Отлично - магазин Wodolei.ru
Почти друзья. Бюджетные деньги ушли к ним, теперь они занимаются разборкой пятиэтажек, а его фирмочка идет ко дну.
Таня приходила с работы, готовила ужин — сосиски, капуста — пресная еда и тоскливые лица над ней. Она пыталась как-то его взбодрить — повести на концерт, на выставку. Но дежурное блюдо из прошлого не годилось сегодня. Вот он и оседал на диване, нажимая кнопки пульта дистанционного управления. С восьми вечера до двух ночи, пытаясь оглушить себя.
Бывало, они ссорились, и Таня кричала, что все его беды от этого тупого недуманья. Но она не понимала, а может, просто не хотела поверить, что ее мужу, как и каждому человеку, отпущена только та мера, которую он имеет. Саша со временем начинал склоняться к такой мысли и сам. Слава Богу, она не знала, в чем он видел хоть какую-то свою заслугу. Однажды он едва не выкрикнул ей: «Ты должна радоваться, что я сижу на этом диване без рюмки!» Но удержался.
В день Таниного приезда было все хорошо. Он суетился на кухне, даже починил краны, о которых жена говорила ему последние полгода, а потом махнула рукой, и они пели, рычали, свистели на все голоса, стоило их только открыть…
Сейчас Саша все видел с отчетливой ясностью, с которой ничего такого не видел прежде. В тот вечер они наслаждались жизнью — пили хорошее вино, ели парное мясо, она рассказывала, какая потрясающая поездка у нее была во Вьетнам.
— Ты только посмотри, — тыкала она пальцем в проспект, красочный, роскошно изданный, — посмотри, как стали издавать вьетнамцы…
Таня привезла доллары — гонорар за работу. Она не сказала точно — сколько, а положила их в письменный стол.
— Заначка.
Потом он подошел к ней, обнял, посадил к себе на колени, как когда-то, посмотрел в глаза и сказал:
— Я хочу тебя. Очень. Как раньше.
— Как раньше… — повторила она. Улыбнулась.
Они очень давно не хотели друг друга, никто из них не пытался заняться любовью. Они словно исключили это из своей жизни, как язвенник исключает перец из своего меню. Они просто спали в одной кровати, казалось, их тела стали глухими друг к другу.
Саша понес ее на руках в спальню, и она чувствовала, какие горячие у мужа руки.
— У меня кружится голова. — Она засмеялась и уткнулась ему в грудь. — Ох, кажется, я напилась.
Он раздевал ее, он не забыл, как это делается. Он медленно снял с нее колготки, расстегнул блузку, и ее тело с невероятной силой потянулось к нему.
— Забытые ощущения возвращаются, — прошептала она. Он расстегнул лифчик и положил ей руку на грудь.
— Медовый месяц, да? — засмеялась она.
Саша стащил с нее юбку, и его руки полетели над ней.
— Какой ты… ох…
Он и сам не знал, что все еще способен на сильную страсть.
Таня открыла глаза и посмотрела ему в лицо.
— Какие у тебя глаза. Как отборный янтарь. — Она всем телом потянулась к нему. Обняла за шею. — Скорее… иди ко мне…
Саша сорвал с себя рубашку, выбрался из брюк и упал на нее, ему показалось, что его тело обожглось о Танину кожу. Он уткнулся лицом в ее лицо и почувствовал, что оно мокрое. От слез.
— Таня, Танечка, почему ты плачешь? Почему? — Он приподнялся над ней.
— Ты знаешь, почему я плачу.
— Не надо. Ты ведь любишь меня, правда?
— Я очень тебя люблю.
Казалось, они хотели утолить желание, которое оба давили в себе много лет. Оно вырвалось на свободу. Желание не ушло от них навсегда, оно вернулось к обоим. Саша чувствовал себя прежним, сильным и полным надежд. Его тело могло все, значит, и голова тоже может все? Нет, еще ничто не кончено… У них все будет… Они выберутся из ямы… Уже выбираются. Он получит заказ для своей фирмочки, он взорвет все пятиэтажки если не в Москве, так в Московской области, чтобы расчистить место под новые дома.
Они заснули счастливыми. С радостью и надеждой. Катерины дома не было, шли школьные каникулы, она проводила их у бабушки на другом конце Москвы. Таня лежала, уткнувшись носом в Сашину шею, он обнял ее так крепко, будто никогда и ни за что не собирался отпустить…
Саша проснулся от ощущения сырости, он подумал, что вспотел. Но пот показался на ощупь слишком липким. Он дернул шнурок выключателя и обомлел. Таня лежала белая как простыня. А простыня — красная.
