За холодным мадрасским супом он бессовестно разглядывал ее, почти не утруждая себя ответами при ее попытках завязать разговор. Когда подали отварного морского окуня, он сделал ей откровенное предложение с деликатностью нью-йоркского таксиста. Услышав высокомерный и презрительный отказ, от выждал некоторое время и засунул руку ей между ног – в тот момент, когда они готовились приступить к апельсиновому шербету. Лайза была потрясена не столько его поведением, сколько самим фактом, что обладающий безупречной репутацией в обществе обитателей Палм-Бич, которому уже стукнул семьдесят один год, может так низко пасть. Однако, по более здравом размышлении, она пришла к выводу, что все это не так уж и странно. Джо Энн Дьюк Бобби Стэнсфилд и теперь этот Вернон Блэсс. Все начинало выглядеть так, будто те советы, которые давала ей мать, вряд ли можно было отнести к в высшей мере полезным. Она восхитила Блэсса и, между прочим, хозяйку дома своей более чем серьезной реакцией. Не долго думая, она вылила свое охлажденное желе ему на брюки. На несколько счастливых секунд желе прилипло к его безукоризненным синим брюкам в районе ширинки, как бы символически остужая своим ледяным холодом его неуместный пыл.С того самого момента его отношение к ней коренным образом изменилось. Он больше не видел в ней дешевый и аппетитный фрукт, завезенный с другого берега, и способный в какой-то степени уменьшить одолевавший его постоянный зуд. У девушки был характер в придачу к этому опасно притягательному телу, которое так взволновало его. И, очевидно, по какой-то причине у нее имелись чрезвычайно могущественные друзья. Тем временем, пока он пытался счистить. липкий десерт со своих брюк, на него, используя в качестве оружия юмор и насмешку, напустилась Марджори Дюпон Донахью:– Лайза Старр, теперь я знаю, почему вам досталось это замечательное имя, – громко проговорила она через стол так, чтобы всем присутствовавшим в переполненном зале ресторана «Каприччио» было смешно. – Я уже столько лет говорила тебе, Вернон, что тебе надо сделать операцию на предстательной железе. Если бы ему вырезали эту проклятую штуку, он не совал бы руки куда не следует.Вернон присоединился к всеобщему хохоту над собой. Отчасти он поступил так чисто инстинктивно, так как привык смеяться над любыми шутками Марджори, отчасти по иной причине. Всю жизнь он был задирой. Этому научил его в высшей мере преуспевший отец. Богатый и избалованный, Вернон был классическим примером испорченного единственного ребенка в семье, и годы, прошедшие с тех пор, ничуть не изменили его. Большинство людей, которые были ему нужны, он покупал, а тех, кто был ему не нужен, или кого он не мог купить, Вернон избегал. Отпор такой девушки, как Лайза, осмелившейся противиться ему, серьезно рискуя своим положением в обществе, произвел на него в высшей степени освежающее воздействие. Весь остаток вечера он изливал на нее свое отнюдь немалое обаяние и, в конце концов, был прощен.На протяжении нескольких дней после этого ужина Вернон ничего не мог поделать с собой и все время думал об этой девушке. Мысли о ней так захватили его, что он позвонил Марджори Донахью и попросил организовать ему еще одну встречу с ее молодой подругой.И вот эта встреча состоялась.В принадлежавшей семье Донахью ложе на трибунах Поло-клуба рекой лился пиммс, и общая атмосфера вполне соответствовала этому игристому и красочному напитку.Лайза от всей души веселилась, это и в самом деле было отдыхом. Прошедшие четыре месяца дались ей нелегко. Растить ребенка на диете и ненависти – это не делает жизнь счастливой. И все же за это время у нее случались радостные моменты, и все они были связаны с Марджори Донахью. Со времени их знакомства в Купально-теннисном клубе Лайза ракетой взлетела на небосклон местного общества, и теперь, как майор Том из известного шлягера, она почти полностью потеряла связь с наземной службой управления полетами. Все началось со спортивного зала. Королева сказала, и важные птицы из Палм-Бич, словно пилоты-камикадзе, начали стаями слетаться в ее секцию. Лайза принимала их всех и уже начала договариваться об аренде дополнительного помещения в соседнем здании. Курс ее акций поднимался во всех отношениях.– Что касается гандикапа, то надо помнить, что в поло он применяется не как в гольфе, а наоборот. Чем выше значение, тем лучше. Этого малыша, который сейчас бьет по мячу, зовут Алонсо Монтоя. В нашей стране он один из двух игроков, которые только и могут играть с гандикапом десять.