Мать сидит рядом на табуретке и «глядит» прямо перед собой.Она не видит, но Ника не привыкла к этому, ей кажется, что с нее не спускают глаз. Скользкая луковица то и дело выскальзывает из пальцев, падает на пол. Приходится снова мыть ее. Мать торопит. Скоро из школы вернется Славик, обед должен быть готов к его приходу.Ника режет лук и обрезает палец. Из глаз капают слезы, из пальца — кровь. Мать говорит про пену, которую нужно снять. Ника мочит палец под струей воды и бегает по кухне в поисках шумовки.— Сняла пену?— Сейчас, мам.— Чего ты копаешься, не понимаю!Мать едва сдерживает раздражение. Ника и сама Чувствует свою неловкость. Она ныряет шумовкой в кастрюлю. Пар обжигает ей руку. Челка прилипла ко лбу. Свободной рукой Ника убирает волосы.— Чисть картошку, — говорит мать.Ника торопливо выдвигает ведро с картошкой из-под стола и бросает картофелины в раковину. Раз, два, три, четыре, пять. На суп хватит, это Ника знает. Вот с лапшой сложнее. Никогда не знаешь сколько бросить, чтобы она не заняла полкастрюли.— Посолила? Теперь бросай лапшу.Все. Теперь быстро убрать со стола все лишнее, протереть клеенку влажной тряпкой. Палец щиплет от соли.— Режь хлеб и ставь тарелки.Ника становится на табуретку, достает глубокие тарелки — Славику, матери, себе. Она спрыгивает с табуретки, и.., тарелки выскакивают из рук и с ужасающим звуком разлетаются по кухне!Мать вздрагивает, бледнеет. Ника машинально садится на корточки.— Да что за руки у тебя! — кричит мать и, оттого что Ника не подает признаков жизни, еще больше распаляется:— Безрукая! Неумеха! Дрянь!Ника собирает осколки, а мать все кричит над ней, выплевывая ей в затылок злые непонятные слова. Ника давится слезами, но в это время поворачивается ключ в замке — пришел Славик. Мать быстро берет себя в руки. Садятся обедать. Нике кусок не лезет в рот — там застряла обида, слезы капают в суп.Зато Славик ест с аппетитом. Он звучно хрустит луковицей, шумно втягивает в себя горячий суп, с шумом ломает курицу. Он очень сильно растет и к тому же много занимается спортом. Ему нужно хорошо питаться.— Я сейчас убегаю, мам. У нас соревнования по баскетболу.— Конечно, сынок. Возьми на холодильнике мелочь на автобус. Ника, найди Славику чистую футболку.Ника отправляется в спальню родителей и сразу находит футболку. Белье в воскресенье будет гладить отец — Нике пока утюг не доверяют. Ника относит футболку в комнату брата и забирается с ногами на диван. Славик переодевается. Ростом он почти с отца, но еще по-мальчишески худ. Светлые, как и у отца, волосы отросли и закрывают уши.Славик — надежда родителей. Ника слышала это не раз. Еще чаше ей напоминали, что нельзя мешать брату, когда он делает уроки или читает. Славик должен получить высшее образование и стать инженером. Это мамина мечта. Покой Славика тщательно оберегается — его не утруждают работой по дому. Он должен хорошо учиться.Ника тоже хорошо учится. Она изо всех сил старается, чтобы заслужить похвалу, но почему-то маму совсем не интересуют оценки в ее дневнике.— Девочке ни к чему забивать голову наукой. Девочка должна научиться хозяйничать, и достаточно, часто говорит мать в разговорах с подругами.Постепенно Ника всему научилась. Теперь, когда ей четырнадцать, она умеет все, что должна уметь взрослая женщина. Только никто не научил ее обращать внимание на себя.— Ужасно, ужасно, ужасно! — повторяла Ника, запихивая в шкаф одежду, которую благополучно носила до сих пор.