— Но чтобы самому вляпаться!Сашка вылил из бутылки остатки портвейна и протянул Нике:— Будешь?Она не ответила, а только вытаращенными глазами продолжала следить за Сашкой. Когда это Инга успела так насолить ему? Что он несет? Сашка махнул на нее рукой, как на безнадежную, и залпом допил остатки портвейна.— Она нарочно, понимаешь ты, нарочно стала со мной… Ходила ко мне, ля-ля-тополя, любовь, асисяй, а я уши развесил. Думал, правда…— Инга холила сюда?Ника пыталась попасть в струю Сашкиного воспаленного воображения. Вникнуть. Дело касалось ее сестры, за которую она могла бы и морду набить.— Вот и дело-то. Сюда. Я думал — ко мне, а она — сюда. Вот и весь фокус-то.— Сашка! Или ты мне сейчас толком объяснишь, в чем провинилась перед тобой моя сестра, или… Я за себя не ручаюсь! Я никому не позволю, даже тебе!— Она ходила сюда из-за Коли.Сашка зачерпнул очередную горсть вишни и отправил в рот. Крышечка уже была полна, и образовавшиеся косточки Сашка стал пулять в стену над Колиной кроватью.— Моя сестра ходила сюда? Из-за Коли?— Что ты как попугай заладила! Сказали же тебе…Думаешь, я пьяный? Я напиться хочу, а не получается.Пью и все трезвый. Она мне в любви объяснялась. Говорила, что с первого взгляда. Мне еще ни одна девчонка, сама, первая, понимаешь?Ника молчала, слушая стук в собственной голове.Там внутри, над ухом, тикало, будто поставленная на время мина. Сашку не перебивали, и он говорил в никуда, продолжая обстреливать стенку:— Мы обнимались с ней по-настоящему, целовались, гуляли. У меня крыша поехала, я ее звонков ждал как проклятый! А оказалось, все — цирк! А я — главный клоун! Прикинь, она все это затеяла из-за Коли.Ника вскочила.— Я тебе не верю! Ты врешь! Ты поссорился с Колей и теперь наговариваешь на него. Да ты сам наверняка начал клеиться к моей сестре, а она тебя отшила!И правильно сделала! У нее парень в армии!Сашка смотрел на нее и улыбался. Улыбка его показалась Нике самой циничной из всех улыбок, виденных ею в жизни.— Я не знала, Сашка, что ты такой! Такой наглый, такой хам, врун!Сашка наблюдал за Никой, пока она подбирала ему эпитеты побольнее. Если бы Ника была в состоянии смотреть ему в глаза, она заметила бы там что-то похожее на сожаление. И что-то вроде сострадания.Но у Ники в голове стучала мина замедленного действия. Где она взорвется и когда — не мог знать никто.Разве только тот, кто смотрит на нас с неба, ни во что не вмешиваясь. Он только ждет, с чем мы вернемся к нему, что сумеем сохранить и приобрести в этой возне, именуемой жизнью.Нике было все равно куда бежать — в спортзал, в институт, к Инге домой. Она должна была найти кого-то из них, Колю или Ингу, это сейчас не имело значения, кто разделил бы с ней возмущение Сашкиной наглой ложью, кто развеял бы ее страхи и сомнения. Мина стучала в голове. Инги дома не оказалось, и, чтобы не говорить с теткой, она села на лавке у подъезда. Но оказалось, что спокойно сидеть и ждать она тоже не может. Ей нужно идти, бежать, лететь. Двигаться. И она побежала.И у метро столкнулась с сестрой. Инга вскрикнула, бросилась к ней, как это делала всегда после разлуки. Затормошила, закружила на месте. А Ника оставалась деревянной. Она хоть и почувствовала некоторое облегчение, увидев сестру, но на внешние проявления радости у нее сил не хватило, — Инга, я сейчас была в общежитии у ребят… Сашка там пьяный, он нес какую-то чушь про тебя и Колю…Инга сразу же перестала тормошить сестру. Деловито и вместе с тем осторожно взяла под руку. Как врачи берут под руки родственников скончавшегося больного. И повела ее в сторону своего дома. Наверное, считала уместным привести сестру домой и напоить чаем, как обычно. И Ника послушно двинулась туда, куда вели. Хотя внутри уже сделалось как в холодильнике. И мина тикала более приглушенно, словно давая хозяйке все хорошенько услышать.