Таковы были правила игры в Палм-Бич. Втереться в доверие к стопроцентным американцам Палм-Бич – белым англосаксонским протестантам – пытались все светские парвеню, жиголо, аферисты и липовые европейские аристократы, пробующие свои силы в Западном полушарии, и это обусловило природную подозрительность обитателей городка. Начав с нуля, Джо Энн принялась обрабатывать фотографов. В качестве жертвы был выбран конкретный человек. Он был молод, доверчив и легко возбудим, – прекрасное сочетание для женщины, обладающей опытом исключительно в сфере соблазнения мужчин. Бедняга Джон Дестри был слабохарактерным малым. Он влюбился в Джо Энн после первого же головокружительного поцелуя за железнодорожным вагоном Генри Флэглера на территории Флэглеровского музея в щекочущей нервы ситуации, когда общество Палм-Бич танцевало и веселилось всего в нескольких футах от них. Джо Энн подсекла его, как рыбку, держа леску натянутой, а его – прочно на крючке, и в течение двух сезонов Дестри практически больше никого не фотографировал. Вершители судеб из «Сверкающего листа», расположившиеся в офисах в «Ройал-поинсиана», были в определенной степени вынуждены публиковать снимки с Джо Энн против собственного желания, и к тому времени, как пристрастность Дестри всплыла на поверхность и его освободили, Джо Энн уже прочно стояла на светской лестнице. Далее она уже укрепляла свои позиции, одевалась продуманно, никогда не выделялась из большинства на публике, и макияж ее был столь же простым и прямолинейным, как и ее общепринятые правые республиканские взгляды в политике. По прошествии лет эта тактика оправдала себя. Неважно, что время от времени у нее в постели оказывались женщины из числа устроителей торжественных вечеров. Главное, что на публике образ Джо Энн оставался чистым, как исподнее монашенки.Следующий и окончательный этап вхождения в общество Палм-Бич, на первый взгляд, казался немного парадоксальным. На несколько лет Джо Энн должна была полностью исчезнуть со страниц «Сверкающего листа». В разряженной атмосфере кроны того дерева, на котором проживали Мэддоки и Фиппсы, любое появление в прессе считалось дурным тоном – даже в колонках новостей Агнессы Эш, на которые в иных случаях смотрели с благосклонностью. Это действительно выглядело странно, но в то же время имело сходство с жизнью. Ученичество завершилось, а целью вступления в крысиные гонки является лишь достижение такого положения, при котором можно задирать нос и презрительно фыркать на соперниц, занимающих недавно покинутые тобой ступени.Нарядившись неброско – простой белый костюм от «Кэлвин Клейн», прекрасно сшитый, – Джо Энн пару раз брызнула на себя «Джоем», который выбрала потому, что не хотела благоухать, как все остальные обитатели Палм-Бич ее возраста, которые в данный момент явно предпочитали «Опиум», и спустилась по лестнице в огромный мраморный вестибюль, где ее поджидал главный шеф-повар. В ее кабинете, уставленном книгами, они просмотрели меню к вечернему банкету: суфле из копченого лосося, говядина по-веллингтонски, и замороженный десерт и манго. Для выбора вин к ним присоединился главный дворецкий. Здесь ей приходилось целиком полагаться на опыт англичанина: сухое «Картон Шарлемань» 1973 года – к рыбе, «Лятур» 1961 года – к мясу и «Крюг» 1975 года – к десерту, который высший свет и его слуги в Англии предпочитают называть пудингом.– Цветы я оставлю на ваше усмотрение, – бросила Джо Энн через плечо, направляясь к «роллс-ройсу». – Пусть пришлют из цветочного магазина «Эверглейдс». Их лилии на прошлой неделе были очаровательны.В святая святых мирового ювелирного искусства по адресу Уэрт-авеню, 340, Джо Энн долго не размышляла. За тридцать минут в отдельном кабинете в задней части магазина она набрала драгоценностей на триста семьдесят пять тысяч долларов.Управляющая магазина «Картье» Джилл Ромео и глазом не моргнула, когда Джо Энн заявила, что прямо сейчас наденет кольцо и леопардовый браслет с сапфирами и бриллиантами. Она не заикнулась и об оплате, даже не попросила подписать квитанцию, когда Джо Энн поднялась уходить. Главное для «Картье» – знать своих клиентов. Дьюк – в состоянии расплатиться. Дьюк – расплатится. А самое главное – Дьюк придет еще раз… и еще, и еще.Из прихоти Джо Энн решила заехать в маникюрный салон «Армондс». Ей нравилось, когда возятся с ее пальцами. Через час, с кроваво-красными ногтями на суперклее, она была готова к легкому ланчу в «Петит Мармайт» – крабы, отваренные на пару, и зеленый салат с настоящим французским дрессингом – в компании Ингер Андерсон и ее очаровательного супруга Гэрри Лоя.