Ночью у Тани началось кровотечение. Кровь не лилась, она хлестала, казалось, вот-вот вытекут все заложенные в человеке пять литров. Кровь пропитала матрас.
— Таня! — завопил он диким голосом. — Таня! Что? Я сейчас… — Он дернулся, готовый бежать.
— Не надо, — прошептала она.
Дико вращая глазами, она смотрела на простыню. Саша тоже смотрел, ему в голову пришла нелепая мысль — если отжать ее, то можно подсчитать, сколько крови осталось в Тане.
— Вот и все, — пробормотала она.
— Таня! Нет! Не уходи!
— Я не должна была… — прошептала она. Потом внезапно ее глаза широко открылись, и она сказала, собрав все силы, свистящим шепотом: — Только не отдавай меня в морг. Я не хочу вскрытия. Поклянись! — Ее грудь вздымалась и опускалась, будто под кожей скрывался насос.
Саша шевелил побелевшими губами. Он не мог ничего сообразить или понять. Он мог делать только то, что она ему говорит.
— Я клянусь.
Потом кинулся к телефону.
— «Скорая»! «Скорая»! — кричал он на весь дом.
Эскулап, прибывший по вызову, запихивая в карман зеленые бумажки, руководил санитарами, а потом повернулся к Саше и сказал:
— Все признаки профузного кровотечения при внематочной беременности.
Саша потрясен но молчал. Что такое говорит этот мужчина?
25
Когда Андрей Широков был в Праге в прошлый раз, они с Иржи Грубовым снова пошли в то маленькое кафе на старинной улочке, заказали кофе с пирожными. Андрей наблюдал за Иржи, и его насторожила какая-то напряженность в движениях мужчины. Обычно руки хирурга очень спокойны — это его главный инструмент, — но сейчас они крошили бумажную салфетку над столом. Взгляд Иржи говорил о том, что он сейчас не здесь, где-то далеко.
— Иржи, по-моему, вы давно не отдыхали.
— В каком смысле? — Он с трудом вернулся к реальности.
— В прямом.
— Изволите шутить, Андрей? Разве я могу поехать в отпуск? А моя клиника?
— Но вы ведь можете оставить ее на кого-то?
— А больные? Вы знаете, Ирма — прекрасный менеджер, но она своевольна. Она собрала у меня всех самых безнадежных.
Андрей кивнул:
— Но судя по тому, какие проповеди она просит читать им, вы их готовите не в мир иной. То есть вы не предполагаете, что они отойдут в одночасье.
Иржи нахмурился:
— Дело в другом. Я хочу оторвать их от мыслей о боли, которая будет их терзать. Причем уже скоро. Понимаете, те болеутоляющие, которые я могу им предложить, в их положении — питьевая сода. Не более того. — Он вздохнул. — Знали бы вы, что меня возмущает…
— Что? — быстро спросил Андрей, чувствуя, что сейчас он может чуть-чуть заглянуть в щелку.
— Меня просто приводит в бешенство — люди умирают от боли, а государство заставляет их перед смертью финансировать наркомафию. У раковых больных нет связей с преступным миром, они не представляют, у кого можно добыть марихуану. Государственные запреты вынуждают их использовать сильнодействующие химические вещества, они дают тяжелые побочные эффекты. — Он помолчал, потом тяжело вздохнул и посмотрел на Андрея уставшими покрасневшими глазами. — Почти анекдот — я оперировал одну старушку. Ей страшно повезло — внук баловался травкой и до самой смерти угощал ее самокрутками с марихуаной. Она отошла в мир иной с улыбкой на лице.
— Это правда, что в Штатах есть наркотическое лекарство, которое официально разрешено онкологическим больным? — осторожно спросил Андрей.
— Да. Есть. Оно сделано на основе синтезированного материала, идентичного гашишу. Маринол. Он не дает побочных эффектов. Может быть некоторая эйфорическая реакция. Но именно он оказывает истинное воздействие. Для моей страны и для вашей — это ни о чем не свидетельствует. Это нарушение закона о наркотических веществах. Запрет на такие вещества не имеет ничего общего с наукой. Твердолобый догматический бюрократизм. Какая разница между хроническими курильщиками марихуаны и алкоголиками? Если алкогольные напитки продаются на каждом углу, то почему лекарство из конопли трудно купить даже для тяжелобольных? Врачам давно известно, что препараты из конопли способны снижать боль, устранять тошноту и повышать аппетит. Но выписывать анашу и гашиш как лекарство врачи не имеют права.
