Или же дело в том, что настоящее так потрясающе интересно, что ей хочется смотреть лишь в будущее?
– Ранкон накормлен, напоен, соломы ему хватит на весь день. Ты готова, Ангел?
Она резко обернулась и увидела, как ее «настоящее» выходит на крыльцо – с рюкзаком и скаткой с бельем за плечами. Ее защитник. В дорожных сапогах, джинсах, тенниске и синей фланелевой рубахе, суровый и красивый. Дэн готов ко всему, судя по его обличью.
Ее взгляд остановился на его поясе.
И к опасности готов.
Она приблизилась к нему.
– У тебя там пистолет или…
– Можешь не договаривать, – перебил Дэн, вскинув бровь.
– Что ты хочешь сказать?
Он взглянул на нее, понял, что она спрашивает всерьез, и очень сухо сказал:
– Ничего.
Но она спросила вновь:
– Дэн, у тебя пистолет?
– Да.
Тревога разлилась в ней.
– Ты считаешь, сейчас нам в дороге нужна страховка?
Лицо у него потемнело и одновременно, без сомнения, зажглось. И тут же это выражение пропало.
– Сейчас, как и всегда в дороге. – Он вынул из-за пояса чудовищный черный предмет и опустил его в кожаную кобуру. – Она со мной всегда.
– Она? – в изумлении переспросила Ангел.
– Быстрая, безотказная, смертоносная. – В его глазах появился чувственный блеск, когда он прижал к себе пистолет. – Разумеется, она, моя подружка.
Внутри у нее вспыхнул огонь – и погас. Перед ее мысленным взором проплыла рука, та самая рука, что ласкала сейчас несущее смерть оружие; она как будто прикасалась к ее коже и жгла ее.
Она устыдилась своей беспричинной реакции, сумела выдавить кривую улыбку и не удержалась от ехидного замечания:
– По-моему, меня оскорбляют.
Дэн ухмыльнулся.
– Не на что обижаться, это же комплимент. Дураком бы я был, если бы сомневался в женском могуществе.
– Могущество – ладно, но ты произнес слово «смертоносная». Наверное, убивающая сердце.
– Голову, – возразил он, не сводя с нее пристального взгляда. – Рядом с нужной ему женщиной – или ненужной, это как посмотреть, – мужчина может потерять рассудок.
Они стояли близко друг к другу, и между ними пробегали электрические разряды. Дыхание Ангел участилось, колени ослабли, когда она почувствовала свежий запах Дэна; но хуже всего то, что ее манили эти неотразимые губы.
Если она сделает шаг, протянет руку, прикоснется к нему, чем он ответит? Может быть, его рука инстинктивно потянется к оружию? Или он позволит ей трогать его мышцы, пробор жестких волос, острые скулы – все то, к чему ее так влечет?
Летний ветерок, прошелестев, отозвался в ней новым, захватывающим приливом.
– Ангел, ты готова идти?
Жар желания отступил при этом не очень нежном толчке. Сердце у нее ухнуло вниз, и она кивнула. А что ей оставалась? Не говорить же: «Нет, не готова – ни идти в город, ни узнать правду о себе!» Разве можно сказать, что она хотела бы остаться здесь до тех пор, пока к ней не вернется память? Разве можно сказать, что с ним, рядом с ним она чувствует себя защищенной, взволнованной, живущей полной жизнью и не желает расставаться с этими удивительными ощущениями?
Серьезно и внимательно она наблюдала за тем, как Дэн осматривает ее рюкзак, проверяет замки, взвешивает в руках.
Конечно же, ничего подобного она ему не скажет. Он ясно дал понять, что не нуждается в обществе, тем паче в обществе беспомощной овечки, ничего о себе не помнящей.
Она прикусила язык и позволила Дэну закрепить рюкзак у нее на спине. А еще приходилось сдерживать дрожь, когда его пальцы прикасались к ней.
– Не тяжело?
Его дыхание щекотало ей ухо. Она тряхнула головой.
