Она приблизилась.
– Она была замужем? – спросила женщина с таким носом, с каким обычно прибегают к помощи пластической хирургии.
– Не думаю, – зычным голосом ответила обладательница еще более чудовищного носа. – Брэндон, Лолли Пайнс была когда-нибудь замужем?
Мужчина в розовой мексиканской рубашке покачал головой:
– Понятия не имею. Насколько мне известно, Лолли была самой закоренелой девственницей из всех старых дев.
– Я слышала, что она была лесбиянкой, – сказала дама в солнечных очках „Порше".
– Я доподлинно знаю, – вмешалась ее собеседница, – что Лолли пару раз поимели во времена Эйзенхауэра.
– Кого? Лолли? – возмутились ярко-красные губы. – Ты шутишь? Даже тогда не могло произойти ничего подобного. Лолли Пайнс никогда в жизни не раздвигала ноги.
Все засмеялись. Расплескивая шампанское и переминаясь с ноги на ногу, дамы высвобождали высокие каблуки из расщелин каменных плит. Значит, весть о смерти Лолли уже докатилась до Лонг-Айленда. Наверное, об этом узнают в Монголии, подумала Бэби. Плохо! Она рассчитывала воспользоваться этой новостью как поводом завязать разговор.
Бэби навострила уши, очутившись рядом с другой компанией. Там был юрист с Парк-авеню, который обычно оттягивал время между предъявлением обвинения и началом процесса; бывшая девушка по вызову, преобразившаяся в литератора; весьма влиятельный деятель с Уолл-стрит, содержавший в том же доме, где жила Бэби, квартиру, где хранил свои лифчики, платьица и белокурые парики, и еще чета, симпатичная Бэби. В свое время муж обладал доходом вдвое большим, чем у Джордана Гарна, но теперь пошел на дно, хотя пока это оставалось тайной. Они существовали на те деньги, которые его жена зарабатывала в фирме „Секс по телефону", сидя в библиотеке двухэтажной квартиры „Ривер Хаус".
Если не считать семейного юриста, все собравшиеся полагали, что об их грешках никто не знает. Их имена время от времени упоминались в разделе „Виноградинки" в связи с разными событиями, но в сравнении с тем, что можно было бы написать о них, это было не так уж интересно.
Бэби редко приходилось писать о таких больших приемах: приглашения обычно доставались Петре Вимс или кому-нибудь из штатных любимчиков. И если бы Гарны давали свой прием в любой другой вечер, а не в эту пятницу перед началом летних отпусков, сегодня здесь была бы Петра, а не она. Бэби решила извлечь из представившейся ей возможности все, что можно. Она изобразила самую сияющую улыбку и с помощью локтей втерлась в группу.
– А вы знаете, почему Леона Хелмсли так жутко боится отправляться в тюрьму? – спросила бывшая девушка по вызову.
Все головы повернулись в ее сторону.
– Во-первых, ей не позволят красить волосы, – греясь в лучах всеобщего внимания, сказала она. – Во-вторых, у нее потечет силикон, который ей ввели как раз над верхней губой: процедуру надо повторять каждые шесть месяцев. Кроме того, ей запретят носить накладные ресницы.
– Но самое главное, она лишится обслуживания а ля Венера, – заметила одна из женщин.
Дамы ахнули в один голос, а мужчины смущенно переглянулись.
Когда вокруг бывшей девушки по вызову восстановилось спокойствие, она сказала:
– Не сомневаюсь, какой-нибудь могучий охранник-гомосексуалист обрадуется возможности обслужить ее.
– Что это за обслуживание? – поинтересовался деятель Уолл-стрита. – Никогда о нем не слышал.
Бэби придвинулась поближе. Она тоже никогда не слышала об этом. Если это какая-то новинка, которой увлекаются дамы из общества, ей надо быть в курсе.
– Вам, мужчинам, незачем знать об этом. Все равно никто из вас не признается, что занимался такими делами, – заметила молодая дама. – Тс-с-с, девочки, больше ни слова.
Бэби втиснулась в их компанию.
– Привет, – радостно сказала она. – Я Бэби Байер из „Курьера".
Улыбки погасли, все разом повернулись к ней и уставились на нее так, словно у нее что-то висело под носом.
– А о чем это вы сейчас говорили... насчет Венеры? – Все как по сигналу повернулись и отошли в глубь террасы. Как у балерин из русской „Березки", у них двигались только ступни.
Обескураженная, но не унывающая Бэби повернулась и увидела Дэйва Дрикса из „Верайети"; он, ухмыляясь, смотрел на нее.
– Это жуткое дело, малышка. Скорее всего, нечто вроде мощного венгра-гомосексуалиста с дилдо, украшенным драгоценными камнями. Но тебе ведь не нужен гомосексуалист с такой штукой, а, Бэби?
Бэби повернулась к нему спиной и направилась к краю террасы. Взяв с подноса мятый финик, она посмотрела, нет ли кого-нибудь, кто может объяснить, что это за штука. Не успела она отправить финик в рот, как сзади раздался громкий голос с выраженным английским акцентом.
