— Понятно. Значит, вы теперь даже не знаете, что с ней? Где она? Ничего, да?
Он покачал головой.
— И потому пришли на выставку? Чтобы узнать?
— Я себе объяснил, что зашел случайно, как любознательный человек… А если честно, конечно, я хотел узнать о ней как можно больше. Вы же видели, сколько афиш расклеено по городу? Во всех вагонах метро ее портреты. Из чего я заключил, что дела у нее идут превосходно. Я знаю, сколько стоит оплатить такую выставку, я сам недавно участвовал, точнее, моя фирма, я чуть не разорился, хотя и не жалуюсь на дела. Значит, у нее есть спонсор. Неудивительно, что такая женщина не осталась одна.
— Вы узнали здесь все, что хотели?
— Нет. Я только догадался о главном — по какой-то причине она захотела вытолкнуть меня из своей жизни. Фотографию прислала она мне сама. Хотел бы я знать причину. Может быть, она уже тогда кого-то нашла… Я знаю, больше всего на свете она хотела выставиться в фотоцентре, в какой-то мере это была цель ее жизни — обрести славу фотографа. Но ведь я мог ей помочь. Она это знала. Я нашел бы деньги. Не могу сказать, что ее снедало тщеславие, нет, вполне законное желание творческого человека получить оценку своего труда. Смешно звучит, не по-русски. Но сейчас можно говорить так, как вздумается. — Он вздохнул, допил водку. — Но Ольга не учла — время славы прошло в нашем обществе. Теперь время денег. Видите, на выставке — никого. А заплати сегодня репортерам, они сбегутся. Толпами. Они будут славить ее, трубить во все трубы, какая замечательная фотохудожница Ольга Геро. — Он усмехнулся. — Спасибо за компанию. И за внимание, Андрей Широков.
Слава хотел подняться, но Андрей удержал его.
— Погодите, погодите, дайте подумать… Впрочем, нет. Ответьте мне только на один вопрос: вы любите ее сейчас?
Слава усмехнулся:
— Да, я люблю ее. И никого больше. Как бы я хотел знать, почему она так поступила…
Андрей помолчал.
— Ярослав Николаевич, вот моя визитная карточка, вдруг пригожусь?
— Запишите мой загородный телефон, Андрей. По нему меня отыщут везде.
Андрей и Слава вышли на улицу.
Стояла морозная зима. Снег хрустел, деревья в инее.
— Прямо новогодняя погода.
— Да, еще бы солнце.
— У меня за городом солнце. Казалось бы, недалеко от Москвы, а все совсем другое… Кстати, вы не знаете, что за музыка была в зале, такая приглушенная? Такая сладкая, такая… И голос — необыкновенный женский голос.
— Ария мадам Баттерфляй, а пела не женщина, это Эрик Курмангалиев. Мужчина, который поет женским голосом. — Слава покачал головой. — Это ли не доказательство ее чувств к вам, к вашим бабочкам? Я думаю, музыка посвящена вам, она выбрала ее, я уверен, сама не подозревая об этом.
Слава пожал плечами и снова покачал головой.
Они пожали друг другу руки и расстались.
Андрей вернулся домой, когда наступил уже вечер, синий, зимний. Не задергивая занавеску, он включил свет, сел под настольной лампой, которая светила ему прямо на руки, и вынул листок, который дал Воронцов. Лучше всего о человеке, старомодно считал он, может рассказать его дело. Это был прайс-лист энтомологической студии. О, этот человек не просто любитель природы и охоты. Он художник. И коммерсант. Сейчас, открывая свое дело, ты обречен заниматься всем — придумывать, воплощать, торговать. Таково время. Оно кончится не завтра. Хотя, по мнению Широкова, это очень тяжело для человеческой психики.
Разные роли заставляют вести себя по-разному, а если ролей несколько, то психика расшатывается, человек становится уязвимым, часто теряет уверенность в себе. Хотя, казалось бы, должно быть как раз наоборот, ведь он самоутверждается в разных ипостасях, стало быть, должен себя чувствовать по-хозяйски в этой жизни — он может все! Но что делать — время не собирается подстраиваться к тебе. Тебе придется этим заняться.
Итак, Воронцов предлагает коллекции бабочек. По три, по шесть, по девять… В застекленных настенных витринах. Варианты самые разные: дневной павлиний глаз (Inachisio), адмирал (Vanessa atalanta) и чертополоховка (Vanessa cardui)… Или эти и вдобавок к ним — большая лесная перламутровая, зорька… Однако как культурно оформлено, подумал он. Привлекательно.
Андрей отложил лист бумаги. Если он верно понял то, что произошло с Ольгой, если он верно оценивает чувства Ярослава Воронцова к ней, то ему просто необходимо ими заняться.
Сейчас он сосредоточится на Воронцове. Очень хорошо, что у них есть интерес, который поможет сойтись поближе: оружие.
Сам он оружие начал собирать давно. Старинные пистолеты, мушкеты, револьверы, инкрустированные серебром и золотом. Они стоят хороших денег, но Андрей может себе позволить купить то, что ему хотелось. В оружии он видел не только творение мастеров Франции, Германии, Бельгии, России, но и частицу времени.