— Никуша, ты знаешь, как я тебя люблю. Между нами нет тайн. Так?Инга говорила покровительственно и спокойно.Это Нике сразу не понравилось.— Не знаю, — ответила она. Остановилась и освободила свою руку. Она хотела посмотреть Инге в лицо.Подсознательно Ника искала там невидимые следы Колиного присутствия. Ингины глаза сухо блестели.— Когда я полюбила Колю, я сразу призналась тебе.Сразу! В тот же день. Скажи, что это так!— Ну?..Ника смотрела на сестру и думала о посторонних вещах. Например, что тушь у Инги на ресницах — хорошая, французская. Такая и в дождь не потечет. А вот у Ники — наша, отечественная. И если Ника сейчас заплачет, то тушь размажется под глазами смешными серыми синяками. Так что плакать она не будет.Ни за что.— Оказывается, и с Колей случилось так же. Он тоже влюбился в меня с первого взгляда. Просто он тебя обидеть боялся. Он сам признался мне.Ника вспомнила день рождения и ночь в «Васильке». Их ночь. Ника облизала пересохшие губы.— Это не правда.— Мне очень жаль, Ника; но это случилось. Мы с Колей любим друг друга. Мы ни в чем не виноваты.Это как удар молнии.Ника развернулась и пошла прочь. Вернее, побежала. Оставалась последняя надежда — Коля. Да, ее предала сестра. Это больно. Эта боль обжигает многочисленно, как удары хлыстом. Но она могла выдать желаемое за действительное, с нее станется. Остается надежда. Нужно найти Колю. Он не мог предать ее, он любит, он…Инга метнулась вслед за сестрой.— Это случилось помимо нашей воли! — кричала она Нике в затылок чужие, книжные слова. — Ты не знаешь, так бывает! Мы не виноваты, ты должна нас понять!Ника надела капюшон. Она нырнула в метро и пошла так быстро, как только могла. Инга металась где-то сзади. Больше всего Нике захотелось оторваться сейчас от Инги, от ее назойливого преследования, словно этим можно было перечеркнуть то, что случилось.Ника бежала по движущимся ступенькам эскалатора, а Инга протискивалась сзади и кричала:— Ты — его первая любовь, она проходит! Как детство! Ты сама это поймешь!На них оборачивались и смотрели с любопытством.Ника прыгнула в вагон, очень надеясь, что Инга не успеет. Но та оказалась проворнее, чем Ника о ней думала. Сестра пролезла в толчее вагона и примкнула к ней вплотную. Устроившись, Инга принялась вещать Нике в затылок:— Он говорит мне, что так, как со мной, у него никогда не было. Я — его настоящая любовь. Ты не должна пытаться нас разлучить, Ника! Это сделает Колю несчастным.Ника яростно заработала локтями, пробираясь к выходу. Ингу оттеснили в глубь вагона, Ника выскочила и успела перебежать в другой вагон. Она выпрыгнула на станции «Полянка». Помчалась, ликуя оттого, что удалось оторваться от Инги. Она бежала знакомой дорогой. Все здесь дотрагивалось до сердца — теплый свет окон, силуэты в нижних этажах, в ровных желтых квадратах, подмигивания светофора, зебра перехода перед самым детсадом. Все было как всегда, и от этого Ника заметно воспрянула. Этого не может быть. Здесь ничего не изменилось, и Коля не мог измениться так быстро. Чушь. Ингины выдумки.Когда перебегала полосатый переход, увидела Колю. Он шел к «Васильку» привычно-пружинистой своей походкой. Руками отмахивал, будто маршировал. Нику обдало изнутри кипятком любви. Холодильник растаял. В голове утихла мина, будто испугалась.