Андрей слышан в настроении и словах Иржи Грубова отголоски постоянного спора. Вероятнее всего, этот спор он ведет с собой уже многие годы. И кажется, этому спору придет конец. Кажется, после всех споров в его душе наступит согласие… И он, кажется, догадывается, что поможет этой внутренней гармонии…
— Еще сотни лет назад на Востоке описаны целебные свойства конопли, разработаны рекомендации ее целебного применения. Но у нас до сих пор попробуй скажи доброе слово о конопле, гашише или марихуане — такой поднимется крик! Общественность ринется в атаку — пропаганда наркомании, ведущей к нравственной деградации общества!
— Еще кофе? — спросил Андрей.
— А? Что? — Похоже, Иржи, произнося монолог, забыл, перед кем он его произносит. Потом, осознав, что перед ним сидит Андрей Широков, быстро застегнулся на все пуговицы. — Нет, благодарю вас, коллега. Достаточно. С меня всего достаточно.
После этого разговора сомнений у Андрея оставалось все меньше.
Для того чтобы понять другого, Андрей всегда пытался встать на место этого другого.
Итак, если отталкиваться от страсти Иржи Грубова как доктора, одержимого одной определенной идеей, необходимо допустить, что к этой идее он будет идти через все — через завалы, препятствия. Чем ближе он будет подходить к желанной цели, тем более размытыми станут границы дозволенного. Вот она, сияющая вершина, он видит только ее, не важно, кто и что стоит перед ним, если это мешает дотянуться…
После того как он побывал у Митрича и увидел странный предмет, над которым тот трудился, Андрей взялся за учебники анатомии. Он нашел то, что увидел у Митрича. Сказать, что Андрей Широков был потрясен? Нет, скорее удовлетворен. Собой. Он решил задачу, а это всегда приятно.
Итак, сходилось многое. Как здорово придумано, поражался он. Как виртуозно все выстроено!
Но чем больше он думал, тем больше удивлялся — изящество и жестокость замысла не мужские. Нет. Андрей, знавший психологию мужчин, знал и другое — для них есть некоторые запреты, существующие от природы.
Да, здесь видна женская хитрость и беспредельность женского ума, оторвавшегося от своей собственной природы. Он знал, женщина, пошедшая ва-банк ради чего-то, страшнее мужчины. Но это случается редко.
Ему вспомнились странные глаза Ирмы — бездонность, сравнимая разве что с потусторонностью. В этом взгляде нет границ, пределов, страха. Она придумала это. Она руководила всем. Внезапно Андрею стало страшно за Иржи.
Нет, речь не о мужской солидарности. Опасение за человека более слабого, оказавшегося во власти сильного и не отдающего себе в том отчета. Да, тот самый случай, когда тобой руководят, а ты и не подозреваешь. Типичная мужская ошибка. Потом Андрей попытался поставить себя на место Ирмы. О, это бездна. Хватит ли у него фантазии, чтобы определить глубину этой бездны?
А зачем ему этим заниматься? Это не его дело. Он знает, что ему надо.
— Ирма, — окликнул Андрей, — нам необходимо поговорить.
Ирма вскинула голову и вопросительно посмотрела на Андрея. Потом кивнула:
— Честно говоря, я ждала такого предложения.
— Ну и как? Где мы это сделаем?
— Там, где мы с тобой так хорошо провели время. — Ирма усмехнулась. — Но учти, ничего больше не будет.
— Я понимаю. Я ничего и не предлагаю. Я просто хочу с тобой поговорить там, где нас с тобой никто не знает.
Ирма немного подумала и сказала:
— Хорошо. Я знаю такое место. Это не в самом Брно. По дороге. Тоже старинный замок, там остановимся. Кстати, ты, кажется, большой любитель оружия? Мы погуляем с тобой по залам. А после сядем в укромном уголке и поговорим.
— Сейчас, Ирма, не до прогулок.
Они встретились через час. Ирма села в машину. Машина была новая, сверкающая, она очень шла Ирме. Она вела ее так же лихо, как и раньше. Вообще, что бы Ирма ни делала, она отдавалась занятию целиком.
