть, и забыла, что это Морозов, и вообще обо всем забыла.— Ксюшка, давай прожуй, и начни все сначала, — весело скомандовала она.Только Ксюша умеет так бесподобно чавкать. Сашка за едой имеет вид глубокомысленный и аккуратный и свысока поглядывает на сестру, которую Тина так и не научила вести себя за столом.— Ну, мам! Давай не сначала, я тебе уже устала повторять, — копируя бабушкино брюзжание, заявила дочь, — я тебе лучше про котеночка расскажу, хочешь?— Про какого котеночка? — насторожилась Тина. У Ефимыча была аллергия, так что животные в дом не допускались. Хотя Тина сама мечтала о кошке. Гладкой, надменной красавице со сверкающим изумрудным взглядом.— Я его под кроватью держу, — прошептала между тем Ксюшка, даже перестав чавкать, и пообещала снисходительно: — Приедешь, покажу.— Папа тебе голову оторвет, — предупредила Тина.— Да он не узнает, — легкомысленно отмахнулась дочь, — он же мне под кровать не полезет, полы-то бабушка моет, а она — старая и ничего ни видит.Тина прыснула, напрасно убеждая себя, что нужно немедленно взяться за воспитание ребенка, иначе будет поздно.— А как же Сашка? — заговорщицким тоном спросила она вместо этого. — Он тебя не выдаст?— У меня все схвачено! — важно заявила дочь. — Сашка получил мою коллекцию машинок и будет молчать!Тина не выдержала — расхохоталась.— Это мы еще посмотлим, — сказал Сашка, и она расхохоталась пуще прежнего.Тихоня-сын, надо понимать, висел себе на параллельной трубке и подслушивал до поры до времени.— Как это посмотрим? — возмутилась Ксюша. — Мы же договорились!— Договол всегда можно пелесмотлеть, — уклончиво возразил ее хитрый братец.— Эй, ребята, вы про меня забыли! — крикнула Тина.— Мама! — быстро перестроился Сашка. — А ты в командиловке, да? А что ты мне пливезешь?— Мам, привези ему логопеда! — категорично заявила обиженная Ксюша.— Дура! — еще категоричней заявил Саша, на этот раз отлично выговорив «р».И Тина поняла, что она лишняя на этом празднике жизни. Напрасно попытавшись призвать детей к примирению, ну или хотя бы к порядку, она по-стариковски поохала и отключилась.— Оболтусы, — со счастливой улыбкой произнесла она, повернувшись к соседу.Сосед оказался Морозовым, о чем она успела благополучно позабыть на время разговора.Мало того, у соседа было такое тоскливое выражение глаз, что Тина мгновенно осеклась.— Кхм… Пойду еще кофе попрошу.— Я схожу. Отдыхай.Она почему-то согласно кивнула. У двери он оглянулся.— Я видел тебя однажды с коляской. Ты гуляла в парке. Чуть не засыпала на ходу.— А почему я тебя не видела? — спросила она первое что пришло на ум.— Потому что я-то был без коляски и в глаза не бросался.— Не смешно.— Надо же! А я так старался. А дети на тебя похожи или на мужа?— Они ни на кого не похожи! — отрезала Тина. ГЛАВА 20 Мальчика они думали назвать Алешей. А если будет девочка — Дарья.— Мне не нравится Дарья, — морщила нос Алька. — Как будто корова! Дарья Олеговна тем более! А вот просто Даша — замечательно. Вообще, отчество такое получается… Олеговна! Олегович! — нет, некрасиво.— Запишем их на тебя, — просто решал вопрос Морозов, — будут Валентиновны.— Ненавижу это имя! — брыкалась она. — Пусть тогда уж будут Альковны.— Ну да. А в графе национальность тогда надо написать — мордва.— Почему мордва? — сердилась она. — Ты хочешь сказать, что Алька — мордовское имя?— Я хочу сказать, что я тебя обожаю!На этом очередной выбор имен для будущих Валентиновичей, Олеговичей и Альковичей заканчивался. Чтобы потом возобновиться в других вариантах.— Андромеда, Ангелина, Анжелика, — пыхтела над справочником невеста.— Анемия, — подсказывал жених, — оригинальная вырастет девочка.