Но сегодня таких людей уже не осталось. Или ты последний экземпляр? В таком случае мне просто не повезло. Но еще больше не повезло тебе. В этом не приходится сомневаться.
Он замолчал, услышав звонок телефона. Агент передал ему трубку.
– Уэйн слушает… да… – Он прикрыл трубку рукой и продолжал, обращаясь к Юреку: – У меня к тебе много вопросов. Кто ты такой, на кого работаешь, кто твои сообщники, каков ваш план, как ты смог убить Хагена в полной темноте? – Он убрал руку и ответил на вопрос, который ему был задан по телефону: – Нет еще. – Посмотрел на Юрека и уверенно уточнил: – Скоро заговорит. Очень скоро.
Уэйн положил трубку и подошел к Юреку.
– Ты военный? Киллер? Сумасшедший? – Снова сел. – Сумасшедший: разве можно рассчитывать, что, совершив такое убийство, не попадешь в наши руки. Если не сумасшедший, то самоубийца. Или мученик. – Он наклонился вперед и снял с Юрека наручники. – Вижу, тебе не интересно, что я говорю. Ладно, снимай рубашку.
Юрек не шелохнулся. Уэйн сделал знак, агенты набросились на Юрека и грубо сорвали с него одежду. На его теле отчетливо видны были следы сильного избиения, которому он подвергся накануне вечером. Уэйн с удивлением посмотрел на них.
– Следы избиения, причем недавнего, – в растерянности заметил он. – Очень странно. Тебя избивают, ты убиваешь, а потом спокойно позволяешь взять себя. Интересный тип. Даже любопытно становится. – Он снова внимательно посмотрел на Юрека. – Страшно? – И кивнул, как бы отвечая за него. – Понимаю тебя. Но не думай, будто я стану применять методы инквизиции или старого ГПУ, о котором ты, конечно, слышал… Нет, у нас нет тут колес, ремней, кольев, углей, щипцов… – Между тем один из агентов вышел из комнаты. – Мы не используем электроды, не вырываем ногти, не прижигаем яички. Мы хитрее. Наши ученые… – Он обернулся к открывшейся двери, в которой появилась медсестра с подносом в руках. – Наши ученые придумали мучительные инъекции.
Уэйн взглянул на шприцы и ампулы, лежавшие на подносе, взял одну из них и показал Юреку.
– Видишь эту серую жидкость? Она сделает тебя сумасшедшим. Никто не выдерживает. – Он вопросительно посмотрел на него. – Так будешь говорить или нет?
Юрек медленно покачал головой и произнес:
– Если можешь, подожди немного.
– Не могу.
Агенты крепко ухватили Юрека за плечи, он, впрочем, и не сопротивлялся. Медсестра перевязала ему предплечье резиновым жгутом и посмотрела на Уэйна, тот, словно зачарованный, продолжал рассматривать ампулу на свет.
– Жидкость серая, как время. Без цвета, без запаха. Мучительная инъекция.
Юрек по-прежнему сидел недвижно, сжав губы.
Уэйн знаком велел медсестре продолжать. Игла маленького шприца легко вошла в набухшую вену Юрека.
– Это в память о моем друге Фрэнки, – сказал Уэйн. – Теперь твоя очередь. Запомни, минуты сейчас покажутся тебе вечностью. Когда же надоест мучиться, дай знать. И если согласишься говорить, велю ввести антидот. Тогда сразу почувствуешь, что возвращаешься к жизни, и посмотришь на меня с бесконечной благодарностью. И заговоришь, ох, вот уж это точно – заговоришь!
Юрека положили на кушетку, связав руки и ноги.
– Да, должен предупредить, – добавил Уэйн, – антидот действует, только если его вводят в течение нескольких минут. Иначе мозг так и останется опустошенным.
В пижаме, взлохмаченный, плохо соображая со сна, американский вице-консул в Риме дотянулся до телефонной трубки и, выслушав собеседника, звонившего ему из Вашингтона, вскипел, не очень хорошо поняв, что ему говорят:
– Да что за глупости! – Продолжая слушать, он с тревогой взглянул на спавшую рядом жену. – Что? Да нет, этого не может быть! – Он сел в кровати, теперь уже окончательно проснувшись. – Да, конечно, заместитель государственного секретаря… Никаких осложнений… Сейчас же позабочусь.