По дороге они молчали. Андрей смотрел по сторонам. Все те же ухоженные домики. Замок оказался на полпути к Брно, с пустынным садом, с тенистыми скамейками. Они прошли по залам, изображая путешествующую пару. Со стороны они прекрасно смотрелись.
Они сели под развесистым дубом, Ирма повернулась к нему. Глаза ее были бездонными.
— Ирма, вам с Иржи надо уезжать, причем как можно скорее.
— О чем ты говоришь? Куда? — Пушистые ресницы хлопали по щекам.
— Ирма, давай не будем играть в прятки. Я знаю все. К сожалению, знаю не только я, но и еще кое-кто догадывается. Эти кое-кто вот-вот дотянутся до вас.
Ирма стиснула зубы.
— Откуда ты знаешь?
— Давай не будем отвлекаться от главного. Собирайте вещи и улетайте из Праги. Из страны.
— Почему ты так беспокоишься за нас?
— По одной простой причине. У меня есть личный интерес.
— И что ты хочешь?
— Ничего особенного. Только одного. Чтобы ты вывела Ольгу из игры навсегда. Чтобы она ни от чего не страдала. Я не буду тебе говорить о деталях, но Ольга должна остаться в стороне от всего. Что бы ни случилось с тобой. Ты поняла? Если не согласишься, то вы с Иржи не уедете отсюда.
, Ирма развернула плечи и выпрямила спину.
— А почему ты так заинтересован в Ольге?
— Это не твое дело, Ирма. Она слегка обмякла и сказала:
— Ты знаешь, Андрей, я люблю Ольгу. Я бы так хотела, чтобы она была всегда при мне. Но я понимаю и другое, поскольку я ее люблю. Она не сможет прожить без своего Славы. Я сама хотела ее отпустить. Но она слишком умная и слишком нужна мне, поэтому я отпускать ее не собиралась. — Она вздохнула и на секунду закрыла глаза. — Любя ее, я могла бы сделать для нее много хорошего. Она этого заслуживает. Я слишком хорошо ее знаю и давно.
— Да, Ирма. Но что хорошо для тебя, не слишком здорово для нее. Я знаю, что она любит Славу, и знаю другое:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
Таня приходила с работы, готовила ужин — сосиски, капуста — пресная еда и тоскливые лица над ней. Она пыталась как-то его взбодрить — повести на концерт, на выставку. Но дежурное блюдо из прошлого не годилось сегодня. Вот он и оседал на диване, нажимая кнопки пульта дистанционного управления. С восьми вечера до двух ночи, пытаясь оглушить себя.
Бывало, они ссорились, и Таня кричала, что все его беды от этого тупого недуманья. Но она не понимала, а может, просто не хотела поверить, что ее мужу, как и каждому человеку, отпущена только та мера, которую он имеет. Саша со временем начинал склоняться к такой мысли и сам. Слава Богу, она не знала, в чем он видел хоть какую-то свою заслугу. Однажды он едва не выкрикнул ей: «Ты должна радоваться, что я сижу на этом диване без рюмки!» Но удержался.
В день Таниного приезда было все хорошо. Он суетился на кухне, даже починил краны, о которых жена говорила ему последние полгода, а потом махнула рукой, и они пели, рычали, свистели на все голоса, стоило их только открыть…
Сейчас Саша все видел с отчетливой ясностью, с которой ничего такого не видел прежде. В тот вечер они наслаждались жизнью — пили хорошее вино, ели парное мясо, она рассказывала, какая потрясающая поездка у нее была во Вьетнам.
— Ты только посмотри, — тыкала она пальцем в проспект, красочный, роскошно изданный, — посмотри, как стали издавать вьетнамцы…
Таня привезла доллары — гонорар за работу. Она не сказала точно — сколько, а положила их в письменный стол.
— Заначка.
Потом он подошел к ней, обнял, посадил к себе на колени, как когда-то, посмотрел в глаза и сказал:
— Я хочу тебя. Очень. Как раньше.
— Как раньше… — повторила она. Улыбнулась.
Они очень давно не хотели друг друга, никто из них не пытался заняться любовью. Они словно исключили это из своей жизни, как язвенник исключает перец из своего меню. Они просто спали в одной кровати, казалось, их тела стали глухими друг к другу.