– Ну разве это не потрясающе? Чем больше у вас денег, тем большее уединение вы можете себе обеспечить. Затем вы приглашаете кучу гостей, которые бродят по дому и открывают ящики шкафов и комодов. Или задвигают их так, что не открыть.
Засунув финик за щеку, Бэби повернулась. Сзади стоял розовощекий человек в белой рубашке навыпуск, которая висела до колен; через открытый ворот виднелись клочки седоватых волос. Вокруг головы был повязан белый шелковый носовой платок, впитавший пот, и от него так неприятно пахло, что не помогал даже дорогой одеколон.
– Привет, – без особого воодушевления сказала Бэби. Он ей совсем не понравился, но почему бы с ним не поговорить.
– Привет, – ответил британец, приподнимая бокал. – Я бы подал вам руку, но мне так жарко, что не могу ни к кому прикоснуться. Не понимаю, как только вы, янки, выносите такую жару. Типичная колония.
– Все нормально, – кивнула Бэби. – Я Бэби Байер, от комплиментов можете воздержаться.
– Я и не собирался. Абнер Хун, к вашим услугам. – Он слегка наклонил голову с лысой ярко-розовой макушкой.
– Абнер Хун! Из „Лондон Газетт"! Я время от времени читаю вашу колонку, – восхищенно сказала Бэби, обрадованная встречей с коллегой. – Я пишу для полосы „Виноградинка" в „Курьере".
– „Виноградинка"? Это вы воруете у меня материалы или все в этом участвуют?
Бэби засмеялась.
– Мы заимствуем у вас далеко не так много по сравнению с Лолли Пайнс. Может, вы думаете иначе, мистер Хун?
Хун поднял руку, как бы желая оборвать этот разговор.
– Прошу вас, дорогая. Не надо упоминать мою обожаемую Лолли Пайнс. Я выпил тьму-тьмущую шампанского, чтобы хоть немного утешиться. Вы знаете, что она должна была приехать со мной сегодня вечером. Я вне себя от горя.
Бэби уставилась в пустой бокал.
– Простите, я не учла, что вы были такими близкими друзьями, – искренне сказала она. Бэби очень хотелось понравиться Абнеру Хуну. Он первый колумнист в Лондоне, влиятельный член международного информационного союза. Из-за шестичасовой разницы во времени статьи из лондонских газет воспринимались как сногсшибательные новости. Петра Вимс постоянно прибегала к услугам факса и, получая номера, тут же публиковала известия из Лондона, несколько обработав их.
Покачнувшись, Абнер Хун подхватил Бэби за локоток и учтиво повлек ее к бару.
– Джин с тоником, дорогой, – сказал он бармену, – только без льда, без лимонного сока и поменьше тоника. А вы, мисс Байер?
– То же самое, – ответила Бэби.
Держа в руке стакан, Хун повернулся к Бэби:
– Скажите, что вы собираетесь написать об этом приеме?
– Понятия не имею. Хун нахмурился.
– Пока я подыскиваю тему. Но ничего стоящего услышать не удалось, одна болтовня. Кто с кем. Намеки. Ну вы знаете: „А также присутствовали..." – а дальше унылый перечень имен. Но людям это нравится.
– И сколько же тем вы накопали за вечер? – спросил Хун с той английской интонацией, которая бывает одновременно вежливой и покровительственной.
– Какие-то новинки из салона красоты... – начала Бэби.
– Я слышал, что какая-то венгерка пользует этих дам... вроде бы дилдо. У нее есть частный салон где-то на Пятой авеню.
– Откуда вы знаете? – невинно спросила Бэби, удерживаясь от смеха.
Хун наклонился к ней. От него пахло, как от мокрого пса.
– Я только что натолкнулся на Дейва Дрикса из „Верайети". Конечно, я давно уже слышал об этой женщине. Ну, не изысканное ли удовольствие?
– М-м-м... – промычала Бэби, улыбаясь, – куда уж изысканнее.
Похоже, Хун вспомнил, что ему следует быть сдержаннее, поскольку он только что перенес такую утрату.
– Ваш издатель, Таннер Дайсон, позвонил мне в машину, когда я был на пути сюда. Он решил устроить неслыханную панихиду по незабвенной Лолли. Ну, не прекрасно ли это, а? – с воодушевлением произнес он.
– И в самом деле, прекрасно, – согласилась Бэби, сочувственно пожав ему руку. Если уж Таннер Дайсон потрудился разыскать Абнера Хуна, то ли со своего ранчо, то ли из салона своего „Гольфстрима" по пути в Нью-Йорк, значит, Абнер Хун действительно был лучшим другом Лолли.
– Скажите, – спросила она, – как вы полагаете, кто будет на этой панихиде?
Он вскинул руки.
– Дорогая, да мало ли кто! Если уж вы считаете, что здесь полно знаменитостей, так вы и представить себе не можете, сколько их придет отдать последний долг Лолли. Целый мир! Вселенная!
– Так много? – растерянно проговорила она, вытаращив глаза и уставившись на него. – Абнер, – мягко сказала она, – знаете, я обожала Лолли.
– Все мы так к ней относились, дорогая.
– И мне бы хотелось быть там.
