Теперь он зауважал его.Может, все дело в возрасте. Он никогда не обращал внимания на дни рождения, но все-таки ему уже за тридцать — наверное, он изменился физически. Спайдер прошел полное обследование у врача Билли, и тот велел ему не отнимать у эскулапов время и прийти снова лет через двадцать.Было и еще кое-что, но он не знал, что с этим делать. Он становился сентиментальным, или, по крайней мере, так он это называл. Открыв газету или журнал и прочитав, что какая-то пара в окружении детей, внуков и правнуков отмечает пятидесятилетие совместной жизни, он чувствовал, как слезы наворачиваются на глаза. То же самое случалось при виде обладателей суперкубка, победительниц телеконкурсов красоты, подростков, спасших маленьких детей из горящих домов, слепых, окончивших колледж с отличием, смельчаков, в одиночку совершивших кругосветное путешествие в крошечных лодках. Сообщения о смерти, катастрофах и других повседневных ужасах совершенно не трогали его, но хорошие новости просто превращали его в кисель.Он слишком молод для мужской менопаузы, думал Спайдер, тревожась все больше, и слишком стар для полового созревания, так что за черт с ним происходит? Он поплелся на кухню своего чудесного холостяцкого дома и открыл банку томатного супа «Кэмпбелл». Если уж это не поможет, ничто его не спасет.Не помогло. 15 На последних неделях беременности Долли проявляла меньше рвения к дегустации новых блюд из «Кошерной кухни знаменитостей» или драгоценной потрепанной «Еврейской кухни Молли Голдберг», которую она нашла в букинистическом магазине. Аппетит у нее не пропал, объясняла она миссис Хиггенс, любящей домовладелице, жене капитана пожарной команды, просто трудновато становится подходить к плите достаточно близко. Обедать вне дома она тоже не могла, потому что за корью, придуманной Лестером для отваживания представителей прессы, последовало сообщение о свинке, которая не излечится «до завтра», до вечера вручения наград. Не то чтобы ее осаждали толпы журналистов, любой ценой требовавших интервью, просто три недели назад Лестер решил, что в обязанности рекламного агента входит и его переезд к ней домой, на случай, если этот агент понадобится среди ночи, например, для того, чтобы отвезти подопечную в больницу.— Лестер Уайнсток, ребенок появится на свет не раньше чем через неделю после вручения наград, у нас есть еще восемь дней. Ты просто пользуешься слабостью несчастной беременной женщины, у которой не хватает духу сказать «нет».— С женщинами я дьявол, — лучезарно улыбаясь, признал он. — Эй, ты умеешь строить глазки?— Можешь меня научить, если других забот нет, — рассудительно ответила она.— Долли, сердцем я чист, и к тому же все остальное будет вредно для ребенка. — Лестер чувствовал тесную связь с существом, которое каждую ночь толкает и тузит его, словно стремясь подружиться, раз уж ничего другого ему не остается, подобно узнику Зенды, стучавшему в стены тюрьмы.— Давай построим глазки в другой раз, — сказала Долли.Лестер вздохнул и вернулся к «Геральд икземинер», лос-анджелесской дневной газете.— Господи! Поверить невозможно.— Что случилось?— Пожар в «Прайс Уотерхауз» сегодня утром. Слава богу, удалось потушить, а все окончательные результаты «Оскара» увезли куда-то в безопасное место, так здесь написано. Представляешь, какой был бы переполох, если бы все погибло в огне?На Долли это не произвело никакого впечатления. Ее мысли были заняты едой.— Пойдем, Лестер, миссис Хиггинс пригласила нас сегодня на ужин. Она беспокоится, что я неправильно питаюсь.