Не мог бы ты узнать, как она сейчас? Только всю правду.– О'кей, я все сделаю.Боб исполнит свое обещание, Стив был в этом уверен. Теперь оставалось только ждать его возвращения с известиями об Энни. Они простились, и Стив вновь остался наедине со своими мыслями.
Энни была совсем плоха.После срочной операции у нее началась пневмония. Докторам пришлось вынуть дыхательный шланг у нее изо рта и ввести его ей прямо в горло. Аппарат искусственного дыхания ровно задышал вместо нее. Ее почки почти совершенно отказали, но искусственная почка все так же очищала кровь. Прошел еще один день. Энни лежала, ничего не чувствуя, не осознавая ничего из того, что происходило вокруг. К концу дня, словно подтверждая, что в ее теле уже не осталось сил для борьбы за жизнь, у Энни началось обильное кровотечение. Кровь текла из послеоперационных швов, из порезов, из ссадин. На ее коже кровоточили те места, куда были вставлены катетеры и шланги от всех этих аппаратов.Мартин сидел рядом с женой и смотрел на ее лицо. Он не мог даже взять Энни за руку – малейшее прикосновение вызывало у нее появление огромных фиолетовых синяков под кожей. Лицо теперь превратилось в один сплошной кровоподтек, как будто ее избивали несколько часов подряд. Он просто сидел рядом и ждал в полном отчаянии. Заведующий отделением сказал ему, что кровь его жены потеряла способность свертываться и поэтому раны не затягиваются. Из всей этой батареи шлангов и пластиковых пакетов ей вводили все вещества, которые перестала вырабатывать ее собственная кровь. И Мартин в течение долгих часов смотрел на большие емкости, медленно изливавшие свое содержимое в израненное тело. Даже волосы Энни, казалось, потеряли естественный цвет, разметавшись серыми прядями по ровной поверхности больничной подушки. Обесцветились губы, и багрово-синие пятна, словно огромные монеты, спрятали глаза.
Стив тоже ждал. Боб, пообещавший навести справки, познакомился с врачом, лечившим Энни, и тот сам спустился поговорить со Стивом.– Как она? – спросил Стив.Хирург внимательно посмотрел на него, как бы оценивая, насколько можно посвящать его в обстоятельства болезни Энни.– Я держал ее за руку в течение шести часов, – настаивал Стив. – Я имею право знать, что с ней.– У нее пневмония и острая почечная недостаточность. Кроме того, у больной множественная закупорка сосудов, а ко всему этому еще обычные послеоперационные осложнения и разные более мелкие ранения.– Она будет жить? – Стив внимательно всматривался в лицо хирурга, но не заметил, чтобы тот пытался что-то скрыть от него. Секунду помедлив, врач ответил:– Я думаю, что ее шансы – пятьдесят на пятьдесят. Следующие два-три дня покажут.– Спасибо, – Стив откинулся на подушки.
Прошло два дня.Третий день был кануном Рождества. Все обитатели госпиталя вели себя с напускной, неестественной веселостью. Сиделка приколола блестящее колечко мишуры на свою форменную шапочку, бумажные ленты серпантина протянулись через всю комнату. Стив со своей кровати видел нарядную рождественскую елку, установленную в большой светлой комнате, разделявшей их палату и женскую, находившуюся напротив.Двойной ряд кроватей, разделенных ширмами, узкое пространство за дверью стали для Стива его миром, родным и близким. Ему пришло в голову, что он знает всех своих соседей по палате так же хорошо, как Боба Джеффери или других своих прежних друзей.В день взрыва эти две палаты, восьмиместная мужская и женская напротив, были освобождены для приема пострадавших. Их привозили сюда одного за другим, и вскоре они обнаружили, что-то, что они все пережили в тот день, объединило их крепче, чем годы знакомства.По молчаливому соглашению они почти никогда не заговаривали о взрыве, словно надеясь, что так будет легче преодолеть все его последствия. И этот немного раздражающий сговор объединил продавца газет, стоявшего на улице и засыпанного падавшими обломками и стеклом, и мальчугана – рассыльного, и пятерых покупателей, и самого Стива.За те дни, которые им уже пришлось провести вместе в одной палате, Стив против своей воли стал чем-то вроде местной знаменитости. И дело здесь было даже не в том, что он больше других провел времени под развалинами или пострадал серьезнее их. Действительной причиной известности был тот ливень подарков, который обрушился на него, когда его знакомые узнали о случившемся. Цветы, открытки, сладости приходили каждому из них и каждый день. Это было Рождество, и мир чувствовал к ним симпатию, смешанную с чувством вины перед ними. Заваленный подарками стол в центре палаты не оставлял на этот счет никаких сомнений.