Она свернула еще раз налево на Пятую авеню и поймала себя на том, что оказалась стоящей рядом с улицей, где жила Барбара.
Неожиданно Бретт почувствовала, что замерзла и застегнула каракулевый жакет, который все время был нараспашку. За последние одиннадцать лет она постоянно избегала это здание из белого известняка, которое когда-то называла своим домом.
Окна квартиры на десятом этаже были освещены. «Наверно, Барбара в гостиной», — решила Бретт, подняв воротник, укрываясь от холода. Но что она докажет своим приходом? Их последняя встреча была мимолетной, и не было причин для того, чтобы эта будет более любезной. Она еще раз взглянула на окна матери, повернулась и пошла прочь.
— Бретт, это было самым тяжелым, чем я когда-либо занималась, — Лизи поправила вязаный берет и пробежалась пальцами по золотым волосам. По совету одного из своих преподавателей она носила волосы распущенными. Такой стиль прически был модным несколько лет назад.
Лизи и Бретт сели за маленький столик в «Серендипити», ресторане, заполненном разнообразной атрибутикой кухни. Некоторые предметы были предназначены для продажи, другие принадлежали постоянной коллекции. Оживленные посетители с большими коричневыми сумками из «Блюмингейла» сидели вокруг столов, а остальные ожидали своей очереди прямо на улице.
Лизи провела неделю в Калифорнии с родителями и Дэвидом, пытаясь помочь ему в такое тяжелое для него время.
— Детская была полностью приготовлена. Стены были белыми с бордюром из гусей наверху. Кэт заполнила ящики всевозможными детскими вещами — распашонки, ворсистые одеяльца для прогулок…
Голос Лизи срывался, когда она рассказывала. Она отпила воды и продолжала.
— Дэвид отдал свое большое старое опрокидывающееся Хичкоковское кресло-качалку, и она посадила в него своего любимого плюшевого медвежонка, который был у нее с детства, и другого, нового, для малыша. Все это было так грустно. Мы с мамой сложили все вещи и отдали их в детскую больницу вместе с мебелью. Мне надо было уехать. Я не могла больше видеть брата таким несчастным.
— Как Дэвид держится?
— Он ничем не занимается, живет в своем кабинете иногда с шести утра и до полуночи. Он сказал, что какой-то проект находится в критическом положении. Я пыталась поговорить с ним о том, что он собирается делать, но он опускает голову и молчит.
— Дай ему время, Лизи. Есть такие вещи, в которых ты не можешь признаться даже себе, а не то что кому-то.
Бретт понимала, отчего он молчит.
— Все, чем ты можешь быть ему полезной, — быть готовой в тот момент, когда ему будет необходимо высказаться.
— Вы уже поели?
Официант собрал тарелки с мраморного столика, принял заказ Лизи: замороженный горячий шоколад — фирменное блюдо «Серендипити» — и, пританцовывая, прошел между столиками на кухню, по пути слегка толкнув другого официанта.
В глазах Бретт промелькнул огонек.
— У меня идея. Ты ведь уже не ходишь в колледж? У тебя есть какие-нибудь серьезные планы?
— Я должна решить, где мне работать.
Предложение от «СТМ» все еще в силе, но я не уверена, что хочу исполнять кем-то задуманную роль или остаться в Сиракузе.
— Почему бы тебе не поехать со мной в Париж и пожить там немного — проветрить свои мозги. Считай, что это будет моим подарком тебе на окончание.
— Ты серьезно? Это будет вдвойне замечательно!
Она поблагодарила Бретт и стала перечислять, что она должна будет сделать, чтобы подготовиться к отъезду.
— Ой, это будет таким сюрпризом для Джо — провести с ним несколько дней. Недавно он мне очень помог. Мы много говорили с ним, по телефону, и он останавливался в Нью-Йорке по пути в Форт-Вейн за несколько дней до своего отъезда. Мы практически ничего не делали: посмотрели несколько фильмов в кинотеатре. Один или два раза он позволил мне поплакать на его плече. Я действительно стала к нему привыкать.
«Вот этого я вынести не смогу», — подумала Бретт.
Она была первой, кто пел дифирамбы Джо и хотела счастья Лизи, но сегодня ей не хотелось думать об этом. Это только усилит боль от того приговора Лоренсу, который она вынесла. Для поездки в Париж Лизи решила сделать несколько покупок по дороге домой.
— Может, я найду такое, что убьет Джо наповал на празднике Нового года, — сказала она.
Бретт отказалась, ссылаясь на утомительность посещения магазинов, и они расстались по пути к метро.
Бретт продолжила прогулку, чувствуя себя глубоко несчастной. За последние несколько дней она решила подойти к своей собственной жизни так, как она это сделала с работой. Нельзя откладывать то, что волнует, на потом, надо вникать и заниматься этим. Такой вариант деятельности выработался в связи с завещанием. Она подписала его два дня назад.