Словарь имен летел ему в лоб, но Олег ловко уворачивался и принимался за мужские варианты:— Вот, смотри, потрясающее имя! Алька, ты слушаешь? Слушай внимательно! Это музыка, а не имя!— Ну? Говори! — подпрыгивала от любопытства она.— Дормидонт! — зловещим шепотом объявлял будущий папаша, и в его сторону летели поочередно подушка, тапок и безудержный смех.Алька вдруг становилась серьезной.— А что бы ты делал, если бы я за это время успела залететь?— Я бы сбежал, — поразмышляв, признавался он горестно, — далеко и надолго. А много лет спустя пробрался бы в родной город под покровом ночи, гонимый отцовским инстинктом. И не узнал бы своего сына в ночном грабителе, безжалостно отнявшем у пенсионера — у меня, то есть! — последнюю рубашку и дырявые носки!— Язык у тебя без костей, — вздыхала Алька, не вступая в игру, — а если серьезно?— Я не могу говорить серьезно на тему «а что бы было, если бы»! Давай лучше еще подумаем, как детей назовем.В итоге все-таки «пришли к консенсусу». Девочка будет Ксюша. Мальчик — Саша.А в общем-то, так и случилось.Только отчество Ксюшке с Сашкой досталось совсем другое.А что бы было, если бы……Они бы все равно в итоге расстались, думала Тина, дожидаясь своего кофе. Невозможно прожить с человеком всю жизнь и не понять, что он способен на предательство. Олег был способен. Алька не умела прощать.А Тина научилась. И что? Легче не стало. Или Морозова она все же еще не простила?Словно пытаясь прочесть ответ в своих глазах, она жадно уставилась в зеркало. Но то почти сразу же отъехало в сторону, впуская в купе Олега с подносом.— Пожалуйста.— Спасибо.Теперь она во все глаза смотрела на него.Простила или нет? Сумела или еще нужно время?Он расставлял чашки, избегал ее взгляда, и Тина разглядывала его лицо, пытаясь понять, что при этом испытывает…Щеки у него были совсем колючие. Она внезапно осознала, что держит ладонь на чужой, пахнущей табаком щетине. Под пальцами перекатывались желваки.— Не смей! — отодвинулся он, выпалив свинцом потемневших дочерна глаз.— Я…Что? Что — ты? Зачем? Почему? С ума сошла?— Я только хотела, я думала, что…Нет, ты не думала! Не думала! Лапать чужого, хамоватого мужика — это же уму непостижимо!— Я знаю, о чем ты думаешь, — отрывисто проговорил Олег. — Ты сидишь здесь и строишь из себя святую, готовую простить мне все на свете да еще и посочувствовать при этом. Ведь так?— Я не понимаю, — она отчаянно потрясла головой. — Чему сочувствовать-то?— Ну как же! Детей у меня нет, женат я ни разу не был. Ха-ха, нет счастья в личной жизни, так это называется? И все из-за того, что в молодости имел неосторожность…— Да замолчи же ты, идиот! Что ты несешь?— Не смотри на меня так, ясно? — прошипел он ей в лицо. — Или ты думаешь, раз у меня нет того, что есть у тебя, я заслужил прощение?— Ты бредишь, — убежденно произнесла она, — я вовсе не хотела тебя…— А я хотел! И сейчас хочу! Хочу тебя!Он сказал это медленно, будто прислушиваясь к самому себе, разом остыв от яростной вспышки, словно какое-то чудовищное напряжение мгновенно выплеснулось в этих словах.Вот она, правда. Только это и есть правда. Остальное не имеет никакого значения, для него-то уж точно!— Тина…— Замолчи!— Тина!— Я не желаю тебя слушать! Ты что же думаешь, а? — подбоченилась Тина. — Я тебе сейчас же на шею брошусь, да? После такого-то признания! Благодарствуйте, барин! — Она поклонилась оцепеневшему в изумлении Морозову. — Как же! Спустя много лет барин вообразил, что все еще хочет крепостную девку, и девка стало быть радоваться должна! А то что барин однажды ее на скотный двор услал, так на то он и барин, что хочет, то и делает!