Но презенты на имя Стива от его коллег по рекламному бизнесу, от его друзей и партнеров были совершенно выдающимися по своей щедрости. Здесь были копченые лососи, коробки с шампанским и виски, шоколадные трюфели и целые фруктово-цветочные композиции в огромных, перевязанных плетеных корзинах. Стив сначала даже растерялся от всей этой лавины даров. Ему ничего не было нужно из всей этой роскоши, может быть, за исключением цветов, чтобы любоваться ими. Все остальное он просто раздавал санитаркам, сиделкам или другим больным. А когда он заметил, с каким удовольствием они встречали каждый новый подарок, то ему и самому это стало нравиться.В самый канун Рождества Боб Джеффери и некоторые друзья по кинобизнесу прислали ему телевизор и видеомагнитофон. Вместе с аппаратурой была коробка с видеокассетами, а на них две дюжины новейших художественных фильмов. Некоторые из них еще даже не были в прокате.Мальчуган-рассыльный перебрался к Стиву на кровать и залез в коробку.– Ух ты, ни одного из этих фильмов я даже и не видел раньше! – восторженно воскликнул он.– Ну, теперь у тебя, Митги, уйма времени, чтобы пересмотреть их все.Это был допустимый уровень намека на то, что произошло со всеми ими.Стив думал об Энни, лежавшей где-то наверху. Он представлял, что бы они могли сказать друг другу, если бы ей случилось оказаться в этой палате вместо его теперешних случайных знакомых, которые волей судьбы оказались ввергнутыми в это принудительное соседство. В шесть часов одна из санитарок неумело откупорила бутылку шампанского. Пробка хлопнула и поскакала по гладкому блестящему линолеуму, а сверкающая, игристая влага запенилась в больничных стаканах. Сиделки поднесли каждому стакан, и старый торговец газетами, лежавший рядом со Стивом, пригубил вино и с довольным видом почмокал губами.– Ну да, – произнес он, – знавал я Рождество и похуже.Он оценивающе глянул на молоденькую сиделку с блестящей короной вокруг шапочки.– А хотел бы я снова оказаться в твоем возрасте, Стиви.То, как он назвал его – «Стиви», сама манера старика говорить, – напомнили Стиву его бабушку, его Нэн. Мысли о ней и эти украшения из цветной бумаги, мерцание чудесных огней и стариковское бормотание наполнили печалью его сердце.– Хотел бы я быть в твоем возрасте, – сказал старик, а для чего? – подумал Стив с отчаянием.Он никогда не плакал с самого детства, но сейчас его глаза наполнились слезами. Он бы хотел стать и выйти из комнаты, чтобы найти утешение в одиночестве, как он делал всегда, когда ему было трудно. Но сломанная нога и боль во всем теле пригвоздили его к кровати. Стив понял, что все заметили его слабость, и в мыслях ругал себя за то, что выдал свои чувства, но окружающие тактично сделали вид, что ничего не произошло, а он сам поставил на низенький столик рядом с кроватью свое шампанское и спрятал мокрое лицо в подушки.Он лежал и ждал, пока слезы перестанут бежать из глаз, и думал об Энни. Теперь она была для него ближе, чем кто бы то ни было в мире, и он так боялся, что она может умереть.– ТЫ ДОЛЖНА ЖИТЬ! – шептал Стив, как будто они с Энни вновь были заживо похоронены под руинами, и она могла слышать его. – ТЫ НЕ УМРЕШЬ, ДА?Страх за нее осушил его слезы слабости и тогда Стив повернулся к тем, кто находился в палате рядом с ним, украдкой взглянул на них всех и протянул руку за шампанским.Позже их навестили студенты медицинского колледжа, проходившие в госпитале практику и приготовившие для больных Рождественский концерт. У них была очень милая программа, и Стив почувствовал, как на его лице сама собой появляется улыбка.Затем все успокоилось. Притушили верхние огни, и осталось только дежурное освещение. Было слышно, как молоденькие санитарки возятся и хихикают в дальнем конце палаты. Внезапно Стив открыл глаза и увидел возле своей кровати незнакомого мужчину.Его удлиненное приятное лицо от самых глаз до уголков рта пересекали усталые морщины. Он был высокий, немного сутулый и смотрел с высоты своего роста на Стива с некоторым сомнением, словно раздумывая: не лучше ли ему уйти.– Все в порядке, – отчетливо произнес Стив. – Я не спал.Незнакомец потер ладонью лицо.– Сиделка мне сказала, что я могу на минутку зайти, чтобы повидать вас.Стив протянул руку и включил ночник. Свет окутал их, отделяя от остальной палаты, сразу потонувшей в темноте.– Я муж Энни, – сказал мужчина.– ОНА УМЕРЛА! ТЫ ПРИШЕЛ СКАЗАТЬ, ЧТО ЕЕ БОЛЬШЕ НЕТ!Стив резко выпрямился на кровати, попытался приподняться на своих подушках. Ему показалось невозможным лежа встретить эту весть, которую принес ему Мартин.– Как она? – с замиранием сердца спросил Стив и вдруг заметил, что на лице Мартина ясно видны измученность и облегчение, а совсем не смертельное горе.– Она поправляется, – сказал муж Энни. – Мне только что об этом сказали.