Бретт завернула за угол и остановилась у «Пьера Отель». Длинная вереница блестящих черных лимузинов начала выстраиваться, а водители в униформе помогали одетым в вечерние платья и смокинги гостям, направляющимся на бал. Она убедила себя в пользе действия и поняла, что должна увидеть Барбару, Сомнение и страх заставили бросить эту попытку в прошлый раз; те же чувства возникли у нее и сейчас, но ей необходимо было сдвинуться с мертвой точки и попытаться помириться с ней или, по крайней мере, получить ответы на свои вопросы. Она глубоко вздохнула и пошла к дому Барбары.
— Могу я вам чем-нибудь помочь? — спросил консьерж в коричневом пальто.
— Я полагаю, вы меня забыли, Джордж. Прошло много времени. Я — Бретт Ларсен, дочь Барбары Норт.
— Боже мой, мисс Бретт! Вы заставляете меня вспомнить о своих годах, — сказал он.
— Да вы совсем не изменились, — ответила Бретт.
— Ваша мать так обрадуется, увидев вас.
Я сообщу ей.
— Я бы хотела сделать ей сюрприз, Джордж.
Во время пожара Бретт предпочитала бы видеть пожарников, чем общаться с ними по интеркому.
— Да, конечно, мисс. Пройдите направо.
Бретт нажала на кнопку вызова лифта и только потом заметила, что лифт стоит на первом этаже. Ее волнение все усиливалось.
«Зачем мне это надо?» — удивлялась она. Бретт понимала, что Барбара не могла измениться. Она была такой же эгоистичной и бесчувственной и не заслуживала еще одного шанса.
Потом она сообразила, что ей было безразлично, изменилась Барбара или нет. Ей только надо было, чтобы ее мать раз и навсегда прочувствовала, насколько жестокой она была и какой несчастной сделала свою дочь. А что если Барбара думала о своих поступках все эти последние три года? Может быть, она действительно обрадуется, узнав, что Бретт решила дать ей шанс как матери?
Бретт отогнала все наплывшие эмоции и поняла, что будет мучиться от неистраченных чувств к Барбаре, пока не прекратит бегать от нее и не повернется к ней лицом.
Она позвонила в дверь. Через несколько секунд она услышала голос Барбары:
— Мальчики, пользуйтесь служебным входом. А пока шампанское холодное, все, что происходит вокруг, — мне безразлично.
Барбара открыла дверь в красном сатиновом топе, обнажавшем большую часть ее теперь уже обвисшей груди, и брюках того же цвета, причем и то и другое было ей узко. Судя по макияжу, создавалось впечатление, что она не умывалась со вчерашнего дня, однако прическа была свежей, словно только что из салона.
— Ты не от Шерри Лехмана, — сказала Барбара, разочарованная, что это не был ее постоянный поставщик винного магазина.
Мгновение она смотрела на Бретт, будто пытаясь определиться во времени.
— Разве я тебя ждала?
— Нет, Барбара, я просто неожиданно свалилась.
Бретт была застигнута врасплох таким приветствием матери.
— Не бери в голову. Заходи, Бретт, — сказала Барбара и исчезла в гостиной.
Бретт закрыла за собой дверь. Все стояло на тех же местах, вот только стало немного поблекшим. Неаккуратный букет засохших роз стоял на потертом подлокотнике замшевой тахты.
— Итак, ты приехала из… Лондона? — спросила Барбара, присаживаясь.
— Я была в Париже и недавно вернулась домой на праздники, чтобы проведать тетю Лилиан. Она болеет.
«Что с ней случилось?» — недоумевала Бретт.
— Не знаю, что тебе надо, но сразу скажу, что денег тебе дать не могу, — сказала Барбара.
— Я пришла к тебе не для этого.
Барбара проигнорировала ответ Бретт и продолжила:
— Этот подонок Джереми стоил мне целого состояния! Ничтожная мелкая слякоть. Он пользовался мной!
Барбара разволновалась.
— Истратил триста тысяч долларов на реконструкцию этого чертового дряхлого магазина, не задумываясь о последствиях. Антиквариат, коллекционные вещи — ха! Как только у него появилось то, что ему хотелось, он бросил меня. Но я показала ему… Закрыла все его счета и развелась с ним. А магазин не продержится и двух месяцев — никто из моих друзей не придет туда. Он вынужден будет закрыть его, и тогда он вернется умолять, чтобы все было по-старому, но будет слишком поздно.
Барбара допила остатки виски.
— Очень сожалею, что твое замужество не состоялось, — тихо сказала Бретт.
Она не знала, что еще надо было говорить. Казалось, что Барбара витает в собственных мыльных пузырях, и Бретт не могла сообразить, как добраться до нее. Она удивилась тому чувству стеснения, которое почувствовала, когда выпивала ее мать.
Барбара потянулась к бару на колесиках и налила еще.
— Он был молод и красив, но всегда был таким холодным со мной. Казалось, что со мной ребенок, а не мужчина.
Бретт почувствовала отвращение от этих слов и отпрянула, словно ее хотели ударить.
