Миша растянулся на диване, Манни и Саша сели напротив в старинные кресла.
С годами его жилье в «Отель де артист» наполнилось вещами, купленными во время путешествий по всему миру. В огромной гостиной с потолками двойной высоты, очень похожей на ту, что осталась в квартире родителей, за несколько кварталов отсюда, стояли два концертных рояля «Стейнвей» вплотную друг к другу, так, что на них падал свет из огромных окон от пола до потолка. Из Венеции Миша привез великолепную хрустальную люстру. На полу лежал старинный ковер, некогда яркий, но с годами поблекший от времени и от солнца. Теперь краски как раз такие, как ему нравится. В одном конце комнаты — большой камин с полкой из резного камня, над ним — антикварное зеркало в резной позолоченной раме, тоже купленное в Венеции. Большие удобные кресла и кушетки обтянуты замшей, кожей, гобеленом. По всей комнате расставлены античные столы и столики. Он сам обставил эту комнату и очень гордился ею. Старинная мебель, роскошная обивка, предметы искусства и роскоши не мешали тем не менее чувствовать себя здесь уютно и комфортно, не боясь положить ноги на столик или подлокотник кресла. И еще одна деталь: несмотря на всю роскошь этой комнаты, в ней чувствовалась мужская атмосфера. Хотя бы по этим вот неоклассическим итальянским креслам двухсотлетнего возраста, обитым не тканью, а тончайшей, мягчайшей кожей, и не пастельного, а густого темного цвета.
Миша подошел к шкафчику из позолоченного дерева. Налил себе виски, положил несколько кубиков льда из серебряного ведерка, долил воды, размешал пальцем. Обернулся к Манни и Саше:
— Хотите еще джина с тоником? Манни встал:
— Я сам возьму.
Миша опустился на диван, обитый замшей шоколадного цвета, скинул с ног легкие туфли, положил ноги на кофейный столик от Джакометти из бронзы и стекла.
Зазвенел телефон.
— О Господи, опять! — простонал Миша.
— Я возьму. — Манни взял трубку. — Слушаю. — Он прикрыл трубку рукой. — Это Рэчел. Я сейчас.
Рэчел — невероятно исполнительная и агрессивная секретарша Манни и Саши — одна из немногих знала этот номер.
Миша махнул рукой:
— Можешь не торопиться.
Саша встал, подошел к столику с напитками, смешал джин с тоником для себя и Манни, поставил один стакан рядом с Манни, с другим вернулся обратно на свое кресло. Молча сделал глоток джина. Миша удовлетворенно оглядывал гостиную, наслаждаясь роскошью, уютом и тишиной, нарушаемой лишь голосом Манни. Хорошо снова оказаться в Нью-Йорке, на целое лето, после долгих месяцев бесконечных путешествий. Последние четыре года он гастролировал практически без перерыва и наконец потребовал от Манни, чтобы тот полностью освободил ему три месяца. Сейчас он мечтал об уединенных занятиях за роялем дома, о возможности просто расслабиться вдали от сценических огней, от студий звукозаписи, от фанатичных поклонников, критиков, бесконечных переездов.
Манни что-то орал в телефонную трубку. Интересно, в чем там дело? Насколько он знал, Саше и Рэчел приходится постоянно мириться с таким тоном. Последнее время Манни все чаще срывается на крик.
Он попытался отвлечься. Хорошо бы сегодня никуда не ходить… Но нельзя. Сегодняшнее мероприятие слишком важное, от него никак нельзя отказаться.
Вера закончила занятия в Лондоне. Только недавно вернулась в Нью-Йорк и уже начала работать в качестве служащей знаменитого аукциона «Кристи», в отделе мебели и декоративного искусства нью-йоркского филиала фирмы. Сегодня ее родители устраивают большой прием в ее честь в своей грандиозной квартире на Пятой авеню. Он бы ни за что не пошел, если бы не Вера.
Вера… Он сделал глоток виски, поморщился. Так что же ему делать с Верой? Он уже тысячу раз задавал себе этот вопрос. В конце концов решил: они должны поговорить о своем будущем. Сегодня же вечером. Да, наступил решающий день. Хотя сегодняшний вечер и задуман в ее честь, но в какой-нибудь момент они смогут улизнуть наверх, в ее комнату с террасой, и поговорить. Сначала он собирался еще подождать, однако после последнего ее письма (а какие прекрасные письма она писала ему на протяжении всех гастролей!) он решил поговорить с ней как можно скорее. Итак, сегодня вечером.
— Эй! — подошел к нему Манни.
— Эй! — ответил Миша. — В чем там дело? Какие-нибудь неприятности?
— Да нет, все как обычно. У кого-то нервный срыв, у дирижера еще что-то. Ну, ты все это знаешь.
— И кто же на этот раз? — спросил Саша. Манни бросил на него многозначительный взгляд:
— Потом поговорим. — Он с усмешкой обернулся к Мише: — Рэчел говорит, тебе звонила какая-то итальянка, Паола, как ее там… Миша усмехнулся, но ничего не ответил.