«Белоснежка»! Ника вскочила и выхватила из шкафа свою видавшую виды школьную форму. Метнулась в спальню родителей, выдвинула верхний ящик комода, стала открывать коробочки и шкатулки.Наконец нашла то, что искала — кипенно-белые кружева. Когда и зачем они покупались? Никино сердце дернулось в каком-то сладком предвкушении. Она вернулась к себе и, достав ножницы, стала выкраивать воротнички для формы. Это оказалось совсем нетрудно. Она шила белые воротнички и повторяла на разные лады: Коля. Коля. Коля. За этим занятием застал ее вернувшийся с шахты отец.— Что за переворот? — весело поинтересовался он.Ника обернулась и быстро вобрала в себя взглядом родные черты лица с первыми бороздками морщин, щетину на щеках и колючий ежик седины надо лбом.— Папа! Мне.., мне нужна новая одежда! — выпалила она и, спохватившись, закрыла рот. Впервые она обращалась к отцу с подобной просьбой. Для убедительности своих слов Ника показала ему фартук с подпалиной и выгоревший спортивный костюм.Отец потер подбородок.— Ну что ж, раз такое дело… С получки сходишь с тетей Альбиной в магазин.— Нет! — Ника подпрыгнула. — Только не с тетей Альбиной и не с тетей Кристиной, папочка! Лучше я пойду одна!— Это почему же? — Отец перешагнул через разбросанные на полу одежки и сел на диван. — Ты поссорилась с тетками? Вот новость!— Нет. — Ника замялась. Ну как говорить с отцом о таких вещах? — Они обе очень хорошие, но… Папа, они.., им все равно, как я буду выглядеть, лишь бы побыстрее из магазина уйти. У тети Альбины одышка, ей душно. Если мне что-то не нравится, то они начинают нервничать, кричать, упрекать меня.Отец смотрел на нее пристально, не перебивал.Нике показалось, что он не слушает то, что она пытается ему втолковать, а думает о чем-то своем.— Все эти вещи купили мне на вырост. Пока я до них дорастаю, они становятся старыми.Молчание отца сбивало с толку, Ника начала волноваться. Наверняка он решил, что она эгоистка. У него столько проблем: нужно обрабатывать дачу, «Запорожец» отремонтировать, чтобы маму возить к врачу, ремонт делать, а она думает, как нарядиться… Нике стало стыдно, и она замолчала.— Почему же раньше ты никогда не говорила мне об этом? — наконец подал голос отец.Ника пожала плечами.— Мне было все равно, — призналась она.— А теперь не все равно, значит?— Нет. Теперь — нет.— Значит, выросла моя птичка, — задумчиво проговорил отец и погладил Нику по волосам. Повторил:— Значит, выросла…Ника молчала. Хорошо это или плохо, что она выросла? Непонятно. Ника добросовестно порылась в зарослях своего детства, пробуя отыскать там что-нибудь такое приятное, что цепляло бы ее за подол, мешая радоваться тому, что эта пора кончается. Порылась и не нашла. Зато сегодня, когда ей уже четырнадцать, в ее жизнь вошла нечаянная радость — как заблудилась.Робкая радость дрожит там на тоненькой ножке, как гриб опенок, и весело кивает ей: расти, Ника! Там, впереди, прекрасная тайна под названием «любовь».— Ты не рад, папа? — спросила она.— Еще немножко, и улетишь от своего папки. Оставишь нас с матерью одних, — неожиданно подытожил отец и поднялся.— Да ты что, папа? Как это — оставлю? Почему?— Я пошутил… — Отец отвернулся и вышел из комнаты.Когда пришла мать от соседки, Ника уже намывала посуду, а отец читал газету «Труд».— У Наумовых какое горе! — с порога воскликнула мать.Она любила вот так, с порога, не поздоровавшись, сообщить услышанное у соседей.— Что стряслось? — Отец захрустел газетой. — Умер кто?— Типун тебе на язык! — махнула рукой мать. — Зачем сразу «умер»? Толик у них женился!