– Ну так, конечно, будете, почему бы и нет?
– Но я не знаю, пригласят ли меня. Мне никогда не случалось бывать в обществе Таннера Дайсона.
Абнер слегка поежился, но потом хмыкнул:
– Служба будет в театре Минскофф. Он будет забит до предела, так что приходите пораньше. Дайте мне номер вашего телефона, и я скажу вам, в какое время.
– Правда? – пискнула Бэби.
– Конечно, – сказал он, протягивая руку. – А теперь давайте займемся более приятными вещами. Может, прогуляемся по дому и выясним, как Тита тратит денежки Джордана?
Бэби быстро повернулась к нему:
– Вы думаете, нам удастся?
– Почему бы и нет? – прошептал он. – Если нас остановят, скажем, что ищем туалет.
Бэби поджала губы и закатила глаза. Если ей доведется обозреть этот великолепный дом, она сделает материал экстра-класса. Может, даже он станет гвоздем номера. Ей было приятно, когда ее материалы появлялись на странице „Виноградинки". Случалось это не часто, потому что Петра относилась к этому весьма ревниво, но если она первая осмотрит перестроенный дом Гарнов, то пусть Петра хоть удавится, – Бэби отправится с материалом прямиком к Джо.
Она взяла Абнера под руку, и они отправились к входу со стороны океана.
По пути Хун, задрав голову, осматривал дом.
– Я помню его еще с тех времен, когда тут обитал Трент Нуннали, – ностальгически произнес он. – Первый этаж был сплошь отделан африканским красным деревом; его, кусок за куском, доставляли через мыс Горн. Полировали его на месте. Потрясающий был дом. Надеюсь, они его не слишком изменили.
Потолок комнаты, где они оказались, был поднят еще на этаж. Стены покрывало дымчатое стекло с золотыми нитями. По обе стороны огромного камина, в котором можно было зажарить мамонта, среди зеленых шелковых папоротников стояли на задних ногах две гипсовые зебры. Хун не двигался и почти не дышал.
– Боже! – воскликнул он, оглядевшись. – Ну и ну!
Бэби обвела взглядом комнату.
– Ужасно, не правда ли? – Она вытащила из сумочки блокнот и стала делать заметки.
– О, моя дорогая, вот об этом и напишите. Непременно. Кто-то должен поведать об этом безобразии. – Хуна все это вывело из себя. По мнению Бэби, оно того не стоило. Если на деньги Гарна благородное старое дерево покрыли слоем зеленой краски, разве на деньги кого-то другого нельзя нанять рабочих и восстановить все в первозданном виде?
– Идем, – скомандовал он. – Посмотрим, какое еще непотребство устроили здесь эти выскочки.
По пути Хун долго и возмущенно обвинял Гарнов за оскорбительное отношение к прекрасному старому дому. Бэби поддакивала. Но, увидев, что Хун двинулся вверх по лестнице, она спохватилась:
– Абнер! Едва ли стоит туда подниматься. Давайте перекусим.
– Ладно, – сказал он. – Теперь меня уже ничто не остановит. Только помните, если нас заметят, мы ищем туалет.
Второй этаж походил на первый; одна за другой следовали спальни. Бэби и Абнер заглядывали в каждую из них, отпуская остроты и приглушенно смеясь, когда на цыпочках пересекали холл. В конце его оказалась большая комната, напомнившая Бэби модную лавку на Мэдисон-авеню: низкие удобные диваны, покрывала цвета спелой пшеницы, бесчисленные вешалки с предметами дамской одежды. Сначала она подумала, что они попали в самую большую гардеробную Титы Мандраки, но, присмотревшись, заметила, что тут висит по несколько одинаковых изделий разных размеров.
Она наблюдала, как Абнер осматривает бар с прохладительными напитками в конце холла. Снизу, где проходил прием, доносились звуки музыки. Антураж комнаты вызвал у Бэби неудержимое желание рассмотреть все подробнее.
Подойдя к первой вешалке, она стала неторопливо передвигать плечики по металлической трубке. Сердце у нее трепетало. Никогда еще Бэби не видела таких изящных моделей, потрясающих тканей, такой тонкой ручной работы. Она представила себе, как придет на панихиду в золотистой мини-юбке и все будут оборачиваться и глазеть на нее. Или вот в таком бледно-розовом шифоновом платье с тончайшими гофрированными складками. Каждая вещь, к которой она прикасалась, казалась ей еще более привлекательной, чем предыдущая.
Она посмотрела на свою сумочку, потом обвела взглядом комнату. Ну есть же какой-то способ, подумала она, и сердце ее громко забилось. Хорошо бы незаметно стянуть хоть одно из этих потрясающих платьев. Присматривая в магазине купальник, Бэби обычно совала его под платье. Она еще ни разу в жизни не купила себе купальника. Выскользнуть из примерочной совсем нетрудно. Конечно, приходилось довольствоваться теми, что не звенят, когда выходишь из магазина, но не все ли равно, какой у них цвет, если они достаются бесплатно.
Она осмотрела свой „наряд для коктейлей". Под ним никак не спрятать платье. Она приподняла юбку свободного покроя:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46