Саша понес ее на руках в спальню, и она чувствовала, какие горячие у мужа руки.
— У меня кружится голова. — Она засмеялась и уткнулась ему в грудь. — Ох, кажется, я напилась.
Он раздевал ее, он не забыл, как это делается. Он медленно снял с нее колготки, расстегнул блузку, и ее тело с невероятной силой потянулось к нему.
— Забытые ощущения возвращаются, — прошептала она. Он расстегнул лифчик и положил ей руку на грудь.
— Медовый месяц, да? — засмеялась она.
Саша стащил с нее юбку, и его руки полетели над ней.
— Какой ты… ох…
Он и сам не знал, что все еще способен на сильную страсть.
Таня открыла глаза и посмотрела ему в лицо.
— Какие у тебя глаза. Как отборный янтарь. — Она всем телом потянулась к нему. Обняла за шею. — Скорее… иди ко мне…
Саша сорвал с себя рубашку, выбрался из брюк и упал на нее, ему показалось, что его тело обожглось о Танину кожу. Он уткнулся лицом в ее лицо и почувствовал, что оно мокрое. От слез.
— Таня, Танечка, почему ты плачешь? Почему? — Он приподнялся над ней.
— Ты знаешь, почему я плачу.
— Не надо. Ты ведь любишь меня, правда?
— Я очень тебя люблю.
Казалось, они хотели утолить желание, которое оба давили в себе много лет. Оно вырвалось на свободу. Желание не ушло от них навсегда, оно вернулось к обоим. Саша чувствовал себя прежним, сильным и полным надежд. Его тело могло все, значит, и голова тоже может все? Нет, еще ничто не кончено… У них все будет… Они выберутся из ямы… Уже выбираются. Он получит заказ для своей фирмочки, он взорвет все пятиэтажки если не в Москве, так в Московской области, чтобы расчистить место под новые дома.
Они заснули счастливыми. С радостью и надеждой. Катерины дома не было, шли школьные каникулы, она проводила их у бабушки на другом конце Москвы. Таня лежала, уткнувшись носом в Сашину шею, он обнял ее так крепко, будто никогда и ни за что не собирался отпустить…
Саша проснулся от ощущения сырости, он подумал, что вспотел. Но пот показался на ощупь слишком липким. Он дернул шнурок выключателя и обомлел. Таня лежала белая как простыня. А простыня — красная.
Ночью у Тани началось кровотечение. Кровь не лилась, она хлестала, казалось, вот-вот вытекут все заложенные в человеке пять литров. Кровь пропитала матрас.
— Таня! — завопил он диким голосом. — Таня! Что? Я сейчас… — Он дернулся, готовый бежать.
— Не надо, — прошептала она.
Дико вращая глазами, она смотрела на простыню. Саша тоже смотрел, ему в голову пришла нелепая мысль — если отжать ее, то можно подсчитать, сколько крови осталось в Тане.
— Вот и все, — пробормотала она.
— Таня! Нет! Не уходи!
— Я не должна была… — прошептала она. Потом внезапно ее глаза широко открылись, и она сказала, собрав все силы, свистящим шепотом: — Только не отдавай меня в морг. Я не хочу вскрытия. Поклянись! — Ее грудь вздымалась и опускалась, будто под кожей скрывался насос.
Саша шевелил побелевшими губами. Он не мог ничего сообразить или понять. Он мог делать только то, что она ему говорит.
— Я клянусь.
Потом кинулся к телефону.
— «Скорая»! «Скорая»! — кричал он на весь дом.
Эскулап, прибывший по вызову, запихивая в карман зеленые бумажки, руководил санитарами, а потом повернулся к Саше и сказал:
— Все признаки профузного кровотечения при внематочной беременности.
Саша потрясен но молчал. Что такое говорит этот мужчина?
25
Когда Андрей Широков был в Праге в прошлый раз, они с Иржи Грубовым снова пошли в то маленькое кафе на старинной улочке, заказали кофе с пирожными. Андрей наблюдал за Иржи, и его насторожила какая-то напряженность в движениях мужчины. Обычно руки хирурга очень спокойны — это его главный инструмент, — но сейчас они крошили бумажную салфетку над столом. Взгляд Иржи говорил о том, что он сейчас не здесь, где-то далеко.
— Иржи, по-моему, вы давно не отдыхали.
— В каком смысле? — Он с трудом вернулся к реальности.
— В прямом.