— Всю неделю я каждый день приношу китайскую еду, именно такую, какую ты хочешь, — обиделся Лестер.— В том-то и дело. Она боится, что все эти дары моря не годятся для ребенка. Поэтому она приготовила тушеное мясо с капустой.Лестер просиял. Он терпеть не мог китайскую кухню, хотя и не признавался в этом Долли. Это могло ее расстроить.— Чудесно! Просто чудесно!— Если бы я знала, что ты обожаешь тушеное мясо, я бы готовила его, пока могла, — с ангельским видом надула губки Долли.— Я не об этом.— Тогда что чудесно?— Все. — Он вздохнул с довольным видом и опустился на колени у кресла Долли, прижавшись носом к ее носу и глядя на нее поверх очков, словно хотел, чтобы их глаза слились. Не достигнув успеха, он сдался и поцеловал ее в губы. К его радости, поцелуи пока были разрешены.Долли довольно замурлыкала. Лестер Уайнсток так мил. И целуется потрясающе.Ужин задержался, потому что мистер Хиггинс по прозвищу Шеф запаздывал. Наконец сели без него. Он появился, когда подавали второе.— Прошу прощения, день был чертовски трудный, пришлось там торчать, пока все не уладится.— Я понимаю, что ты тушишь пожары, Шеф, — с легким упреком сказала миссис Хиггинс, — но я не думала, что ты их еще и «улаживаешь».— Бывают необычные пожары, — возразил он с таинственным видом.— Что случилось, Шеф? Пожар в доме с дурной репутацией, или в доме любовницы мэра, или в особняке Хью Хефнера — все это я давно знаю. — Миссис Хиггинс говорила тоном вселенской мудрости, которую она напускала на себя, чтобы скрыть гордость, внушаемую положением мужа. — В конце концов мы все прочитаем в газетах.— Но не об этом пожаре. О нем много болтать не будут.— Ага… фальшивомонетчики, — с понимающим видом сказал Лестер.— О нет, — откликнулась заинтересованная Долли. — Держу пари, приют для сирот или родильный дом.— Вот черт, — прорычал Шеф. — Не нужно бы об этом болтать, ну да ладно, только между нами.В конце концов, Долли, ты ведь что-то делаешь в кино, правда? Приятная для тебя новость. Пожар был в месте под названием «Прайс Уотерхауз», такая контора в центре. Ты знаешь, ребята, что каждый год вручают «Оскара»…— Боже мой, — перебила Долли, — никто не пострадал? В газетах не писали.— Ничего страшного. Все целы. Но вот потеха. Поджог устроил какой-то сумасшедший карлик. Его нашли, когда он раздувал огонь и хохотал как ненормальный. Говорит, это его месть, он годами добивался «Оскара» для лилипутов, а этим хотел привлечь внимание к несправедливости. Чудака увезли. Выгорела половина здания, ущерб от дыма огромен, по некоторым этажам опасно ходить.— А что случилось с результатами голосования? — нетерпеливо спросил Лестер.— Ах, это… Думаю, их держат в компьютере или еще где. Не волнуйтесь. Но конечные данные, или как их там, были в сейфе в кабинете, который пострадал сильнее всего, так что их пришлось перевезти.— Слушайте, Шеф, это очень интересно, — сказал Лестер, его глаза блестели. — Может быть, мне удастся написать о вас в газеты: «Благородный шеф пожарников спасает конверты с „Оскаром“ или что-то в этом роде.— Лес, инспектор предупреждал, чтобы мы поосторожнее болтали об этом и не внушали людям мысль о поджоге, понимаете.— Да. Хорошо. Какая досада! Расскажите побольше, что сделали вы. Грандиозная история.