Самое замечательное в жизни, понял однажды Андрей Широков, — овладеть временем. Понять, что ты находишься в определенной его точке, из которой можно заглянуть в колодец прошлого. И оружие, выставленное в специально купленном для этого итальянском шкафу со стеклянной передней стенкой, казалось, рассказывает о себе так громко, что иногда он задергивал занавеску, словно накрывал клетку с распевшимися птичками-амадинами. С помощью своей коллекции, считал Андрей, он оседлал время.
21
Андрей сам не знал, какой по счету рейс встречает он в Шереметьево. Потом наконец он увидел Ольгу. Сердце дрогнуло, нет никакой ошибки, это она, но какая-то другая, потерянная. Куда девался торжествующий вид, выделявший ее из толпы? Он спрятался за газету, краем глаза наблюдая за ней. Она катила за собой чемодан на колесиках, ее встретил тот же водитель. Но на другой машине, на «шестерке».
— Поехали, — велел Андрей водителю, — за ними.
На несвежей «пятерке», на которую никто не обратит внимания, они гнались за ней. Они повернули туда, куда, как он и предполагал, они должны повернуть.
Ольга выскользнула из машины возле подъезда серого каменного дома на Спиридоньевке. Водитель хлопнул дверцей, но не отъехал и не выключил двигатель. Значит, она скоро выйдет.
Она появилась в синей куртке и светлых брюках, с небольшой дорожной сумкой, нырнула в машину, которая, взвизгнув покрышками, рванула с места. Торопится. Сердце Андрея забилось. Неужели он не ошибается и она едет обратно в Шереметьево? Он велел Толе гнать следом.
Перед въездом на эстакаду возле здания аэропорта им перекрыл дорогу наглый «мерседес», и они потеряли несколько минут. Когда Андрей вбежал в зал, Ольги нигде не было. Она исчезла в людской толпе. Растворилась. С досадой Андрей шлепнулся на сиденье рядом с Толей.
Что ж, картина мало-помалу вырисовывается. От этого на душе Широкова стало немного легче. Он не сомневался, куда у нее билет. И куда она летит в ночи…
Он поймал себя на мысли, что он проникся к этой женщине странным расположением. А почему бы не поговорить с ней? Предупредить, в какую страшную авантюру она ввязалась? Вот-вот начнется охота за всей компанией куколок, именно они окажутся в руках охотников. Слишком большие деньги гуляют в этом деле. Сама Ольга наверняка понятия не имеет обо всей цепочке. Но от этой цепочки проще всего оторвать ее. Таких, как она.
Единственное, что ему хотелось, — вытащить Ольгу из этой цепи и соединить ее с другой, которую она сама порвала. Понятия вреда и пользы Андрей рассматривал по-своему. Нельзя сказать о чем-то, что это чистый вред или чистая польза. Ничего нет на свете в чистом виде. Взять врача, консультирующего обреченных людей, больных раком. Его талант — тоже обезболивающее наркотическое средство, но не считается вредным или преступным. Так где чистая польза и где чистый вред?
Но Ольга… Неужели Ольга перенесла такую операцию? Его сердце сжалось от боли. Он вспомнил ее лицо, спокойное, уверенное, ее тело, все еще крепкое и сильное. Ему на секунду показалось — он хотел бы иметь такую мать для своих возможных детей…
Он приехал домой. Машинально воткнул чайник в розетку. Потом отодвинул занавеску и посмотрел на пустой двор. Интересно, а у нее теперь возникает желание заняться любовью? Или нет? Гормоны работают иначе. Но они работают. Он изучал в свое время медицину и знал — причину всех зажимов следует искать в человеческих мозгах. Только там. Природа способна подстраиваться и перестраиваться.
Потом он подумал о Славе, он верил, что этот мужчина до сих пор любит ее. А Ольга — сохранились ли у нее к нему чувства?
Чайник крякнул и отключился. Андрей заварил покрепче, достал из холодильника молоко и плеснул в дымящуюся чашку. Снова перед глазами возникли ее выставочные фотографии. Портреты Славы. Да, она любит его. Иначе выбросила бы все карточки Воронцова, а негативы сожгла. Она из тех женщин, для кого прошлое в прошлом. Они не копят знаки ушедших лет, оставляя от прошлого только опыт, квинтэссенцию прожитого.
Зазвонил телефон.
— Андрей? Вы, кажется, хотели найти мастера? Для той ржавки, что недавно купили… — зарокотал в трубке голос Славы Воронцова. — Да, и, конечно, здравствуйте, а то я на вас так вот сразу навалился, как медведь.
— Рад вас слышать, я уже отчаялся. Нет мастеров, кому можно доверить такую замечательную вещицу семнадцатого века.
— А вот и есть! — Воронцов довольно гудел. — Есть. Могу познакомить с человеком, который выведет вас на такого. Поедете со мной на шашлыки?
— На шашлыки? А почему бы нет? Спасибо, Ярослав Николаевич.