— Изволите шутить, Андрей? Разве я могу поехать в отпуск? А моя клиника?
— Но вы ведь можете оставить ее на кого-то?
— А больные? Вы знаете, Ирма — прекрасный менеджер, но она своевольна. Она собрала у меня всех самых безнадежных.
Андрей кивнул:
— Но судя по тому, какие проповеди она просит читать им, вы их готовите не в мир иной. То есть вы не предполагаете, что они отойдут в одночасье.
Иржи нахмурился:
— Дело в другом. Я хочу оторвать их от мыслей о боли, которая будет их терзать. Причем уже скоро. Понимаете, те болеутоляющие, которые я могу им предложить, в их положении — питьевая сода. Не более того. — Он вздохнул. — Знали бы вы, что меня возмущает…
— Что? — быстро спросил Андрей, чувствуя, что сейчас он может чуть-чуть заглянуть в щелку.
— Меня просто приводит в бешенство — люди умирают от боли, а государство заставляет их перед смертью финансировать наркомафию. У раковых больных нет связей с преступным миром, они не представляют, у кого можно добыть марихуану. Государственные запреты вынуждают их использовать сильнодействующие химические вещества, они дают тяжелые побочные эффекты. — Он помолчал, потом тяжело вздохнул и посмотрел на Андрея уставшими покрасневшими глазами. — Почти анекдот — я оперировал одну старушку. Ей страшно повезло — внук баловался травкой и до самой смерти угощал ее самокрутками с марихуаной. Она отошла в мир иной с улыбкой на лице.
— Это правда, что в Штатах есть наркотическое лекарство, которое официально разрешено онкологическим больным? — осторожно спросил Андрей.
— Да. Есть. Оно сделано на основе синтезированного материала, идентичного гашишу. Маринол. Он не дает побочных эффектов. Может быть некоторая эйфорическая реакция. Но именно он оказывает истинное воздействие. Для моей страны и для вашей — это ни о чем не свидетельствует. Это нарушение закона о наркотических веществах. Запрет на такие вещества не имеет ничего общего с наукой. Твердолобый догматический бюрократизм. Какая разница между хроническими курильщиками марихуаны и алкоголиками? Если алкогольные напитки продаются на каждом углу, то почему лекарство из конопли трудно купить даже для тяжелобольных? Врачам давно известно, что препараты из конопли способны снижать боль, устранять тошноту и повышать аппетит. Но выписывать анашу и гашиш как лекарство врачи не имеют права.
Андрей слышан в настроении и словах Иржи Грубова отголоски постоянного спора. Вероятнее всего, этот спор он ведет с собой уже многие годы. И кажется, этому спору придет конец. Кажется, после всех споров в его душе наступит согласие… И он, кажется, догадывается, что поможет этой внутренней гармонии…
— Еще сотни лет назад на Востоке описаны целебные свойства конопли, разработаны рекомендации ее целебного применения. Но у нас до сих пор попробуй скажи доброе слово о конопле, гашише или марихуане — такой поднимется крик! Общественность ринется в атаку — пропаганда наркомании, ведущей к нравственной деградации общества!
— Еще кофе? — спросил Андрей.
— А? Что? — Похоже, Иржи, произнося монолог, забыл, перед кем он его произносит. Потом, осознав, что перед ним сидит Андрей Широков, быстро застегнулся на все пуговицы. — Нет, благодарю вас, коллега. Достаточно. С меня всего достаточно.
После этого разговора сомнений у Андрея оставалось все меньше.
Для того чтобы понять другого, Андрей всегда пытался встать на место этого другого.
Итак, если отталкиваться от страсти Иржи Грубова как доктора, одержимого одной определенной идеей, необходимо допустить, что к этой идее он будет идти через все — через завалы, препятствия. Чем ближе он будет подходить к желанной цели, тем более размытыми станут границы дозволенного. Вот она, сияющая вершина, он видит только ее, не важно, кто и что стоит перед ним, если это мешает дотянуться…
После того как он побывал у Митрича и увидел странный предмет, над которым тот трудился, Андрей взялся за учебники анатомии. Он нашел то, что увидел у Митрича. Сказать, что Андрей Широков был потрясен? Нет, скорее удовлетворен. Собой. Он решил задачу, а это всегда приятно.
Итак, сходилось многое. Как здорово придумано, поражался он. Как виртуозно все выстроено!
