Стоянка была забита невообразимой смесью машин и любителей бокса В воздухе витал сильный дух агрессии, готовой вырваться наружу. Было много выпивки, много крепких словечек и большие ставки.
Первое препятствие, которое Пейдж нужно было преодолеть, это попасть внутрь без билета. Она сделала все, что было в ее силах, чтобы его купить, обзванивая мелких спекулянтов и предлагая дикую цену. Она даже представить не могла, что когда-нибудь будет предлагать за билет такие деньги. Но на первый за всю историю Лос-Анджелеса матч чемпиона мира по боксу достать билет было просто невозможно. Ни за какие деньги.
Столь популярное мероприятие было еще одной значительной удачей для спортивного антрепренера Ники Лумиса, очередным крупным пустячком на его жизненном пути.
Пейдж с трудом протискивалась через толпу.
Обычно около дверей стояли люди, продававшие билеты. Но сейчас она увидела только людей, пытавшихся их купить. Она прикинула, что билеты, если какие еще и остались, сейчас должны были стоить около девятисот долларов.
Она приближалась ко входу, обеспокоенная тем, что еще не приняла решение. Ее несла толпа.
Она заметила несколько билетов, которые неосторожно держали доверчивые руки. Если бы только она могла выхватить один из них, один единственный билет, который для нее имел, конечно же, гораздо большее значение. Она увидела женщину в очень темных, шикарных солнечных очках, которой, казалось, было скучно до слез. Женщина была, скорее всего, из тех, кто ненавидит сражения, находя их варварскими, и здесь была с единственной целью – сопровождать своего мужа. Пейдж страстно желала вцепиться в ее билет. Женщина, несомненно, почувствует облегчение, если ее освободить от необходимости идти внутрь и терпеть весь этот пот, кровь и грубость. Она наверняка будет благодарна.
– Билет, пожалуйста.
Пейдж испуганно подняла глаза. Контролер кинул на нее наглый непристойный взгляд. Он нетерпеливо с раздражением помахал рукой у нее перед носом. Раздражение толпы за ее спиной тоже нарастало. Все торопились попасть внутрь. Толкались, сбиваясь в кучу за ней.
– Здесь, – сказала Пейдж, торопливо вручая ему воздух.
– Очень смешно, дамочка. Попытайтесь еще раз, – он злобно оскалил желтые зубы.
Пейдж невинно взглянула на свою пустую руку, а затем вскрикнула, изображая смущение. Ее сердце на самом деле колотилось.
– Он только что был здесь. Он был у меня секунду назад, – пробормотала она. – Кто-нибудь, должно быть, взял его!
Играя во всю силу своих способностей, она ударилась в панику, которою в этот момент ей легко было сымитировать ввиду весьма высокой вероятности так и не приблизиться к желанной цели, не говоря уже обо всех этих сердитых людях, оравших и толкавших ее в спину, и очереди, разбухшей сверх всякой меры. Пустив подобающую случаю слезу, она продолжала свое представление.
– Честно. Он… он только что был у меня. Я не знаю, к это произошло…
Она позволила своему голосу сорваться, склонилась к земле в отчаянных поисках, изображая растерянность, не зная, где искать билет.
– Да. Конечно, дамочка.
Пока она делала вид, что ищет билет, контролер важно повернул голову в сторону охранника, и ее сердце забилось еще чаще. Ей придется придерживаться своей легенды. Возможно, кто-нибудь пожалеет ее и пропустит внутрь.
Симпатии толпы за ее спиной разделились. Одни из них орали на Пейдж, а другие – на контролера, чтобы тот пропустил ее.
Пейдж играла на грани истерики, восклицая, каким важным для нее был этот матч. Она видела, что они не могут принять решение. Они должны ее пропустить.
Затем, в самый разгар скандала, длинный белый лимузин подъехал к обочине как раз напротив входа. Ники Лумис, большой, пышущий энергией, под пронзительный свист и вопли толпы быстро приближался к ним, и, утверждая свое положение владельца спортивной арены, желал выяснить, из-за чего разгорелся весь сыр-бор. Обнаружив в центре заварухи Пейдж, он расхохотался.
Пейдж, готовая провалиться сквозь землю от смущения, узнала его дочь, стоящую за его спиной с холодным видом и разглядывающую ее с непонятной ухмылкой.
– Мы снова встретились, мисс Уильямс, – произнес Ники, начиная понимать ситуацию из выкриков на заднем плане. – Или я неправ? – спросил он, и взгляд его маленьких живых глаз наполнил ее надеждой, заставляя поверить, что он тоже немало поработал дома.
Ободренная, но не теряя бдительности, она задержала дыхание, когда он уводил ее с пути своих заплативших клиентов. Она была удивлена шумной поддержкой толпы, которая теперь болела за нее, подбадривая и громко крича:
– Эй, пропусти ее, Ники. Девчонка просто красавица.