Ника подбежала сзади, сдерживая дыхание, и закрыла его глаза ладонями. Он остановился. Нику пронзил родной запах. Она прижалась щекой к жесткому драпу его пальто.— Инга?Твердое имя ее сестры в его устах получилось необычайно мягким. Нику прежде всего поразил тембр его голоса. Незнакомые интонации в нем, ласкающие слух. «Ин-га». Так, наверное, обращаются к божеству.Ладони расцепились сами собой. Раз — и упали. Коля обернулся, на его лице сияла улыбка. Это не была улыбка пионервожатого. Это была совсем незнакомая улыбка. Ника такой не знала. Наткнувшись на Нику, улыбка споткнулась и стала тихо таять, превращаясь в подобие лужи на лице.— Ника…Он смотрел на нее так, как если бы она вернулась с войны с обожженным лицом. Или на костылях. А Ника все еще не убрала с лица свою улыбку влюбленной первоклассницы. И чувствовала свои слезы — те уже были на пути к глазам. Слезы торчали в горле и парализовали возможность говорить. Дело поправила Инга. Нике не пришлось ничего говорить и ни о чем спрашивать. Она подбежала к ним и вцепилась сразу в двоих. Большей частью своего тела прильнула к Коле, а рукой трогала Никино пальто.Пока Инга бежала, с нее слетел капюшон, и ее крашеные волосы покрылись снежинками, дотронулись до Колиного лица. И он как-то привычно, непроизвольно ответил на это прикосновение — дотронулся до них носом. Это было бы незаметно со стороны, ибо не было осознанным движением. Так, невольное полудвижение. Но обостренное Никино внимание проглотило это полудвижение с жадностью голодающего.— Ника, нам нужно поговорить, — сказал Коля.Одной рукой он обнимал Ингу за талию, а другая металась между хозяином и Никой, стараясь помочь процессу общения. Будто Ника была инопланетянкой и Коля пытался наладить контакт с помощью жестов, поскольку она не знала языка. — Так получилось. Мы с Ингой любим друг друга и…Он топтался и не мог придумать, что сказать еще.Это прозвучало как «мы просим твоего благословения».Ника повернулась и потопала назад, к метро. Теперь не надо было бежать. Сразу стало холодно. И больно.Больно было всему телу, она вся превратилась в сплошной комок боли — мина таки разорвалась и разнесла в клочки все, что не было телом. Нарушились все связи.Только ее вполне здоровое молодое тело двигало ее куда-то по привычке, и она тащилась за ним, разорванная в клочки.Ноги сами привели ее в метро. «Добрынинская», «Серпуховская», «Тульская», «Нагатинская», «Нагорная», «Нахимовский проспект», дальше, дальше, до «Качалова». А потом — в обратном направлении: «Аннино», «Россошанская», «Пражская», «Южная», «Чертановская», «Севастопольская». На «Добрынинской» она вышла и пересела на кольцевую, чтобы не слышать как объявят: «Станция „Полянка“». Ей было так больно, что еще одного укола боли она бы не выдержала.Сколько кругов она намотала в подземке? Проносясь в кишках ночной утробы города, Ника потеряла чувство времени. Вагоны пустели. Вскоре в вагоне остались лишь два пассажира — она и молодой человек в очках. Ника ничего не замечала. Она пролетала в своей прострации, как кукла-цыганка в трубе мусоропровода. В реальность пришлось вернуться, когда к ней обратился попутчик:— Скоро метро закрывается, девушка.— Да?