Рассказывая все это. Вернон Блэсс склонился к Лайзе. Последние полчаса он учил ее премудростям игры в поло, обращая ее внимание на искусство управления лошадью, опасные и нечестные приемы, просвещал относительно тех или иных игроков, сдабривая пересказ их жизненного пути пикантными подробностями, не имеющими отношения к спорту.– Аргентинцы – самые лучшие игроки. Это не подлежит никакому сомнению. А вне игрового поля они набрасываются на все, что носит юбку и имеет счет в банке. Они пойдут куда угодно за бесплатную кормежку, съедят у вас все, что есть в доме, и выживут вас оттуда. И успеют трахнуть и вашу жену, и вашу дочь, пока вы отлучитесь в туалет.Лайза рассмеялась. Теперь она знала, чего стоит Блэсс. Это грязный старикан, но, по крайней мере, он забавный. А еще ей нравилось, как он одевается: панама, купленная в магазине «Локс» на Сент-Джеймс-стрит, ношеный, но безупречно белый полотняный костюм, выцветший синий галстук-бабочка в горошек, сверкающие коричневые ботинки.– А что эти два англичанина из команды «Уэнтуорт»? Они мне кажутся довольно симпатичными на вид, – подстрекательски заметила Лайза.– Моя дорогая Лайза. Обещайте мне – что бы вы ни делали, никогда не ложитесь в постель с англичанами, – вымолвил он с притворным ужасом. – Они не моются, если вам не повезет, то весь процесс займет не больше двух минут, но зато потом они будут крайне горды собой, будут ждать от вас аплодисментов и благодарственного письма в трех экземплярах, чтобы показывать его потом своим друзьям.Лайза погрозила ему пальцем.– Надеюсь, вы знаете об этом не по собственному опыту, Вернон.Настал черед Вернона рассмеяться.– Никогда не поддавался такому искушению. Хотя, заметьте, раз или два мне это предлагалось. Кажется, это как-то было связано со всеми этими государственными школами.Лайза осмотрелась вокруг. Трибуны были заполнены до отказа, казалось, тут были все – ведь это был финальный матч за Всемирный клубок «Пьяже». А Джо Энн? А Бобби? Со времени ее первого появления здесь, когда она по указке Джо Энн разыгрывала из себя Золушку, в лохмотьях, казалось, прошла вечность. Господи, как она была наивна. Даже тогда, при жизни мужа, Джо Энн стремилась отодвинуть в сторону конкуренток. Может, она уже в то время нацелилась на Бобби? Теперь, задним умом, Лайза понимала, что такое вполне возможно.– Послушайте, Вернон. Расскажите мне, кто все эти люди. Кто этот парень невообразимого вида с серьгой в ухе?– Это Джим Кимберли. Он мой ровесник, семнадцатого ему стукнет семьдесят один. Его семья основала компанию «Кимберли-Кларк». Всякий раз, когда вы высмаркиваете свой прелестный носик в салфетку «Клинекс», вы делаете Джима на цент-другой богаче. Бедному старому Джиму недавно немного не повезло. Он женился на молоденькой девочке, Джекки, – той самой, что играла главную роль в разводе Пулитцеров. Она только что оставила его. И вовсе не из-за какого-то другого мужчины. Она переехала, причем с экономкой, в пансион, который принадлежит королю Хусейну!Глаза Вернона Блэсса снова осматривали ее. Рассказ о женитьбе Кимберли, очевидно, направил его мысли по опасному пути.– Ну, ну, Вернон. Не заставляйте меня выливать пиммс туда же, куда я вылила апельсиновое желе. Крупная блондинка крикнула из соседней ложи:– Эй, Вернон, предатель! Теперь я знаю, почему ты не пришел ко мне на обед. Ты хоть когда-нибудь успокоишься? Почему бы тебе не отойти элегантно в сторону и не дать более молодым ребятам попытать счастья?– Кто это? – спросила шепотом Лайза, когда Вернон весело махнул рукой в ответ, принимая комплимент.– Сью Уитмор, листериновая королева. Всякий раз после того как вы стерли с лица макияж Эсте Лаудер салфеткой «Клинекс» Джима Кимберли, вы можете нанести удар по неприятному запаху изо рта с помощью одного из предлагаемых Сью полосканий. Иногда я думаю, что бы делала вся Америка без жителей этого города?– Огромное спасибо, но у меня нет неприятного запаха изо рта.– Докажите, – хихикнул Вернон и придвинулся к ней.– Вернон, ты снова пристаешь к моей приемной дочери?Лайза ощутила, как внутри заиграла музыка. Наконец все входит в нужное русло. Распавшиеся связи вновь соединяются. Теперь она – «приемная дочь» Марджори Донахью, а этот старый развратник вместе со своей издательской компанией и величественным домом на Саут-Оушн-бульваре ест у нее с ладони. Про себя она грустно улыбнулась, вспомнив, что намерена делать со своим вновь обретенным могуществом. * * * Это уже больше походило на то, что нужно. Лайза еще не смотрела на ценник. Она чувствовала, что это может подпортить удовольствие, но платье было самым восхитительным из всех, какие ей когда-либо доводилось видеть. Оно было сшито словно специально по ее фигуре, если не считать, что, по вполне понятным причинам, оно несколько сдавливало ее быстро полнеющую грудь. Все утро она вместе с Марджори ходила по «достойным» магазинам на Уорт-авеню. Ее опекали выступавшие в роли продавщиц солидные матроны в просторных мраморных залах магазина «У Марты», пока она примеряла изящно скроенные платья от Валентине и Джеффри Бина. Потом, в бутике Ральфа Лорена, который в понимании Марджори олицетворял моду молодых, ею занимались облаченные в униформу подготовишки, и они рассматривали выставленные на продажу товары.