— Ну и горе! — передразнил отец.— Самое настоящее горе! С ребенком взял, старше себя, разведенную!Ника застыла с тарелкой в руке. Спина покрылась мурашками, словно речь шла о ней.— Ведь он как с армии вернулся, Тося ему сразу: женись. А он ей: погуляю. Вот и погулял! Матери-то какое горе!— Их дело.Отец отложил газету.— Сергей! Ну как это «их дело»? У нас такой же Славик, одного года с Толиком. Вот так вот ростишь, ростишь, бережешь, а какая-нибудь в момент окрутит и ребенка готового, неродного, на шею повесит!Ника прикусила губу. Мысли носились в голове как сумасшедшие. Почему отец не спорит? Почему не скажет, что…— Эллочка, и охота тебе чужие проблемы решать?Своих полно.— Нет, Сергей, и не говори. Славика женить надо.— Он учится.— Одно другому не помешает.— Ты же знаешь, он на девушек и не смотрит.— Так надо найти ему! Или ты станешь ждать, когда он приведет в дом кого ни попадя?Мать разволновалась не на шутку. Что ей ответил отец, Ника уже не слышала — дверь в комнату прикрыли.Что делать? Сердце ее колотилось как при беге на физкультуре. Славик догадывается! Он скрывает от родителей Юлию Юрьевну как что-то недопустимое. А может, он собирается жениться тайно? Или вопреки мнению родителей, как это сделал Толик Наумов? Как бы то ни было, Славика нужно предупредить. Если их увидят вместе, то кто-нибудь обязательно расскажет родителям. В поселке такие вещи не спрятать. Тогда будет скандал!Ника даже представить это боялась — она слишком хорошо знала свою мать в гневе. Глава 3 — Тетя Кира! Я еду в лагерь! Ура!Соседка кивнула Нике в затылок — девочка уже мелькнула вниз и выскочила на улицу. Так хочется поделиться с кем-нибудь, но двор пуст. Ника помчалась к клубу.— Юлия Юрьевна, я в лагерь еду! На вторую смену! — выпалила и осеклась. За тем самым столом, где Ника училась лепить кукол, сидел ее брат. Напротив него — Юлия Юрьевна. Они держались за руки.Ника замолчала, понимая, что влетела не вовремя, и попятилась к двери. Брат поднялся:— Ну, мне пора. — Проходя мимо Ники, щелкнул ее по носу. — Хвастунья. Понесла, как сорока на хвосте.Ника заметила, как, обернувшись у двери, он послал Юле самый нежный взгляд, на который только был способен.— Так куда ты едешь? — очнулась женщина. — В лагерь?— Да, в лагерь. Для меня это так важно, если бы вы знали! Я ведь никогда нигде не была, хотя от папиной работы путевки всегда хорошие. Только я маме нужна постоянно, она без меня не может.— Так почему же теперь ты едешь? — Юля стряхнула с себя сладкое оцепенение, навеянное приходом Славика. Она тряхнула головой и внимательно посмотрела прямо в черные глаза девочки. Как они не похожи с братом! Небо и земля. Славик полон достоинства, даже несколько самоуверен. Ей то и дело приходится сбивать с него излишнюю спесь. А девочка — как испуганный олененок, пугается каждого вздоха. И все же Юля так любит Славу, что этой любви хватит и на маленькую пугливую Нику, и на его родителей, на всех.— Мама с папой уезжают в Одессу, в глазную клинику. Маму будет обследовать один знаменитый врач.— Это здорово! А ты, значит, отдыхаешь? Славку без присмотра оставляешь?Юлины глаза сверкнули озорством. И Нике моментально передалось ее настроение.— Да! Бросаю бедного, беспомощного братика на целых три недели!— Как он, бедный, без просмотра? — Юлия Юрьевна вдруг подскочила, закружила Нику по классу. — Хочешь, я тебе сарафан сошью?— Хочу!— И шляпу мою соломенную возьмешь, все равно без дела валяется!— Спасибо! Уж я-то ей дело найду!