Пейдж поразило, что он настолько знаменит и что все эти люди были его поклонниками. Несколько человек попросили у него автограф.
Она с облегчением ожидала, пока он закончит раздавать автографы. Ее план определенно лопнул, как мыльный пузырь, но счастливый случай позволил ей составить новый.
Закончив с последним автографом и выдав последнюю публичную улыбку, он с ожиданием повернулся к ней, предупреждая своим взглядом, что она играет с огнем.
Не обращая внимания на тот интерес, который они возбуждали у окружающих, и на взгляды, которыми обменивались его родственники и друзья, она открыто глянула ему в глаза. Ей были знакомы многие мужчины, способные своим присутствием заполнить комнату, но Ники Лумис, как она с удовольствием заметила, мог своим присутствием заполнить стадион. Его стадион.
– Ты девчонка, которую трудно отыскать, – заключил спортивный магнат, все еще не утративший могучего телосложения.
С облегчением она поняла, что он не потерял к ней интерес. Она молча улыбнулась, заметив, как он дал сигнал своей дочери, которая увела всю группу в здание стадиона.
– Итак, куда мы отправимся отсюда? – резко спросил он, когда они остались одни.
Его тонкие губы задумчиво сжались, пока он, оценивая ее, ждал ответа.
– В постель, я надеюсь…
– Разве тебе недостаточно? – ответила она, продолжая приноравливаться к его стилю, или к отсутствию оного, и наблюдая, как он ухмыляется так, будто уже получил ее. – Разве ты не понял еще в прошлый раз? Я до смерти хочу лечь с тобой в постель, Ники Лумис, – тщательно взвешивая слова, произнесла она с ослепительным блеском зеленых глаз и улыбкой, которая вскружила столько голов. – Но сначала я узнаю тебя, а ты – меня.
Чувствуя, что краснеет от того, что высказалась слишком откровенно, она убеждала себя, что должна была это сказать.
Ничего не говоря, ничего не давая, чувствуя себя играющей в покер с большими ставками и довольно паршивыми картами на руках, Пейдж услышала его великолепный утробный смех, который она помнила с прошлой встречи. Его проницательные глаза с изумлением вглядывались в нее.
– Ты не поразила меня таким банальным заходом, – поддел он ее.
Это был короткий поединок силы воли, они стояли, и каждый ожидал, что другой отступит.
Он снова рассмеялся, на этот раз с вызовом.
– Ты действительно так хороша? – спросил он.
– А ты действительно так хочешь это узнать? – отпарировала она, имитируя абсолютную уверенность в этом.
– Да, мне так кажется, – согласился он неохотно, поднимая пепельную бровь и беря ее за руку.
Пейдж почувствовала, что сияет, когда он провел ее в «Стар Доум» мимо взволнованного контролера, через толпу, которая была его толпой, на специальном лифте в свою знаменитую личную кабину.
Взрыв аплодисментов потряс трибуны, и, несмотря на то, что они предназначались Томми Сайксу, защищавшему звание чемпиона, Пейдж чувствовала себя так, будто именно ей хлопали тысячи зрителей.
ГЛАВА 20
Пейдж и Сьюзен сидели рядом с бассейном, пили кофе и завтракали. Пейдж громко читала письмо Тори.
«Дорогие Пейдж и Сьюзен, – начала она. – Я выпила жуткое количество местного напитка, который здесь называют «батида де кокос», поэтому не вполне уверена в том, что в состоянии связно писать. (Замечание. Этот чудесный и очень крепкий напиток, который на острове готовят дети, имеет простой рецепт. Ловкие местные дети забираются на кокосовое дерево как обезьянки, срывают зеленые связки кокосовых орехов, которые затем охлаждают в ящиках со льдом. Когда кокосовые орехи достаточно охладятся, дети с помощью мачете отсекают им верхушки, а затем сливают некоторое количество сока, чтобы освободить место для бренди из сахарного тростника, называемого «пинга». После этого в орех вставляется соломинка и, пожалуйста, получается вкуснейший напиток из всех, какие я когда-либо пробовала. Хммм…).
Даже если я не в состоянии связно написать это письмо, я все равно продолжаю, так как у меня есть новости огромной важности, поэтому будьте снисходительны.
Помимо того, что я на грани сокрушительного поражения от батида де кокос, здесь, на частном пляже я безумно влюблена.
Наконец-то мы можем забить гвоздь в крышку гроба Тревиса Уолтона. Умер и похоронен, девочки! Никаких сожалений! Ричард Беннеттон оказался идеальным средством против моей джорджийской любви.
Я не только влюблена, я еще и помолвлена.
Пейдж, тебе как раз это понравится – к помолвке Ричард купил мне в Буэнос-Айресе кольцо с колумбийским изумрудом в восемь каратов. Это самая ослепительная и очаровательная вещь, какую когда-либо видели мои глаза.