Уже в отчаянии она направилась в магазин Ива Сен-Лорана «Рив гош», где заговор, имевший целью превратить ее в сорокалетнюю даму, достиг гротексных пропорций. Там за нее взялась французская графиня, чьи аристократические пальцы дергали и щипали ее, словно она была сама выставлена на продажу на рынке рабов в Древнем Риме. Магазин «Кризиа» на Эспланаде оказался оазисом высокого стиля и оригинальности. Наряды соответствовали ее возрасту, были смелыми и дерзкими. на них не было внушавших доверие ярлыков, либо даже как бы невзначай указанного для большей солидности имени дизайнера. Только истинные ценители авангарда были хорошо знакомы с моделями, выставляемыми в «Кризиа», и если уж вы носили эти притягивающие всеобщее внимание творения, то вам приходилось рассчитывать только на присущую вам уверенность в себе.Лайза крутилась перед высоким зеркалом. На картинке это платье смотрелось так себе. Сотни белых пластиковых дисков, тщательно сшитых вместе, длина до середины икры, разрез до бедра сбоку. Соответствующий верх, загорелая грудь достаточно обнажена, чуть проглядывают потемневшие от беременности соски. Господи, оно смотрелось прекрасно! Боже, это она выглядела в нем прекрасно! Лайза улыбнулась своему отражению. Марджори, которая пристроилась на чем-то угловатом и остром и с тоской думала об удобных диванах и почтительном благоговении в магазине «У Марты», это платье, наверно, ненавистно. А они так прекрасно провели утро.Со времени знакомства в Купально-теннисном клубе они стали близкими подругами. Скоро Лайза уже хорошо разобралась в этой хитрой великосветской старухе и по достоинству оценила золотоносный рудник ее юмора. Тут нельзя было обойтись без лести, но если хорошо присмотреться, ведь и впрямь имелось немалого такого, что заслуживало лестных слов. Нет, наиболее яркой чертой ее характера являлось то, что в глубине души Марджори была анархисткой. Непочтение ко всему и всем, за железным исключением собственной персоны, – вот что нравилось Лайзе. В ответ на мольбу Лайзы позволить ей выглядеть соответственно своему возрасту Марджори Донахью изрекла старую и повсеместно известную истину о том, что на тех, кому еще нет сорока, не надо смотреть, их надо слушать.– Послушай, дорогая, – сказала она. – В этом городе довольно трудно держать под контролем свой возраст, особенно, когда всем твоим племянникам и племянницам требуется операция по подтягиванию кожи на лице. Кто нам нужен здесь меньше всего, так это грудастые девочки из джазовых ансамблей.Что ж, грудь данной конкретной девочки была выставлена на всеобщее обозрение. Слава Богу, живот ее пока остается плоским, как доска. Бедный ребенок там, наверное, не толще бумажного листа, сжатый железными стенками ее беспрерывно тренируемых брюшных мышц. Моля Бога, чтобы в магазине не оказалось мужчин, которые могли бы видеть это зрелище, Лайза вылетела из примерочной со скоростью манекенщицы, ступающей на помост в театре моды Кензо.И прямо в объятия Бобби Стэнсфилда.Какую-то долю секунды он был просто оказавшимся на пути человеком, мужчиной, которому случайно повезло, и Лайза начала бормотать извинения. Она замолчала, когда разглядела те самые голубые глаза, ощутила его руки на своих плечах, почувствовала знакомый запах, припомнила его кружащий голову вкус. Именно по запаху она прежде всего и поняла, что это он. Очевидно, и он узнал ее не сразу. В душе раздалась музыка в исполнении симфонического оркестра нью-йоркской филармонии – чистая, ясная, прозрачная мелодия. В плывущих по воздуху звуках были ароматы карибской ночи, мягкий отблеск лунного света на водной глади бассейна, радостные крики экстаза в момент зачатия их ребенка. Потом капризный дирижер как бы утомился гармоничным звучанием – мелодия потеряла сладкозвучие. Гармония нарушилась, постепенно переходя в какофонию, и когда Лайза услышала внутри себя ужасные слова, которые он однажды сказал ей, она отшатнулась, отпихнула его от себя прочь, с усилием отвела взгляд от его глаз.– Лайза?Считается, что политики не лезут за словом в карман и в любых сложных ситуациях сохраняют присутствие духа, обходительность и изысканность манеры.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62