Накружившись и насмеявшись досыта, они остановились прямо напротив витрины с куклами. На Нику снисходительно взирала цыганка: жгуче-черные брови, глаза, как черный жемчуг, и вызывающе яркое платье. Ника шила его из лоскутков. Бусины подарила соседка — из них сделали ожерелье.— Это ведь вы мне посоветовали делать именно цыганку, — припомнила Ника. — Я хотела танцовщицу.— Ты что, жалеешь? — удивилась женщина.Ника покачала головой.— Она такая красивая. И гордая.— Совсем как ты.Ника не замахала на Юлю руками, не бросилась возражать, а только едва заметно улыбнулась.— Даже не верится, что это — моя работа.— Твоя, а чья же!— Вы помогали.— Ника! Мы же договорились: когда мы с тобой одни, называй меня Юлей и на ты.— Нетушки. — Ника хитро сощурилась.— Почему? Неужели я так старо выгляжу?Ника рассмеялась в ответ.— Конечно, нет! Просто.., вот когда вы со Славиком поженитесь, тогда и буду называть на ты…— Вот как ты заговорила!Юлия Юрьевна погрозила ей пальцем, но Ника знала, что вовсе она не сердится, что Ника затронула тему их со Славиком отношений. Наоборот, ей приятно об этом говорить.— Славику нужно учиться… — слабо возразила она, словно ожидая, чтобы ее оспорили.— Учиться! — воскликнула Ника. — Учиться можно и на вечернем! И заочно.— Да, конечно, ты права, — согласилась Юлия Юрьевна. — Но на дневном лучше.— Это когда один — лучше, — рассудила Ника. — А когда с семьей, то не лучше. Вон Толик Наумов женился и перевелся на вечернее.— Ты-то откуда знаешь?— Мама с папой говорили, — ляпнула Ника и слишком явно смешалась.Юлия Юрьевна пристально взглянула на нее.— А-а…После Никиного упоминания о родителях Юля свернула разговор и сделала вид, что ищет сантиметр, чтобы обмерить Нику. Но Ника отлично понимала — она сказала лишнее И кто ее за язык тянул? Юля не такая глупая, чтобы думать, будто родители придут в восторг от выбора Славика. Хотя Ника так полюбила Юлю, что и представить для Славика лучшей жены не могла. Они станут подругами, будут во всем помогать друг другу… Но разве мать согласится когда-нибудь, чтобы Славик женился на женщине с ребенком? Не похоже…Пока Юля крутила ее, снимая мерки, Ника вновь успела вернуться к своим мечтам и решила, что в принципе все возможно. Главное, чтобы маму вылечили Ведь раньше, когда мама хорошо видела, то была совсем другой. Она пела, смеялась, шутила. Это когда ослепла, то сделалась раздражительной, вспыльчивой, нетерпимой. Иногда сцены ярости доходили до безобразия. Ника никогда никому о них не рассказывала Только однажды свидетелем безобразной сцены стал отец. Нике тогда было лет девять. Она вернулась из школы и застала мать в спальне посреди полнейшего развала. По всей комнате — на крова! и, на полу, на стульях — валялась одежда вместе с плечиками, словно шкаф вывернули наизнанку.Ника спрашивать ничего не стала — нетрудно было дорисовать предысторию этой картины. Скорее всего мать что-то искала и не могла найти. Придя в ярость от сознания собственного бессилия, она повыкидывала всю одежду из шкафа. Это не принесло ей облегчения. Она ведь не видела, как разлетались вещи. Был только невнятный стук роняемых плечиков. Движения от ярости неистовы и злы, а звук, который они производят, — ничтожный. Элла балансировала на грани истерики.— Мам, я сейчас помогу, — подала голос Ника, плохо представляя, как сможет со всем этим справиться.— Возьми стул, — посоветовала Элла. — И давай поскорее, а то сейчас отец придет.Элла слышала, как кряхтит ее дочь, подтаскивая стул к шкафу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42