Ричард сказал, что когда я подарю ему сына, то получу серьги, а после рождения дочери – ожерелье к этому кольцу. Он такой оптимистичный сумасшедший, что уже попросил ювелира найти для нас три похожих камня, которые, слава Богу, найти не так легко, иначе он залезет в еще большие долги, чем, я уверена, уже влез за время нашего путешествия.
По правде говоря, те деньги, которые он тратит, вызывают у меня головокружение. Вы бы видели лошадей для поло, которых он купил у Алехандро. Эти лошади просто великолепны, ездить на них – одно удовольствие. Сьюзен, ты сойдешь с ума; не могу дождаться, когда ты приедешь вместе с нами в Санта-Барбару (лошади, возможно, прибудут туда раньше нас), и мы сможем покататься все вместе. Пейдж, ты тоже поедешь; мы немного отучим тебя от городского образа жизни.
Я чувствую себя живущей в фантастическом сне, путешествую в стратосфере, совершенно мне незнакомой. У Ричарда друзья повсюду, один другого интересней. Мы переходим с английского на испанский и французский с небольшими вкраплениями итальянского – очень космополитично.
Куда бы мы ни приехали, нас встречают с таким гостеприимством, перед которым бледнеет даже мое традиционное южное радушие.
Это выглядит так, будто существует глобальное сообщество супербогачей, охватывающее все континенты, все члены этого сообщества тем или иным способом связаны друг с другом, общаются на равных, исповедуют одну и ту же высокую культуру, одни и те же высокие вкусы, одни и те же навязчивые идеи, направленные на борьбу с собственной скукой. Видимо, поэтому на животноводческой ферме Карбалло оказался Дастин Брент. Вам не кажется, что это уж слишком? (Надеюсь, вы уже получили мою открытку с фермы Алехандро и Елены?) Я все еще не могу прийти в себя. У той из нас, кто окажется еще не помолвленной к его возвращению в Штаты, будет серьезный повод для оптимизма. На всякий случай, если вы забыли, – Дастин Брент, это Майкл Дуглас, Михаил Барышников, Арманд Ассанти и Вильям Херт, собранные воедино. Вы бы видели, как наш красавец-благодетель расколол мачете свой гипс, сразу же вскочил на здоровенную горячую лошадь и поскакал к своему следующему приключению – наш герой!
В любом случае, это новый, головокружительный мир для меня. И все же, время от времени, как похмелье после шампанского, я испытываю чувство вины: на деньги, уходящие на экстравагантные причуды богачей, можно накормить целые народы. Бедность, которую мы видели повсюду в Южной Америке, настолько пронзительна и настолько удручающа, что возникает потребность (либо закрыть на все это глаза, либо закатать рукава и что-нибудь сделать.
У меня было как раз такое настроение, когда мы остановились заправиться в маленьком городке. Нас окружили возникшие, казалось, ниоткуда жалкого вида дети с большими голодными глазами на исхудавших лицах, с животами, раздутыми от недоедания, с руками, протянутыми за песо. Это не было чем-то необычным, но в тот момент я была поражена контрастом между жизнью у нас дома и их апатичным и абсолютно лишенным надежны существованием. У нас у всех была привилегия: мы роли со знанием того, что наша судьба зависит от нас самих. Мы знали, чтобы достичь того, о чем мы мечтаем, надо просто много и напряженно работать. Но эти дети – трудно даже вообразить, есть ли у них мечта.
Под действием сиюминутного настроения, Ричард перевел телеграфом из Штатов сто тысяч долларов и подарил их госпиталю никому не известного маленького городка. Ричард кажется испорченным и временами даже черствым, но внутри у него бьется большое доброе сердце.
Он ужасно внимательный. Романтичный. Куда бы мы, ни пошли, он пишет мне чудесные записочки на салфетках, на спичечных коробках, нумерует их и требует, что бы я сохраняла их для своего альбома, который у меня «конечно же есть».
Как было бы замечательно, если бы я могла перенести вас сюда к нам, здесь так интересно и так весело.
После Рио мы встретились с другом Ричарда, который на своей яхте доставил нас к группе островов, известной, как Ангра дос Рейс, и мы до сих пор переезжаем с острова на остров. Это производит исключительное впечатление, потому что здесь, на островах, нет отелей, только разбросанные частные дома, скрывающиеся в незабываемом местном ландшафте, окруженные дикими пальмами и кокосами.
Сегодня мы завтракали в маленькой деревушке Бузиос на берегу – говорят это любимое местечко Бриджит Бордо. Там всего одна главная улица с магазинами, в которых самый популярный товар – смелые купальники бикини на завязках.
Конечно, я купила по паре купальников каждой из вас. На бразильских девушках, известных своими совершенными телами, они смотрятся просто великолепно, но мы, я думаю, будем выглядеть не хуже…
Остров, на котором мы сейчас остановились, – частная собственность известного во всем мире хирурга (Пейдж, возможно ты о нем слышала) Иво Питенгея, и мы приглашены к нему в гости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63