Она сделала над собой усилие и взглянула на парня в очках. По виду он мог быть как преподавателем, так и студентом. Других вариантов у Ники не возникло. Импортная дубленка и очки в дорогой оправе могли принадлежать преподавателю какого-нибудь вуза, а фирменные джинсы с потертостями были визитной карточкой всех студентов. «Москвич», — вяло подумала Ника, посмотрела на чистые белые руки парня с тонкими пальцами. Ника устало кивнула ему. Да, надо подниматься, выходить на какой-то станции и куда-то идти. Куда? Зачем?— У вас что-то случилось? — поинтересовался парень без всякого выражения в лице. «Какое тебе дело?» — хотела уж было буркнуть она, но на препирания нужны были силы. Причем такое участие Ника считала не слишком-то характерным для москвичей.Они все как-то больше в себе. «Участливы», пожалуй, бывали лишь жулики да аферисты. Так что парень или аферист, или же хороший человек, а следовательно, грубости не заслуживает.— А у вас что случилось? — вопросом ответила Ника, внутренне застегивая себя на все пуговицы.— Я с мамой поссорился, — ответил парень без всякого выражения и рисовки. Он не кокетничал и даже, похоже, не стеснялся того, что он, такой верзила, поссорился с мамой и от обиды вынужден наматывать круги в ночном метро.— И что же? Домой не пойдете? Метро ведь закроют, — напомнила Ника, чтобы не показаться совсем уж черствой.— А вы?— Меня теперь в общежитие не пустят, у нас строго, — вспомнила Ника. Она словно на миг вынырнула из короткой амнезии — вдруг вспомнила, что живет в общежитии, а там строгие правила и комендантский час. — Можно на вокзал.— вслух подумала она.Парень поморщился.Ника усмехнулась — да, на вокзалах сейчас не слишком уютно. Но ей все равно, горе раздавило ее до размеров булавки, а очкастый себя ценил, и его обида в сравнении с перспективой провести ночь на вокзале проигрывала. Вдруг под его очками появилась новая мысль.— Послушайте! Вы можете мне помочь! — заговорил он, схватив Нику за рукав. — Пойдемте к нам.— Зачем?— Видите ли, если я приду один, скандал повторится. Или, еще хуже, мама всю ночь станет демонстративно пить лекарства и вызывать «скорую». А если я приду с вами, то…— Она что же — обрадуется?— Думаю, что не очень. Зато возьмет себя в руки и ничего не станет говорить до утра.— Это почему же? — удивилась Ника. — Вы приведете человека с улицы, а она промолчит и сделает вид, что так и надо?— Мама — интеллигентный человек, — с достоинством ответил парень.«Студент», — равнодушно подумала Ника и поняла, что устала от разговора. Парня звали Игорем. Он привел ее в шестнадцатиэтажный дом где-то в районе новостроек. Пока ехали в лифте, Ника успела удивиться своему поступку, а также махнуть на него рукой. Пусть.Ей все равно, кто такой Игорь, куда он ее везет и что от нее хочет. А к тому же на лице у него было написано, что он абсолютный маменькин сынок. И от предстоящей встречи с мамой он заметно нервничал. Игорь открыл дверь своим ключом, и они вошли в освещенную прихожую. Здесь не гасили свет, вероятно, ждали его возвращения. В квартире пахло корвалолом и какой-то травой. Ника тут же услышала шаги, и перед ней появилась дама средних лет в очках.И в длинном атласном халате. Дама вошла в прихожую довольно стремительно, с открытым ртом. Но, оценив ситуацию, рот закрыла и в ответ на Никино приветствие сухо поздоровалась.— Мама, я не один, — объяснил Игорь очевидное.— Я вижу, — обиженно ответила мать.— Это Ника. Это Елена Игоревна. Знакомьтесь.Ника не знала, стоит ли протягивать руку для приветствия, потом решила, что нет, не стоит, и не стала.Лишь слегка кивнула. В ответ получила такой же полукивок.— Ника сегодня переночует у нас, — возвестил Игорь, и брови Елены Игоревны чуть дернулись.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42