— Бляха муха, — заорал он, не стерпев, — да что ты несешь? Тебе, наверное, повод нужен несчастной жертвой себя почувствовать, поплакать…От такой несправедливости злые слезы мгновенно плеснули на ресницы, и, заморгав, Тина выпалила:— Я никогда не плачу!— Я вижу! — скривился в ухмылке Олег.Опрометью она метнулась к двери. «Останови ее! Хотя бы сейчас останови!»Но ноги будто бы приросли к полу. Не двинувшись с места, он повернул лицо к окну и стал внимательно глядеть в темноту.Тина, выбежав из купе, прислонилась бессильно к двери.Она позволила последнему из негодяев довести ее до слез! Не в первый раз! Злость придала ей сил. С непроницаемым лицом она вернулась в купе, села на свою полку и открыла ноутбук.Олег стоял, не меняя позы.Но она заметила, как дрожат его пальцы, сцепленные на краю стола.Истерик! Болван!— Ты изменилась во всем, кроме своей слепоты, — произнес он, не оборачиваясь. — Тебе до сих пор хочется думать, что я во всем виноват, что я сделал тебя несчастной!Она молчала, судорожно и невпопад стуча по клавишам.Кого она пыталась убедить, что работает?!— Ты даже не удосужилась как следует подумать! — Олег тяжело сел. — Ты…Почему она должна слушать этот бред?!Тина вскочила и, пошарив по стене, нащупала радио. Резко выкрутила громкость на полную мощность.— Все, что тебя касается, все, что меня касается, все только начинается, начинается, — хрипловато сообщил певец.Пусть надрывается, решила Тина, возвращаясь на место.Ей придется выслушать меня, зло решил Олег, коршуном метнувшись к радио. Убрав звук, он остался стоять возле приемника.Тина с досадой покосилась на дверь.— Давай, беги, — прочитал ее мысли Морозов, — раз не можешь посмотреть правде в глаза!Молчи, заклинала себя она, только молчи. Он же нарочно выводит тебя из терпения, добивается твоей истерики!— Я не хотел тебя обидеть, — хмуро сказал Морозов, — ни тогда, ни сейчас.Она уткнулась в экран компьютера.— Тина! Посмотри на меня!Ага, щас! Только шнурки поглажу, все брошу и буду на тебя любоваться!— Я знаю, что тебе было больно!— Что?! — не сдержалась все-таки она. — Что ты можешь знать о боли, самовлюбленный болван?!— Больше, чем ты представляешь, эгоистка безмозглая!— Все, Морозов, ты меня достал! Кажется, мы договорились не устраивать вечер воспоминаний! Хотя, конечно, полагаться на твое слово глупо!Он поперхнулся очередной фразой.Договорились, значит? Ладно, хорошо, просто замечательно. Если ей так хочется… Он будет молчать. Молчал же тринадцать лет. А сейчас еще проще! Она — чужая! Какое ему дело до того, что чужая, эгоистичная, самоуверенная баба не желает знать правды?! Пожалуйста!Он не скажет больше ни слова!И тут же сказал целых три:— Ты такая тупица!Она невозмутимо отбила подачу:— Зато ты как был умником, так и остался. Только что-то пользы от твоего ума маловато. И руки утебя трясутся!Морозов ошеломленно перевел взгляд на собственные пальцы. Ну вот, только этого не хватало! Он досадливо покряхтел и сел за столик.— Вот-вот, — удовлетворенно заметила Тина, — уж лучше помолчи.Он сердито посмотрел на нее, но она сделала вид, что чрезвычайно занята работой.— Что? Важный заказ? — насмешливо спросил Олег.— Зачем ты спрашиваешь? — в тон ответила она. — Ты же и так все про меня знаешь.— Не преувеличивай, — поморщился он, — далеко не все. Я, например, и представить не могу, зачем ты прилетела в Новосибирск.— По делу.— Надеюсь, наша случайная встреча этому делу не помешала? — с преувеличенной заботой осведомился он.— Никоим образом! — отрезала Тина.— Я рад.— Я тоже.Несколько минут тишина в купе нарушалась лишь бодрым щелканьем клавиатуры. Если бы Морозов осмелился заглянуть в компьютер, он увидел бы на экране полную абракадабру.— Какие же книги ты пишешь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28