— Вы готовы вспомнить молодость, надеть валенки, телогрейку, взять рюкзак и отправиться в лес?
Андрей засмеялся:
— Без лыж?
— Не волнуйтесь. Никита Орлов живет барином. У него поместье под Москвой. Отличный подъезд… Он мой приятель, биолог по образованию. Мы сошлись с ним на бабочках. — Воронцов засмеялся. — У него есть один знакомый, и если вы понравитесь друг другу у костра за шашлыками, будет шанс. Второго такого мастера нет. Уверяю вас. Мастера, кстати, знает Ольга, но давайте выйдем на него через Никиту.
— Я готов немедленно облачиться, как вы сказали. Где, когда, куда?
— Ленинградское шоссе, у поста ГАИ, поворот на Зеленоград. Лучше не опаздывать. Прихватите с собой чего-нибудь.
— Понял.
Андрей, насвистывая, вышел на балкон и долго рылся в шкафу. Нашел, примерил, засмеялся — так странно нарядиться, как двадцать лет назад. В свое время, в семидесятые, он прошел на байдарках, на лыжах, с рюкзаком полстраны. Сказать, что это была его стихия, — пожалуй, нет.
Но, не пройдя этими маршрутами, он не узнал бы людей так, как узнал. Потом, когда узнавание той среды закончилось, он никогда больше не собирался по своей воле взваливать себе на спину рюкзак.
По дороге он купил бутылку водки, закуску, минеральной воды. Он не знал, что там за компания и какие у нее вкусы. Постоял перед витриной кондитерского, на всякий случай купил торт. Мужчины любят сладкое, что бы они ни говорили. Давно известный, многовековой психологический мужской трюк — объявить любительницами сладкого женщин и дарить им то, что больше всего нравится самим, — пирожные, конфеты, торты.
Стоял солнечный день. Хвоя сосен и елок изумрудно сверкала. Вдоль шоссе высились кирпичные замки нового времени, напротив — деревянные косушки прошлого.
У поста ГАИ его уже ждали.
— Вы вовремя, Андрей. Отлично. Поедете за мной. Слава Воронцов был экипирован превосходно. Как с картинки из зарубежного каталога. Этот человек хорошо устроился в новой жизни. Что ж, его собственное дело, судя по всему, развивается недурно. С настроением тоже не так плохо. Иначе он бы так не упаковался. А вообще-то сам он, как профессионал, всегда советует своим клиентам надевать что-то радостное и красивое, особенно когда хочется выть волком.
Андрей усмехнулся. Давая такой совет, он не раскрывает главного — дело не в одежде, а в усилии над собой. Очень трудно преодолеть настроение, а если сумел, значит, победил себя.
Они ехали лесной дорогой среди толстых мохнатых сосен. Показался глухой забор, внезапно ворота перед ними раскрылись, и Андрей поразился, увидев роскошный деревянный дом, выстроенный в лучших русских традициях, украшенный резьбой, с петухом на трубе, вековые деревья, из-под которых выскочила огромная дымчато-серая восточноевропейская лайка, гавкнула и кинулась к Воронцову. Андрей в своем походном одеянии казался человеком, проспавшим последние двадцать лет. Хозяин пожал ему руку.
— Воронцов говорил мне о вас. Я рад, что вы приехали. Пойдемте к огню.
Андрей, делая вид, что не видит разницы между своим нарядом и их, пошел следом за хозяином. Сейчас ему придется включить на всю мощь свой дар, которым он обладал, и завтра никто не вспомнит, как он был одет: ни хозяин-красавец, ни Воронцов. Он переключит их внимание на оружие.
Он знал охотников, у которых был смешной по нынешним временам принцип — драная телогрейка и роскошное оружие. Они полагали, что тем самым подчеркивают поклонение перед оружием, показывая всем своим видом, что готовы остаться в его тени. Но на самом деле все наоборот — таким образом они старались оттенить себя.
Костер горел давно, вот-вот останутся угли. Возле костра суетилась женщина, молодая, стройная, в желтых джинсах.
— Это моя гостья. Из Америки. Салли.
Салли протянула руку и старательно на русском сказала:
— Я учиться делать шашлык. Андрей улыбнулся:
— Что ж, с удовольствием оценим.
Дальше было все, как и двадцать лет назад. Водка, мясо, шутки, смех. Андрей чувствовал себя превосходно. Настоящее имение, в котором обитал друг Воронцова, оказалось не его владениями, а арендованной охотничьей базой, в которой официально работал этот человек.
— Так вот, Андрей, мастер есть. Но мужик чудаковатый. Вы привезли вашу ржавку?
Андрей вынул из рюкзака пистолет, изукрашенный резьбой.
Глаза Никиты загорелись.
— Это вещь! Франция? Семнадцатый век? О нет, не говорите, я сейчас скажу точную дату. Вторая четверть семнадцатого века, да?
Андрей изумленно кивнул:
— Совершенно верно.
Салли пристально всматривалась в пистолет.
— Могу я брать? — спросила она, старательно выговаривая русские слова.
— Конечно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29