К двум часам приблизился момент наивысшего наслаждения этого дня. Джо Энн комфортабельно устроилась во вращающемся кресле из красного пластика в салоне-парикмахерской «Домейни», а внимательные пальцы Дайно забегали по ее длинным светлым волосам. Дайно был великолепен. Главное – он был надежен и понятлив. Отчего так понятливы парикмахеры? Из-за того, что видят за маской лицо? Подавляют тебя в тот момент, когда ты предельно расслаблена? Интимность тесного соприкосновения тел, лишенного сексуальности? Во всяком случае, во многом из-за всего этого. Трудно сказать точнее. Гладкие, сильные пальцы умело перебирали сверкающие локоны Джо Энн, случайно прикасаясь к мочке уха – профессионально, с полным знанием своего дела. Иногда Дайно собирал все волосы и, на мгновение подняв их, наблюдал за полученным эффектом в зеркале, прежде чем бросить их вниз, словно снесенные карты в канасте. Джо Энн с наслаждением ощущала себя вовсе не человеком, а скорее, объектом приложения сил, собранием частей и деталей, которые необходимо перекомпоновать так, чтобы внешность стала еще приятней. Если бы любой другой мужчина в мире заставил ее испытать подобное чувство, она бы беспощадно уничтожила его. А с Дайно это было просто прекрасно.– Я не видел вас со дня похорон. Вы замечательно выглядите, Джо Энн.Джо Энн оценила эти слова. Очаровательно. Восхитительно по-европейски. Беллисима синьора, и все такое прочее.Черт, Дайно постарался, чтобы она могла гордиться собой на похоронах. Все сошлись во мнении, что Джо Энн выглядела вдовой в высшем смысле этого слова: волосы ее были собраны в высокую прическу, аскетичную, предельно выразительную. Однако в замечании Дайно было кое-что еще. Он уловил рвущееся на поверхность чувство свободы, триумфа, которое кипело в ее душе. Несомненно, что-то сквозило в ее взгляде. Возможно, что-то ощущали его опытные, подвижные пальцы. Дайно бросал пробный камень. Он раскусил ее. Он понимал, что скорбь вдовы – всего лишь ширма. Джо Энн внутренне ощутила угрозу, но тут же отбросила эти мысли. Она в безопасности. Все в ее руках. Кожу ее ласкали драгоценности от «Картье» стоимостью в триста семьдесят пять тысяч долларов – весомое доказательство ее победы.Джо Энн проказливо улыбнулась и позволила себе чуть-чуть пооткровенничать.– Приходится как-то сдерживаться, – произнесла она. – Я уверена, что Питер бы это одобрил.«Ну конечно, черта с два, мелькнула подспудная мысль. – Он, должно быть, сейчас самый несчастный из обитателей того света. Кипит и пенится в дикой злобе. После посещения „Картье“ эта маленькая жилка у него на лбу запрыгала бы, как черт в табакерке».– Если сейчас вы сдерживаетесь, то после того как все пройдет, вы будете, наверное, выглядеть вообще на миллион долларов.Джо Энн рассмеялась.– Всего лишь на миллион, милый Дайно? Бросьте, милый, для Дьюков это мелочишка.Теперь пришла очередь рассмеяться итальянцу, однако смех его прозвучал уважительно. В этой стране, а тем более в этом городе, над деньгами не смеются слишком громко и слишком долго.– Итак, чего бы вам хотелось сегодня?– Я хочу стрижку под мальчика. Сзади коротко, сверху – волосы длинные и прямые. Понимаешь, что я имею в виду? Это не совсем принято в Палм-Бич, ну и черт с ним.– Конечно, понимаю. Вам это очень пойдет. Позвольте помыть вам голову.Дайно мыл голову Джо Энн лично. В этом заключалось небольшое тонкое различие в подходе к разным клиентам. Им это нравилось.В кресле парикмахерской Джо Энн полностью расслабилась. Дайно чувствовал, что от него требуется, словно какой-нибудь древнеримский раб, ухаживающий за телом госпожи. Он сдавливал пальцами крепкий затылок, массировал плечевые мускулы, снимал остатки напряжения.За прикрытыми веками мозг Джо Энн продолжал работать. Она уже мечтала о сегодняшнем вечере. В ее сознании все еще звучал телефонный разговор, состоявшийся на прошлой неделе.– Бобби? Это Джо Энн. Я кое-что делаю в отношении кампании, о которой мы говорили на Мюстикс. Ты не мог бы как-нибудь вечером поужинать со мной и обсудить это? У меня остановилось несколько попечителей Дьюков, и я над ними немного поработала. Если бы ты приехал сам и привез с собой своих людей, то мы могли бы все устроить. Боюсь, что, с точки зрения светского общения, ничего хорошего не выйдет. Это занудные старперы. Поэтому я не пригласила Лайзу. Она будет здесь не в своей тарелке.– Прекрасно, Джо Энн, – ответил Бобби. – Если не возражаешь, я захвачу Бейкера. Не могу гарантировать, что он умеет правильно пользоваться ножом и вилкой, однако его политический нюх вне конкуренции.