Шеф был рад сделать одолжение. Редко кто выказывал столь неподдельный интерес к подробностям его работы. Пока пожарные не понадобятся, о них никто и не вспоминает. * * * Спустя час после ужина Долли и Лестер поднялись к ней в квартиру прикончить бутылочку «Фрамбуаз». У Долли была теория, что никакой напиток, приготовленный из фруктов, не может повредить младенцу, потому что содержит витамины. Лестер покупал ей персиковый бренди, сливовый бренди, «Черри Хиринг», «Трипл Сек», ежевичное вино, но бутылка «Фрамбуаз» — малинового ликера — чем-то пленила его. Может быть, ценой? Напиток был очень дорогой, а он жаждал дарить Долли дорогие подарки. Он не знал, что ликер этот очень старый, очень редкий и необыкновенно, смертоносно опьяняющий, что даже француз не осмелится выпить больше двух-трех маленьких рюмок драгоценного напитка. И для Долли, и для Лестера малина была символом здоровья, и напиток, кристально чистый, почти безвкусный, но с изысканным ароматом, лился в горло легко и обильно, почти испаряясь на языке, стоило лишь его пригубить.— По-моему, мы должны это сделать, — объявил он после долгого задумчивого молчания.— Что? — заинтересовалась Долли.— Снять с тебя напряжение. Для ребенка вредно, что ты все время пребываешь в напряжении.— Лестер, какое напряжение?— Ничего не знать о наградах. Я понимаю, не думай, что не понимаю, что ты находишься в огромном, ненормальном и в небезобидном напряжении.— Ты такая прелесть, когда выпьешь. Сними очки и поцелуй меня.— Непомерное, неизменное, неослабевающее, ненормальное, неестественное, неспровоцированное, непрестанное, непрекращающееся, нестерпимое, невыносимое напряжение!— Глупенький мальчик, иди сюда!— Что ж, если не ты, то я в ужасном напряжении, а это тоже вредно для ребенка. Он в напряжении, поэтому будит меня, и я начинаю волноваться. Он не хочет, но ничего не может поделать. Давай сделаем это.— Спать в разных постелях?— Ни за что! Как тебе в голову такое пришло. Долли, извинись!— Прости, Лестер. Так о чем ты? Из-за чего я только что извинилась? Кажется, я тоже пьяна. Как можно опьянеть от малины?— Давай… давай съездим на Саут-Олив-стрит, 606, там, сказал Шеф, лежат конверты, а мы в них з-заглянем. Снимем с тебя н-напряжение, скажем «с-спокойной ночи» и ляжем спать. Завтра нам надо быть со свежей головой. Если ты узнаешь, что п-проиграла, то завтра будешь спокойна. Нехорошо, если б-бедная беременная крошка будет в напряжении оттого, что не знает. Жестоко и б-бесчеловечно.— Но это будет плутовство или еще что-то нехорошее.— А мне плевать. Все р-равно поеду. Сиди здесь, а я пойду и спасу тебя, б-бедная, беззащитная девочка.— Я вполне могу встать сама, — сказала Долли, тяжело поднимаясь с кресла и слегка покачиваясь.— Все дело в том, чтобы, спускаясь с лестницы, держать еще и тебя… — бормотал Лестер.Долли уже спустилась до середины лестницы и вернулась, услышав, как он разговаривает с пустой комнатой.— Лестер! Сюда, дверь здесь, вот она, иди сюда, в эту сторону, так. Лестер, ты уверен, что это хорошая мысль?— Прорыв гениальности. Просто блеск. Мне бы самому додуматься.— А ты и додумался.— Да? Вот так штука. Погоди, Долли, я помогу пристегнуть ремни — мерзавцы, что их делали, совсем не думали о бедных беременных людях.Когда Долли и Лестер добрались до Саут-Олив, они были уже не так пьяны, но далеко еще не протрезвели. Они достигли той степени опьянения, когда идея, пришедшая в голову раньше, кажется начертанной на скрижалях Моисея. Снять напряжение с Долли казалось самоочевидным долгом, о котором добропорядочный гражданин и спрашивать не будет. Малиновый ликер наделил их решимостью и коварством.