— Вышеупомянутая особа, — продолжал Манни, — кажется, жутко расстроена. Последние две недели звонит каждый день, каждый час. Говорит, что потеряла твой домашний телефон.
Миша сделал глоток виски. Поставил стакан на столик.
— Надеюсь, Рэчел не дала ей этот номер?
— Конечно, нет, старина. Но эта девица мешает ей работать своими звонками и… ведет себя все более агрессивно… выражается… Миша пожал плечами:
— Пусть Рэчел скажет ей, что я собираюсь жениться. Может быть, таким образом мы от нее избавимся.
— Она уже оглушила беднягу Рэчел такими оскорблениями…
— Я пошлю Рэчел цветы. Она меня простит. Манни сел. Внимательно взглянул на Мишу:
— А кто такая эта Паола? Что-то я ее не помню.
— Просто девушка. Ну ты знаешь. Из тех, что приходят на концерт, потом ждут за кулисами, потом повсюду таскаются за тобой, не дают ни минуты покоя, пока ты их не осчастливишь.
Манни снял очки, начал яростно протирать стекла безукоризненно чистым носовым платком.
— Какого она возраста?
— Не знаю. Но можешь не волноваться. Она совершеннолетняя, если это тебя беспокоит. Ты же знаешь, с детьми я дела не имею. Ей по крайней мере восемнадцать. А скорее и все двадцать. Сказала, что она фотомодель.
Манни на секунду застыл с платком в руке.
— Скандал нам совсем не нужен, при том, что газетчики и так ходят за тобой по пятам.
— Манни, никакого скандала не будет. Я ее совсем не знаю.
— В том-то все и дело! Ты ее не знаешь, но она, похоже, знает о тебе все, что только можно узнать. И можешь не сомневаться, есть еще десятки таких, как она, которые с радостью возбудят против тебя дело об отцовстве и заставят расстаться с денежками, заработанными тяжким трудом.
— Манни! Успокойся, ради Бога! Я всегда очень осторожен. Никто из них не сможет выиграть дело об отцовстве.
— Это не имеет значения. Тебе совсем не нужна такая огласка. В прессе тебя и так уже называют рок-звездой от классической музыки.
— Что ты от меня хочешь, Манни? Чтобы я остриг эти чертовы волосы?
Саша рассмеялся:
— Не думаю, что это принесет пользу.
— Я тоже не думаю, — усмехнулся Манни. — Такие резкие перемены нам ни к чему. Старайся лучше попридержать то, что у тебя в штанах, приятель.
Лицо его расплылось в улыбке. Миша не смог удержаться от смеха, несмотря на гнев.
— Ах, Манни! Ну что с тобой делать!
— А если серьезно, в твоем положении надо быть как можно более осторожным.
— Знаю, — вздохнул Миша. — Я теперь живу как в стеклянном доме. Шагу не могу ступить без того, чтобы весь мир об этом не узнал.
— Ну ладно, будем надеяться, все изменится после того, как Паола разнесет по городу известие о том, что ты собираешься жениться.
Миша снова рассмеялся.
— Ну что, вы готовы?
— Всегда готовы, старина. Просто не терпится увидеть, что там приготовили на обед верные слуги царицы Татьяны Буним. Миша допил виски, поставил стакан.
— Ну что ж, тогда тронулись? Манни поднялся.
— Верно сказано, старина. Очень верно сказано.
Глава 18
Вацлав приветствовал Мишу, Манни и Сашу с той же холодной учтивостью, с какой встречал всех гостей, независимо от их близости к семье Буним. В гостиной появление Миши сразу произвело фурор. Поздоровавшись с Иваном и Татьяной Буним, Миша, Саша и Манни обменялись поцелуями с Верой на глазах у родителей. Вера безмятежно улыбалась.
— Как приятно вас видеть! Но здесь есть еще кто-то, кто очень хочет увидеть вас обоих.
— Ни в коем случае! — отшутился Миша. — Сегодня вечером мы отказываемся разговаривать с кем-либо еще, кроме тебя. Это твой вечер.
Вера рассмеялась. Взяла Мишу под руку:
— Пойдем.
Манни и Саша последовали за ними. Вера подвела их к французскому диванчику, где сидели Соня и Дмитрий, увлеченные разговором с людьми, которых Миша не знал.
Сопя вскинула глаза:
— Миша! — Она вскочила, кинулась к нему, сжала в объятиях, стала жадно целовать. — Как я рада тебя видеть! Противный мальчишка! Приехал в Нью-Йорк и даже не позвонил.
Дмитрий тоже поднялся, обнял сына, расцеловал в обе щеки.
— Рад тебя видеть, сынок.
— И Манни, и Саша! — Соня обняла обоих, расцеловала. — Все мои русские мальчики здесь, какая радость!
Вера с удовольствием наблюдала эту сцену. В то же время ее очень удивило то, что Миша не позвонил родителям, приехав в Нью-Йорк. Что-то здесь не так… Может, просто слишком занят? Нет, не то… Слишком занят, чтобы повидать родителей? С ним что-то происходит.