Сегодня вечером за ужином он будет справа от нее. И Джо Энн купит его, как купила драгоценности «Картье». О, внешне это будет незаметно. Беседа будет деловой, выражения высокопарными. Она даст понять Бобби, что поддержка кампании Стэнсфилда крупной суммой наличных как нельзя больше отвечает интересам Фонда Дьюка. Угроза со стороны демократов, падение американских ценностей, и все такое прочее. Но к концу дня часть Бобби уже будет принадлежать Джо Энн, и, заняв прочные позиции, она сумеет сторговаться насчет остального. И, может быть, к концу ужина, когда появится коньяк «Наполеон» 1805 года Трафальгардского сражения, Бобби Стэнсфилд станет податливей. Сначала она кое-что сообщит ему о Лайзе. А затем, кто знает?..Когда руки от ее спины потянулись к ножницам, и под тихим звоном острых лезвий белокурые локоны посыпались на пол, Джо Энн по-прежнему сидела с закрытыми глазами. Она совсем не спала, однако ей не хотелось, чтобы какие-то слова помешали сладостному предвкушению того, что должно случиться. * * * Бобби Стэнсфилд слегка сжал большим и указательным пальцами ободок рюмки из тончайшего стекла. Стекло податливо вдавилось к центру. Высоко оценивая изысканный янтарный напиток, он склонил к нему голову и вдохнул мягкий карамельный аромат. Невероятно. Божественно. После этого Бобби сделал рюмкой вращательное движение, отчего густая жидкость словно прилипла к стенкам, и только тогда позволил себе попробовать его на вкус.Сидя напротив Бобби, Джо Энн улыбнулась в ответ, увидев, как все его лицо загорелось удовольствием. Как же он красив. Прекрасно сшитый смокинг, бабочка, маленькая – с намеком на то, что она принадлежала его отцу, а возможно, даже деду, идеального стиля лакированные бальные туфли. Даже золотые запонки, тонкие и простые, на которых с подчеркнутой незамысловатостью были выгравированы инициалы «БС», были абсолютно к месту. Бобби Стэнсфилд обладал вкусом. У алтаря он будет выглядеть неотразимо.Джо Энн выжидала подходящий момент. Когда коньяк сделает свое.– Мне жаль, что сегодня вечером здесь нет Лайзы, – солгала она.– М-м-м-м-м-м-м, – рассеянно согласился Бобби. – Боже, какой коньяк.– Удивительная девушка эта Лайза, – подточила нож Джо Энн.– Бесспорно, – с энтузиазмом согласился Бобби. – Я, конечно, очень благодарен тебе за это знакомство.– Да, это поразительная девица. Я была действительно удивлена, когда узнала о том, что она может и так, и так.– В каком смысле?– Ну, что она бисексуальна.– Что? – Бобби выпрямился. – Ты шутишь, – добавил он.– Ты хочешь сказать, что не знал об этом? Я-то думала, что вы друг от друга такое не скрываете.– Я не только не знал об этом, но и не верю этому. Кто, черт возьми, сказал тебе такое?Джо Энн ожидала, что Бобби будет раздражен. Она поспешила выложить на стол «доказательство».– Мне известно об этом из первых рук. Лайза пыталась соблазнить меня. Это действительно весьма ошеломило меня. Знаешь, у меня было такое чувство, что отказать ей – чуть ли не неприлично.Джо Энн рассмеялась. Женщина, способная мыслить широко. Заинтригованная, удивленная, но не шокированная маленькой слабостью другой женщины.Бобби не мог поверить своим ушам. Он сделал большой глоток коньяка. Знаток вин уступил место мужчине, которому необходимо выпить.– Когда? Где? На Мюстике? Ты уверена, что не ошиблась?Отлично, ему надо знать том и страницу.– Это произошло какое-то время назад. Когда мы познакомились. Мы были в джакуззи, и она прямо спросила, не хочу ли я ее. Мне, как ушат холодной воды вылили на голову. Я сказала, что у меня такой склонности нет, что мне жаль, а она положила руку мне прямо между ног – буквально так. Как я понимаю, она этим славится и в гимнастическом зале. Понимаешь, «наша цель – доставить удовольствие», в несколько слишком широком смысле.Джо Энн снова рассмеялась, чтобы не вызвать подозрения, будто она поливает грязью девушку Бобби. – Я не могу поверить в это.– А какая тебе разница? – поинтересовалась Джо Эйн. – Это не так уж страшно. Готов ли он к двойному удару?– Это просто невероятно. Я имею в виду, что мы очень близки с Лайзой. Я уверен, что она призналась бы мне, если бы была лесбиянкой.Это было так не похоже на Бобби – с трудом подыскивать слова. Он был явно подавлен.– Господи, Бобби, такое впечатление, что ты действительно влюблен в нее. Уж от тебя-то я меньше всего ожидала такой страсти к дочери горничной.– Дочери кого? – пролепетал он.– Боже, только не говори мне, что она тебе и об этом не рассказывала, – недоверчиво посмотрела на него Джо Энн. – Ты наверняка знаешь, что ее мать одно время работала горничной у твоих родителей.– Кто, черт побери, сказал тебе такое?– Она, Бобби. Она сразу же рассказала мне об этом. Мне кажется, она поведала об этом именно в тот день, когда мы встретились с тобой за обедом в «Кафе Л'Ероп».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62