Но чем больше он думал, тем больше удивлялся — изящество и жестокость замысла не мужские. Нет. Андрей, знавший психологию мужчин, знал и другое — для них есть некоторые запреты, существующие от природы.
Да, здесь видна женская хитрость и беспредельность женского ума, оторвавшегося от своей собственной природы. Он знал, женщина, пошедшая ва-банк ради чего-то, страшнее мужчины. Но это случается редко.
Ему вспомнились странные глаза Ирмы — бездонность, сравнимая разве что с потусторонностью. В этом взгляде нет границ, пределов, страха. Она придумала это. Она руководила всем. Внезапно Андрею стало страшно за Иржи.
Нет, речь не о мужской солидарности. Опасение за человека более слабого, оказавшегося во власти сильного и не отдающего себе в том отчета. Да, тот самый случай, когда тобой руководят, а ты и не подозреваешь. Типичная мужская ошибка. Потом Андрей попытался поставить себя на место Ирмы. О, это бездна. Хватит ли у него фантазии, чтобы определить глубину этой бездны?
А зачем ему этим заниматься? Это не его дело. Он знает, что ему надо.
— Ирма, — окликнул Андрей, — нам необходимо поговорить.
Ирма вскинула голову и вопросительно посмотрела на Андрея. Потом кивнула:
— Честно говоря, я ждала такого предложения.
— Ну и как? Где мы это сделаем?
— Там, где мы с тобой так хорошо провели время. — Ирма усмехнулась. — Но учти, ничего больше не будет.
— Я понимаю. Я ничего и не предлагаю. Я просто хочу с тобой поговорить там, где нас с тобой никто не знает.
Ирма немного подумала и сказала:
— Хорошо. Я знаю такое место. Это не в самом Брно. По дороге. Тоже старинный замок, там остановимся. Кстати, ты, кажется, большой любитель оружия? Мы погуляем с тобой по залам. А после сядем в укромном уголке и поговорим.
— Сейчас, Ирма, не до прогулок.
Они встретились через час. Ирма села в машину. Машина была новая, сверкающая, она очень шла Ирме. Она вела ее так же лихо, как и раньше. Вообще, что бы Ирма ни делала, она отдавалась занятию целиком.
По дороге они молчали. Андрей смотрел по сторонам. Все те же ухоженные домики. Замок оказался на полпути к Брно, с пустынным садом, с тенистыми скамейками. Они прошли по залам, изображая путешествующую пару. Со стороны они прекрасно смотрелись.
Они сели под развесистым дубом, Ирма повернулась к нему. Глаза ее были бездонными.
— Ирма, вам с Иржи надо уезжать, причем как можно скорее.
— О чем ты говоришь? Куда? — Пушистые ресницы хлопали по щекам.
— Ирма, давай не будем играть в прятки. Я знаю все. К сожалению, знаю не только я, но и еще кое-кто догадывается. Эти кое-кто вот-вот дотянутся до вас.
Ирма стиснула зубы.
— Откуда ты знаешь?
— Давай не будем отвлекаться от главного. Собирайте вещи и улетайте из Праги. Из страны.
— Почему ты так беспокоишься за нас?
— По одной простой причине. У меня есть личный интерес.
— И что ты хочешь?
— Ничего особенного. Только одного. Чтобы ты вывела Ольгу из игры навсегда. Чтобы она ни от чего не страдала. Я не буду тебе говорить о деталях, но Ольга должна остаться в стороне от всего. Что бы ни случилось с тобой. Ты поняла? Если не согласишься, то вы с Иржи не уедете отсюда.
, Ирма развернула плечи и выпрямила спину.
— А почему ты так заинтересован в Ольге?
— Это не твое дело, Ирма. Она слегка обмякла и сказала:
— Ты знаешь, Андрей, я люблю Ольгу. Я бы так хотела, чтобы она была всегда при мне. Но я понимаю и другое, поскольку я ее люблю. Она не сможет прожить без своего Славы. Я сама хотела ее отпустить. Но она слишком умная и слишком нужна мне, поэтому я отпускать ее не собиралась. — Она вздохнула и на секунду закрыла глаза. — Любя ее, я могла бы сделать для нее много хорошего. Она этого заслуживает. Я слишком хорошо ее знаю и давно.
— Да, Ирма. Но что хорошо для тебя, не слишком здорово для нее. Я знаю, что она любит Славу, и знаю другое:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29