– Совсем нет.
За завтраком он заявил, что сам понесет девяносто процентов груза. Она пыталась было сказать, что справится, но он не пожелал слушать.
Дэн – упрям, опасен, одинок и умопомрачительно сексуален. Он нужен ей весь, и помоги ей Бог.
Завтра она расстанется с Дэном и больше никогда его не увидит.
– Ты уверена, что готова? – спросил он в третий раз. Ангел заставила себя кивнуть. Она понимала, что Дэн говорит о пешем переходе, а не о том, чтобы оставить его дом, его самого.
– Уверена.
От красоты леса перехватывало дыхание. Ангел пробиралась вслед за Дэном по тропе, по обеим сторонам которой росли осины и сосны. Надо же, эти деревья настолько непохожи, а вот выросли рядышком, как родные. Свет предвечернего солнца пробивался сквозь хитросплетения ветвей, и оттого казалось, что с ними на тропе находится еще один спутник. А ветерок, их ласковый союзник, раскачивал каждый лист, каждую иголку, смешивая источаемые ими запахи в один изысканный аромат.
– Как ты? – поинтересовался Дэн, оборачиваясь.
Ангел поморщилась.
– По-моему, у меня болит каждая косточка. А эти сэндвичи с арахисовым маслом, кажется, совершенно меня доконали.
– Я тебя понял, – со смешком отозвался Дэн. – Предлагаю остановиться на той поляне, у речки.
Поляна, на которую привел ее Дэн, казалось, сошла с картины. Золотая горная трава, красные и розовые цветы, ленивая речушка с гладкими каменными берегами, и повсюду, куда ни взгляни, – горы со снежными вершинами. Она могла бы любоваться видом целую вечность, если бы Дэн не велел ей приниматься за работу.
Пока она занималась подготовкой к ночлегу, Дэн разжег костер и спустился к реке в надежде наловить рыбы. К счастью (аппетит у обоих разыгрался не на шутку), он вернулся всего через десять минут с большой радужной форелью. Еще десять минут ушло у него на то, чтобы очистить рыбу.
Ангел надеялась, что жариться рыбина будет также не больше десяти минут. А когда Дэн сообщил ей, что ему необходимо умыться перед ужином, она решила, что можно еще раз испытать свои кулинарные способности. Может быть, с рыбой справиться легче, чем с яичницей с ветчиной. Во всяком случае, она на это надеялась.
Возвращаясь на место стоянки, Дэн уловил знакомый запах. Что-то горелое… и что-то еще.
Это «что-то» он увидел незамедлительно. Бормоча ругательства, Ангел пыталась сбить языки пламени, пляшущие на сковороде, при помощи одеяла, которое тоже успело загореться.
Отшвырнув в сторону мыло и полотенце, Дэн ринулся вперед, выхватил у нее сковородку и одеяло, хладнокровно спустился к речке и опустил то и другое в воду. Ангел со вздохом подошла к нему.
Дэн посмотрел на нее через плечо.
– Как я понимаю, ты захотела приготовить рыбу?
– Наверное.
Дэн указал на сковородку, зажатую между камней.
– Запах я учуял, а вот рыбы в сковородке не видел. Где она?
Ангел закусила губу.
– Ее нет.
– Уплыла?
Она повернулась к нему. Глаза – фиалковая буря.
– Растворилась.
Она так разгневалась на злополучную рыбу, что губы Дэна тронула улыбка. Но он пересилил себя.
– Ты и кухня как-то мало совместимы.
Она вздернула подбородок.
– Теперь я убедилась. Просто я хотела чем-то помочь.
– Ну, Ангел, тогда приготовься.
– Что это значит?
Он наклонился и подобрал мокрое и безнадежно испорченное огнем одеяло.
– Это значит, что моя сегодняшняя постель никуда не годится. А это, Ангел, значит, что мне придется сегодня делить постель с тобой.