Обед представлял собой настоящий пир. Огромные порции радовали глаз, вкус и обоняние. Стол, накрытый на тридцать человек в большом обеденном зале, сделал бы честь императорскому дому Романовых, с которыми часто сравнивали семью Буним. Массивные серебряные канделябры в стиле барокко освещали множеством свечей стол, украшенный нежно-розовыми душистыми пионами, антикварным китайским фарфором, серебром и хрусталем. Картины на стенах изображали пасторальные виды и дворцы Санкт-Петербурга и окрестностей. Шторы на огромных французских окнах задрапированы малиновым шелком с греческой классической отделкой из золотой нити.
Верин дедушка поднял тост за внучку, после чего все приступили в закускам, включавшим черную икру и копченого лосося. На десерт подали шоколадный мусс и напиток из клубники и ревеня с имбирным мороженым. За время обеда отведали не менее шести различных видов вин, самых дорогих, наилучшего качества. За спиной у каждого гостя стоял лакей в бриджах и напудренном парике, предупреждавший все его желания. Манни, любивший вкусно поесть, чувствовал себя на седьмом небе. Восхитительные деликатесы компенсировали даже то обстоятельство, что его посадили рядом с графиней Дардли, известной своим злым язычком. В ходе обеда Манни пришел к выводу, что она вполне заслужила эту репутацию. Несмотря на древнюю родословную и блестящий ум графини, пять минут беседы с ней могли вызвать мысли о самоубийстве даже у самого утонченного собеседника.
Вера и Миша наблюдали за Манни с едва заметными улыбками на губах, время от времени ловили его взгляд и подмигивали, садистски наслаждаясь его мучениями. Они едва прикасались к еде, с трудом удерживая нетерпение и ожидая конца обеда. Когда подадут бренди, сигары и кофе и все встанут из-за стола, можно будет улизнуть наверх, побыть наедине.
В конце концов их терпение было вознаграждено. Все разбрелись по гостиным. Вера повела Мишу наверх в свою спальню с террасой. Некоторое время они пили шампанское, глядя на ночной город, так же как в первый вечер их знакомства. Делились впечатлениями, разговаривали о своих карьерах.
— Я буду заниматься изучением и каталогизированием наиболее интересной мебели французского и вообще европейского происхождения, — говорила Вера. — И еще картинами некоторых мастеров старой школы. Но не только. Буду пытаться приобретать мебель и картины для аукционов. Благодаря друзьям нашей семьи и тем связям, которые у меня появились за время учебы, я смогу выйти на людей, обладающих или унаследовавших значительные коллекции.
— Значит, ты будешь пытаться убедить их пустить свои коллекции на продажу через «Кристи»?
— именно. В некоторых случаях это не представляет большого труда, иногда наследники терпеть не могут предметы старины и антиквариат, в других случаях им нужны деньги, а иногда — и то и другое.
— У тебя это здорово будет получаться.
— Надеюсь. Я многому научилась, и, кроме того, я люблю эту работу.
— Скоро приступишь?
— На следующей неделе. — Она подняла на него глаза. — Но этим летом аукционов не будет, так что у меня будет достаточно времени для других вещей.
— Это хорошо.
По его тону Вера сразу поняла — он что-то скрывает. Хочет о чем-то поговорить, но не решается. Или не может найти слова.
— Пойдем посидим.
Она подошла к кушетке под навесом. Той самой, где они впервые занимались любовью. Шесть долгих лет назад…
Некоторое время они сидели молча, прихлебывая шампанское. Наконец Миша поставил фужер.
— Вера… я хотел с тобой поговорить… о нашем будущем. Она смотрела на него с непроницаемым выражением, скрывавшим мучительную тревогу, поднимавшуюся изнутри.
— Продолжай.
— Не знаю, как это сказать… Я хочу, чтобы ты знала, что я тебя люблю. Ты мой самый лучший друг. Ты это знаешь?
— Да, знаю. И ты мой лучший друг.
— Вот только… Помнишь наш разговор перед твоим отъездом в Лондон… перед тем как я уехал на гастроли? Я тогда сказал, что не могу точно определить, что я к тебе чувствую.
— Да… Я помню каждую мелочь.
— Ну так вот… — Он взял ее руку. — Ничего не изменилось. Я люблю тебя, Вера… как друга. Но я в тебя не влюблен. Ты меня понимаешь?
— Да.
Только бы он не услышал страх в ее голосе!
— Сам не знаю, что я собираюсь делать. Но только жениться и остепениться я еще не готов. Последние шесть лет я работал как одержимый. Концерт за концертом, практически без перерыва. Сейчас мне, кажется, нужно побыть какое-то время в одиночестве, все обдумать, привести мысли в порядок. Ты меня понимаешь?
— Прекрасно понимаю. Наверное, нам обоим нужно какое-то время побыть в одиночестве, понять, чего мы в действительности хотим от жизни.
— Да. Я только хочу, чтобы ты меня правильно поняла. Я всегда буду любить тебя. Я люблю тебя как… как сестру. Глаза Веры пронзили его ледяным холодом.
— Вот как… — наконец произнесла она. — Могу только надеяться, что с сестрой ты бы не стал трахаться так, как со мной.
В первый момент он едва не поперхнулся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42