Я не знаю, что с ним случилось дальше.
— Он в тюрьме? — Да.
— Он же ненавидит это.
— Уверена, что ненавидит. Слезы Эммы перестали течь:
— Может быть, он вообще не способен любить. Это так же, как если бы он не мог ходить без помощи, если бы у него недоставало ноги, или брать что-то в руки, если у него не было бы пальцев, так что, может быть, чего-то недостает внутри него, и он не может любить. Просто не может. Он как калека.
— Думаю, это так и есть, — сказала Клер; ее сердце болело за Эмму, за то, что она не смогла вызвать у Брикса такую же любовь, которую она сама ему давала, не смогла превратить его в человека, которого рисовала в своем воображении.
Эмма кивнула:
— Он был такой хороший… иногда.
И это, подумал Алекс, эпитафия Эммы Бриксу Эйгеру.
В комнате надолго установилась тишина. Затем Ханна встала и начала собирать посуду:
— Я собираюсь сварить еще кофе. И еще у нас есть шампанское. Ты знаешь, сколько уже времени?
— Самое время для Эммы идти в кровать, — сказала Джина.
— О, нет, сегодня же новогодний вечер, — сказала Эмма. — Я хочу остаться. Мне ведь лучше, Джина. Я почти выздоровела. И я счастлива.
По комнате прошел вздох, похожий на мягкий бриз, вздох облегчения и радости. Спасибо, спасибо, спасибо тебе, беззвучно сказала Клер, вознося небу только что зародившуюся благодарность за все, что было хорошего, за людей в этой комнате, и за все, что у них всех было.
— Клер, так ты собираешься возвращать деньги? — спросила Роз.
— Нет, — сказала Клер. — Я так много всего хочу сделать, так много людей, которым хочу помочь, и колледж Эммы, моя собственная компания… я не хочу от всего этого отказываться. Мне нравится иметь деньги, я просто буду отныне с ними поосторожнее. Я всегда знала, что они не могут сделать всего, теперь я буду в это верить.
— Ну, вот какой славный способ начать Новый год, — сказала Ханна. Она встала у камина, держа в руках кофейник. — Квентин никогда бы этого не выучил, ведь правда, и я бы сказала, в этом его настоящая трагедия. Не в том, что он не может продать свою кучу косметики, не в том, что он потерял компанию. Настоящая трагедия в том, что он не любит своего сына, и даже не думает, что это важно. У него нет семьи, ничего нет. Боже правый. Он напоминает мне одного мужчину, с которым я когда-то работала, и которого не волновало ничего в мире, кроме собственной важности. Он…
— Мы с Клер все уберем, — сказал Алекс, вставая, и пока Ханна говорила, они собрали чашки, блюдца и десертные тарелочки на поднос и отнесли их на кухню. Здесь было тепло и спокойно, и единственный свет шел от маленькой лампы в каморке, где иногда завтракали. Они поставили подносы и вместе пошли в тенистую темноту, обнимая друг друга.
— Это было изумительно целомудренное ухаживание, — пробормотала Клер.
Алекс хихикнул:
— Между моим сыном и твоей дочкой мы никогда и близко к постели не окажемся. Я думаю, нам следует сбежать отсюда и поглядеть, что мы тогда сможем сделать.
Клер рассмеялась:
— Я согласна.
— А как насчет Эммы? Ты ведь не хочешь оставить ее одну.
— Она останется с Роз и Джиной. Она любит их и для нее сейчас нет лучшего места, чем их ферма.
— А Ханнна поедет к своему Форресту. И мы с тобой поедем… а куда бы тебе хотелось?
— В твою нью-йоркскую квартиру.
— Правда? Я думал о Гавайях. Куай в январе — это роскошно. Или Пуэрто Валларта. Тоже тепло и красиво. Выбирай.
— Ни то ни другое. Я просто хочу быть с тобой.
Они поцеловались долгим поцелуем, который заключал в себе и те недели, когда они проработали вместе в кабинете Клер, и близость последних ужасных и радостных дней, когда они так сжились друг с другом. В ней было понимание друг друга, всегда столь схожее: для Клер это было вновь открытое чудо, для Алекса — осознание, что любовь, которую он видел раньше и потерял, можно создать опять, по-новому, и что у него опять будет свой дом.
Клер отстранилась чуть-чуть, чтобы взглянуть на него, чтобы ощутить чудо его близости, и завтрашней и послезавтрашней, и всего будущего, которое теперь, после стольких лет, не будет одиноким. Настал день рождения моей жизни, ко мне пришла любовь. Давным-давно женщина по имени Кристина Роззетти написала эту строчку в своем стихе, Клер вырезала ее и упрятала в бумажник.
— День рождения моей жизни, — промурлыкала она Алексу. — Я никогда не думала, что он настанет. Я никогда не думала, что это будешь ты.
— Я люблю тебя, — сказал он. — Моему сердцу легко, моя душа ликует. У нас будет такая прекрасная жизнь.
Клер подумала об Эмме и Дэвиде, и о доме, который их всех приютил. Ее тело ожило под теплом рук Алекса, под силой его крепких объятий, и она обрела ощущение богатства, которого не знала никогда раньше. Она подумала о Форресте Икситере, стоявшем у камина в ее кабинете, и его звучный голос словно наполнил комнату. Мы окружены чудесами и возможностями… Боже мой. Как благословенно быть живым и обнимать бесконечные чудеса этого великолепного мира…
— Мир бесконечных чудес, — сказала она Алексу. — Он ждет нас. Все открытия, которых мы еще не сделали… — Она поцеловала его и сказала, прижимаясь губами к его рту.
— С Новым Годом, мой любимый!

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70