До сих пор Дэну никогда не приходилось делить с кем-либо спальный мешок, пусть даже расстегнутый и расстеленный. А теперь вот случилось, и он лежит рядом с прекрасной, полной огня женщиной, смотрит в чистое ночное небо и прилагает дьявольские усилия, чтобы не думать о том, как ей сейчас тепло, и о том, как она прикасается к нему всякий раз, когда меняет позу.
Много лет он учился отыскивать и ловить преступников, людей упорных и вовсе не желающих быть пойманными. И за эти годы он не раз попадал в ловушку, оказывался в опаснейших, рискованнейших ситуациях.
Но лежать ночью рядом с Ангелом – с этим не сравнится никакой риск. Эта ночь отмечена знаком Риска.
К счастью, завтра они будут в городе. Ведь если бы его ожидала еще одна такая ночь, то один Бог мог бы спасти его.
– Какие яркие звезды! Кажется, они так близко…
Этот мягкий, чуть хрипловатый голос заставил его глубоко вдохнуть напоенный хвойным ароматом воздух – в надежде, что прохладный воздух отрезвит его, как холодный душ.
Ничего не вышло.
– Дэн, ты разбираешься в звездах?
– Немножко.
С чего она вообще заговорила? Почему они не могут просто отключиться? Стоит им заснуть мертвым сном, и утро наступит скорее.
– Наверное, я была полной дурой в астрономии, – проговорила она, смеясь, – ни одну звезду не могу узнать. А ты что-нибудь узнаешь?
Нет, она не уймется. Вот так неожиданность. Глубоко вздохнув, он указал рукой на россыпь небесных алмазов.
– Вот это – Сагитта.
– Да? Где?
– Вообще-то их плохо видно… – Он взял ее за руку и провел ее указательным пальцем в воздухе. – Вон, линия отсюда досюда. А тут она раздваивается. Видишь?
– Да, да. – В ее голосе послышалась нотка страха. – Сагитта… А что это означает?
– Стрела.
Он все еще сжимал ей руку, такую маленькую и теплую.
– А чья это стрела?
– Стрела Геркулеса.
– И в кого он стрелял?
– То ли в птицу, то ли в женщину.
– И поймал?
– Нет, считается, что дичь ускользнула.
Дэн выпустил ее руку, повернулся на бок, лицом к ней и посмотрел на нее: широко раскрытые глаза устремлены в небо, рот приоткрыт. Она беззащитна.
– Ой, я вижу стрелу, – воскликнула она. – Просто удивительно! – Она повернула голову и взглянула на Дэна. – А ты откуда столько знаешь про звезды?
Он приподнялся на локте.
– Наверное, у меня слишком много свободного времени. Это мое хобби.
– Не верю.
У него дернулась щека. Эта женщина самым бесцеремонным образом отметает его отговорки. И ему это не понравилось.
– Это благодаря моему отцу.
– Он любил звезды?
– Ну да.
– Он тебе все о них рассказал?
– Можно сказать и так. Он был астрономом.
– Был?
У Дэна запершило в горле, но он справился с болью. Только так. С этим ему жить.
– Мои родители погибли в автокатастрофе, когда я был еще ребенком.
У нее на лице отразилось сочувствие. Такое выражение он видел на чужих лицах много раз – и после гибели родителей, и после смерти Дженис. Ему в тягость это сочувствие – как раньше, так и сейчас. Ему не нужно, чтобы его кто-то жалел. Та часть жизни закрыта, окончена, отрезана. Бывает гораздо хуже, и нередко. Он сам немало повидал.
– Потерять родителей… – Она мотнула головой. – Как же это должно быть тяжело для ребенка… – Она заглянула ему в глаза, слишком внимательно, чтобы ему стало спокойнее на душе. – Где же ты оказался? У тебя были родные?
Этот вопрос не мог не пронзить его. Давным-давно он не вспоминал о своих тетке и дяде. Потому что не хотел. Что можно сказать о людях, не испытавших ни малейшей потребности в заботе о пятилетнем ребенке и не желавших знакомиться с мужчиной, которым этот ребенок стал?