В вестибюле за столом сидел охранник. Полузаснув от усталости, он наблюдал, загипнотизированный, за медленным приближением Долли. Лестер помахал у него перед носом пластиковой карточкой и уверенно сказал:— Я из «Прайс Уотерхауз». Пришел проверить, как тут дела.— Удостоверение личности, пожалуйста, — сказал охранник. Лестер предъявил карточки «Виза» и «Дайнерс клаб».— Нет, удостоверение «Прайс Уотерхауз».— Черт, у меня столько этих штук валялось, куда же оно делось? Погодите, оно, наверное, у меня в бумажнике…Вдруг Долли схватилась за живот и громко застонала. Охранник и Лестер застыли на месте, беспомощно глядя на нее.— Боже, дорогой, мне очень нужно в туалет. Надеюсь, дело только в этом.— Господи! Дружище, это неотложно, — сказал Лестер. — Я поднимусь с ней в свою контору, — там есть женский туалет. Чертова работа, пришлось тащить ее с собой в таком состоянии! Но я ведь не мог оставить ее дома одну, правда?— Конечно, сэр! — сказал охранник, указав на открытую дверь лифта. — Вам помочь?— Нет, и сам справлюсь. Долли, скажи что-нибудь, Долли! Ты сможешь его удержать?— Ох, Лестер, скорее…Когда двери лифта закрылись, Лестер встревоженно обернулся к Долли:— С тобой все в порядке?— Ну как, убедила я тебя? — сказал она с озорной улыбкой. — Подействовало?— Да я был уверен, хотя теперь сомневаюсь. И все же не стоит тиражировать эти «приступы».Кабинеты на третьем этаже располагались в точности так, как описывал Шеф. Лестер прошел мимо двустворчатых деревянных дверей с названием компании и направился прямо к четвертой двери слева, о которой говорил Шеф. Он вынул швейцарский армейский нож и с минуту сосредоточенно смотрел на дверь.— Ты уверен, что у тебя получится? — спросила Долли.— П-побольше уважения, ты говоришь с профессионалом. Мое прозвище — Взломщик.— Вам, богатым, все карты в руки.— Ну сколько часов в день в теннисном лагере можно играть в теннис? — Лестер продолжал трудиться над замком. Прошло три долгих минуты. — П-паршивец Бенни Фишман, наверное, забыл о чем-то, когда меня учил. Не волнуйся, Долли, в крайнем случае я выбью дверь ногой.— Лестер, не нужно…Вдруг Долли умолкла, Лестер опустил нож: из-за угла появилась уборщица.— Добрый вечер, — сказал Лестер как можно более деловым тоном.— Добрый. Непорядок, а? А никто мне до сих пор не сказал. Хорошенькое дело — прийти на работу, а кругом сажа, зола, все в воде плавает. Ну и ну. Ключ не открывает? Вот так так! Оставили его, бросили впопыхах и даже не сказали, какой ключ. — Она открыла дверь одним из своих ключей. — Не входите в другие комнаты, там опасно.Лестер поблагодарил ее, вошел с Долли в комнату и закрыл дверь. Для успокоения уборщицы Лестер на несколько секунд включил свет у дверей, потом, убедившись, что она удалилась по коридору, выключил. Невзирая на малиновые пары, он догадался принести с собой карманный фонарик и, освещая себе путь, направился прямо к шкафу с архивами, что стоял в углу.— По-моему, у нас это получится. Долли, подержи фонарик. — Он повозился с минуту и открыл высокий шкаф. Они испуганно переглянулись. В шкафу было пять ящиков, битком набитых бумагами.— И что теперь? — прошептала Долли. — Как мы во всем этом разберемся?— Все ясно. Они должны быть на букву Н — награды. Подержи фонарь и не шуми.Под «наградами» Лестер ничего не нашел и попытал счастья на К — киноискусство. Ничего. Потом на А — он хлопнул себя по лбу, поняв, что искать надо «Академию киноискусства». Академия ничего не дала.— Черт! Ну и дурак я. Они должны быть на О — «Оскар».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83