— Неужели все было так ужасно!
— Господи! Я рада, что избавилась от него, — сказала Барбара, пропуская мимо ушей вопрос.
Она отпила из бокала, моментально ушла в свои мысли, затем сказала:
— Я не знаю, как у тебя это получается. Я никогда не могла жить в Европе. Каждый казался мне… иностранцем.
— И мне тоже, особенно в Париже. Бретт чувствовала потребность начать разговор:
— Барбара, я хотела поговорить с тобой о нас и о том, что происходило до моего отъезда в Париж. У меня накопилось много вопросов без ответов.
— Я говорила тебе, что не смогу дать тебе денег? — снова спросила Барбара.
— У меня достаточно денег. Это не причина по…
— Он снабжает тебя деньгами, так? Тебя прислал сюда мой отец? — завизжала Барбара. — Это он, да? Лучше держись подальше от него — он жестокий человек. Я знаю — поверь мне, я знаю.
Глаза Барбары стали остекленевшими и сосредоточенными, словно она рассматривала что-то, что могла видеть только она.
— Почему ты думаешь, что он жестокий, Барбара? — умоляла Бретт.
— Оставь меня одну! Уйди и оставь меня одну!
— Я пытаюсь понять тебя, Барбара, хочу найти смысл в твоих словах, а ты не можешь мне помочь.
Горло Бретт горело, когда она старалась сдержать гнев и боль. Она подошла к Барбаре и дотронулась до нее. Барбара вздрогнула и повернулась спиной, как ребенок, верящий в то, что, если он не видит тебя, значит, тебя нет.
Тотчас что-то закрылось внутри Бретт.
Она всегда так стремилась к ней, а Барбара всегда прогоняла ее от себя.
— Хорошо, Барбара, я уйду. Но знай, что я больше никогда не потревожу тебя.
Глава 15
— Это как в кино!
Первое, что Лизи собралась сделать по приезде в Париж, — это увидеть мастерскую Бретт. Строительство уже закончилось, оставались последние штрихи.
На стенах висели увеличенные снимки Бретт.
— Никогда не видела таких интенсивных красок. Они еще не высохли? — спросила Лизи.
— Нет, они полихромные, я увидела их в рекламе. Люблю богатые цвета с блеском, — объяснила Бретт.
Она была рада, что Лизи решила вернуться вместе с ней. После своего неприятного похода к Барбаре она обрадовалась, что находится за пять тысяч километров от семейных передряг.
Они вернулись к тому, что Бретт называла коммерческий придел студии. В комнате-складе с поддерживаемой постоянной температурой были сложены рулоны с пленками и химические препараты, а также сейф, в котором Бретт оставляла дорогостоящее оборудование. Следующей от склада была темная комната, а за ней два кабинета.
Операционный центр Терезы включал картотеку, записи, графики и документы, связанные с деятельностью студии. Бретт освободилась от всего этого с удовольствием.
— Твои снимки, должно быть, действительно впечатляют, — сказала Лизи.
Бретт провела пальцами по немного шероховатой поверхности стола.
— Иногда, — смущенно ответила она. Но на самом деле она гордилась, что все больше и больше клиентов узнают о ней и заинтересованы с ней работать. Она добилась этого, не выставляя напоказ имени своего деда, и доказала, что может позаботиться о себе сама. Было много такого, что она еще должна была узнать в фотографии, но она была благодарна за сегодняшний успех.
— Даже не знаю, будет ли у меня когда-нибудь такое, — отозвалась Лизи.
— Ты что, ребенок? Я уверена, что будешь знаменитым радиожурналистом.
— Это очень непросто. Вы с моим братом захватили все, как ракеты с курсом на победу. В выборе пути у меня нет такой уверенности, как у вас.
— Но прошлым летом ты говорила о своей рекламной катушке с записями и что ты просто проверяешь возможности своего распределения.
— Да, моя катушка интересная в том случае, если я захочу стать «Лизи Пауэл, дерзкий репортер радостных событий». Это то, как меня видят. На станции они считают меня просто проворной, миловидной и привлекательной девушкой. Меня единственную посылают собирать материалы на ярмарки и на общегородские собрания. Обычно я много шучу, улыбаюсь, и поэтому для меня это нетрудно, но я не уверена, что именно на этом я бы хотела построить свою карьеру. Чувствую, что мой первый репортаж будет таким, что он решит все вопросы, за исключением поставленных передо мной. Я боюсь, что все сделаю неверно. Видимо, много воды утечет, пока госпожа Удача заметит меня, — со смешком сказала Лизи и добавила:
— Ладно, хватит ныть. Я приехала в Париж американской девчонкой. В связи с этим не могла бы ты быть любезна, позвонить Джо и сообщить ему, что хочешь заглянуть к нему. Вот мы его удивим!
— Ты считаешь, что сможешь чем-то удивить его? — сказала Бретт.
С октября они с Джо только перезванивались, обмениваясь новостями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47