Дэн покачал головой.
– Не было.
– Мне очень жаль.
Отвернувшись от нее, он лег на спину и закрыл глаза.
– Засыпай, Ангел.
Ему не понравился этот разговор. Это ему полагается задавать вопросы, заставлять других трепетать.
– Знаешь, что, Дэн… – тихо начала Ангел.
Он тяжело вздохнул.
– Что такое?
– Ты всякий раз велишь мне засыпать, когда речь заходит о…
– О чем?
– О личном.
– Выходит, что так.
– А почему, как ты думаешь?
– Наверное, потому, что мои личные дела касаются только меня и больше никого.
Возможно, если он склонится над ней, накроет ее губы, втянет в себя ее язык, прикусит ей нижнюю губу, у них обоих найдется более важное дело, чем спрашивать, отвечать и задумываться о прошлом.
Но она не позволила ему избавить их обоих от себя самих.
– Ты прав. Прости меня за любопытство, – решительно проговорила она и отвернулась, пробормотав: «Спокойной ночи».
Когда ее дыхание стало медленным и ровным и стало ясно, что она погрузилась в глубокий сон, Дэн открыл глаза и снова стал смотреть на звезды.
Где-то в глубинах сознания Ангел рассматривала фотографию. Живой образ – не только события, но и чувства. Три элегантно одетые пары – две молодые, одна пожилая. Только фигуры, без лиц. Они сидят на изысканных золотых стульях, украшенных драгоценными камнями, и держатся за руки, переплетя пальцы.
Они влюблены.
Все шестеро.
Влюблены отчаянно. Их тяга друг к другу, их преданность проникают с фотографии в беспокойное сердце Ангела.
А потом изображение переменилось.
Пары остались, но среди них появилась еще одна фигура. Безликая, испуганная женщина, которая хотела только одного – свободы. Она не получила ее от них. Они тянут к ней руки, хватают ее, она хочет пошевелиться, вырваться, но они крепко удерживают ее на месте.
Страшная боль пронзила Ангела. В панике она старалась избавиться от снимка, увидеть что-нибудь другое, что угодно, но ничего не получалось.
Задыхаясь, хныча, она наконец проснулась и села. Потянулась за фотографией, чтобы изорвать ее на куски, но схватить было нечего.
Только темноту.
Она вскрикнула, сжав кулаки. Сильные руки обхватили ее, сжали, притянули.
– Ангел, что случилось? Что такое?
Дэн. Хриплый баритон, смягченный тревогой, запечатлелся в ее одурманенном мозгу.
– Они преследуют меня, – проговорила она, уткнувшись ему в грудь. – Почему они не оставят меня в покое?
– Кто? – воскликнул Дэн. – Кто тебя преследует?
– Не знаю.
– Что ты увидела?
– Я ничего не могла увидеть.
– Ангел, прошу тебя, расскажи мне все, что ты помнишь.
Она затрясла головой, а когда заговорила, голос у нее дрожал, как и все тело:
– Нет, я не хочу вспоминать, просто держи меня.
– Хорошо. Ш-ш-ш… Хорошо. – Дэн крепче прижал ее к себе, продолжая шептать ей в волосы: – Все хорошо, тебе ничто не угрожает, Ангел, тебя никто не обидит, клянусь перед Богом.
Она таяла на этой мощной груди, а в мозгу проплывали существа без лиц. Кто они? И зачем ее преследуют?
Ее трясло: ей приснился кошмар или перед ней предстала картинка из той жизни, которую она не в состоянии вспомнить?
– Я уверен, это просто ночной кошмар, – ответил Дэн на ее невысказанный вопрос, но этот ответ был не до конца убедителен.
– Это было слишком реально.
– Я знаю, Ангел. Так и бывает, верь мне.
Она слегка отодвинулась, наверное на дюйм, и взглянула ему в глаза.
– Правда?
Когда он откидывал прядь волос с ее лба, в его глазах светилась нежность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16