Стив на мгновение закрыл глаза. Перед ним была Энни такая, какой он увидел ее, когда лампы спасателей светили прямо в ее лицо. Потом наслаиваясь на это видение, явился отчетливый образ – как будто он видит ее еще до взрыва. Она смеется, у нее разрумянились щеки, волосы рассыпались по плечам и окружили сияющим ореолом милую головку. Стив снова взглянул на Мартина.– Слава Богу, – сказал он.Теперь, когда страх за нее отступил, ему стало отчетливо видно, как устал стоящий перед ним мужчина. Он показал на стул рядом е кроватью, и когда Мартин тяжело опустился на него, мягко предложил:– Хотите выпить? В тумбочке есть шотландское виски.Мартин кивнул.Стив взял бутылку, налил полный стакан и подал его Мартину. Тот залпом выпил половину.– Спасибо…Стив подождал, пока муж Энни опять поднял глаза и тихо спросил:– Что про нее говорят врачи?Мартин передернул плечами, будто от озноба, хотя и был в пальто, еще сам до конца не веря в то, что она будет жить, не взирая на длинный список навалившихся на нее болезней.– У нее началась пневмония, но доктора вылечили ее антибиотиками. А еще подключили к аппарату искусственного дыхания. И так она дышала, а сейчас мне сказали, что через пару дней его отключат, потому что она сможет дышать самостоятельно. И почки снова начали функционировать. Они мне показали, это видно на мониторах и отражается на графиках. Знаете, у нее перестала свертываться кровь, она ее так много потеряла, что врачи даже и не знали что же еще предпринять. Ей переливали плазму и все такое, и сейчас ее кровь в порядке, послеоперационные швы заживают. Врачи полагают, что теперь она будет быстро поправляться.Мартин положил на одеяло Стива руки в которых продолжал держать забытый стакан.– Это было ужасно, видеть ее в окружении всех этих мониторов, аппаратов, как будто она принадлежит им, а не мне и детям. Я даже не мог взять ее за руку: у нее на коже сразу появлялись синяки.Мартин опустил голову, помолчал. Стив ждал. Он видел Энни; образ был таким четким; ему было так жалко ее. Когда муж Энни поднял голову, Стив увидел, что он улыбается.– А сейчас ей лучше. Она просыпалась сегодня вечером, и хотя еще не может разговаривать из-за всех этих трубок, но уже улыбнулась мне.Стиву пришлось отвести взгляд, чтобы скрыть укол ревности. Он говорил себе – это ее муж. Он ждал, тогда у развалин весь день, и потом здесь в больнице почти всю ночь. Он сидел у ее постели все эти дни. Но понимание этого и симпатия, которую вызывал у него муж Энни, не могли уменьшить ревности.Незаметно для себя Мартин допил остатки виски.Его охватила огромное, легкое и пьянящее чувство радости. Оно было таким же большим, так переполняло его, что ему хотелось встать, сказать об этом всем: и затемненной палате, и молоденьким санитаркам, затеявшим веселую возню в кабинете старшей сестры. На его лицо, до этого бывшее напряженной, застывшей маской, прорвалась широкая, глуповатая улыбка, и он не мог ее удержать. Виски ударило ему в голову, разлилось теплом по всему телу.– Вы знаете, она, должно быть, очень хотела жить, – воскликнул он. – Она, наверняка, очень этого хотела.Стив кивнул.– Да, – подтвердил он. – Да, очень.Рука Мартина вздрогнула. Он собирался положить ее на плечо Стиву, но почувствовал, что почему-то не может этого сделать.– Я, хотел вам сказать, что ей уже лучше, – снова улыбка, – и еще я хотел сказать… Спасибо вам! За то, что помогли ей.Радужное сияние счастья, казалось, наполнило коридоры госпиталя, когда он шел к Стиву. А сейчас, когда Мартин смотрел на лежащего перед ним мужчину, он вдруг вспомнил то узкое пространство, в котором этот человек и его жена провели полные ужаса и боли часы.– Совсем, как могила. Тесно и мрачно, – подумал он, и ему на память пришло, как однажды они с Энни видели в каком-то соборе средневековую гробницу. Это было давно, еще до рождения мальчиков. Они тогда путешествовали по стране и зашли в этот старинный храм.Каменный вельможа и его жена лежали плечо к плечу на своем каменном ложе. Рядом с ними было такое же каменное изваяние их любимого пса, уснувшего у них в ногах. Энни и Мартин с трудом разобрали полустершийся готический шрифт на могильной плите: «И в смерти они не разлучились».Энни, вздохнув, сказала, что это очень романтично, а Мартин поразился тому, как темно должно быть этому вельможе и его жене лежать вдвоем под могильной плитой в таком узком пространстве. Мартин и Энни вдруг оба вздрогнули, а потом рассмеялись и пошли рука об руку в боковой предел собора любоваться мозаичными витражами на окнах.Эта страшная могильная близость сейчас припомнилась Мартину и его словно обдало холодом от этого воспоминания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49