Он положил трубку и вздохнул, понимая, что спать больше не придется. Неприятность, похоже, была весьма серьезной. И как раз в отсутствие посла. Он сунул ноги в домашние туфли и машинально взглянул на портрет президента Соединенных Штатов, висевший на стене.
В это же время пожилой коренастый человек с серыми, коротко постриженными волосами, военный советник советского посольства в Риме, вошел в кабинет, застегивая пиджак. За столом сидел чиновник, говоривший по телефону, явно робея, потому что звонок был из Москвы.
– Да… да… да…
Военный советник выхватил у него трубку:
– Григорий, это я… Не понял, повтори… – Он выслушал и вздрогнул, с испугом посмотрев на чиновника, который словно окаменел, глядя на портрет Брежнева, занимавший полстены.
Боль была нестерпимой. Словно ввинчивали в мозг толстый винт. Глаза Юрека остекленели, изо рта пошла пена, он с трудом дышал. Тело его содрогалось в конвульсиях, отчаянно пытаясь высвободиться, щиколотки и запястья кровоточили. Он издавал негромкий, непрекращающийся стон. Снова конвульсии, снова нестерпимая боль, но немного другая, на какое-то мгновение она сменилась облегчением, ясностью сознания. Он увидел склонившиеся над ним искаженные лица медсестры и Уэйна.
– Видишь меня? Узнаешь? – закричал Уэйн. – Да, возвращается сознание, сейчас ты еще способен соображать. Так что давай поговорим. Скажи мне, кто ты.
Юрек обливался потом и лихорадочно мотал головой:
– Хватит. Хватит.
– Откуда ты взялся? Тебе платят или работаешь за идею?
Взгляд Юрека попытался задержаться на лице медсестры: совсем юное, миловидное, отстраненное, профессионально бесстрастное. Прядь рыжих волос выбилась из-под белой шапочки.
– Помогите мне… Еще время… время… время… Мучительно страдая от нестерпимой боли, Юрек бредил, его мозг отчаянно хватался за повод: время. Он ожидал чего-то, что должно было произойти со временем.
– Скоро закончится. Как только пожелаешь, – сказал Уэйн, тоже весь в поту. – Зависит от тебя, только от тебя. Как тебя зовут? Имя?
– Время… время…
– Как ты прошел в аэропорт? Как смог прицелиться в Хагена в темноте? Кто послал тебя? Какова политическая цель твоего преступления?
Юрек передернулся в конвульсиях, словно от электрического разряда. Его мокрое от пота лицо, исказившись от боли, превратилось в жуткую, чудовищную маску, на которую невозможно было смотреть.
Уэйн не дал ему передышки.
– Я знаю, что сейчас ты понимаешь меня. Решайся наконец отвечать, а то будет поздно. Видишь? – Он указал на поднос со шприцем и ампулами, стоявший рядом, на стуле. – Тут и начало, и конец. Могу удвоить дозу, и твой мозг взорвется, превратишься в хлам, в разбитую куклу. Или же введу антидот, тогда ты свободен и счастлив. У тебя только одна жизнь, чего ты медлишь?!
Юрек сжал губы и, мыча, несколько раз покачал головой.
– Да ты, я вижу, твердый орешек. Ладно, пойдем до конца.
Зазвонил телефон. Юреку звонок показался необычайно громким, и звучал он все громче и громче, пока не сделался нестерпимым, режущим и острым.
Среда, 15 ноября
В холодном и строгом помещении архива Министерства обороны за столом, заваленным бумагами, сидел полковник Танкреди. Еще более осунувшийся, с черными кругами под глазами, он изучал какие-то документы. Зазвонил телефон.
– Да, – ответил Танкреди. – Пусть немедленно идет сюда. – Задумчивый, озабоченный, он тяжело поднялся с места. За окном едва брезжил рассвет нового дня, приготовившего полковнику слишком много проблем.
Стены архива сплошь, до самого потолка, были уставлены картотечными ящиками и стеллажами с папками. Танкреди отыскал нужную папку в разделе на букву «Р», отнес ее на стол и раскрыл. И сразу же его внимание привлек листок бумаги с отпечатками пальцев.
Дверь открылась, в комнату решительными шагами вошел капитан Коссини и, остановившись по стойке смирно, отдал честь.
Танкреди ответил ему неопределенным жестом и заметил:
– Быстро, ничего не скажешь. Из постели сюда всего за несколько минут…
– В вашем распоряжении, полковник.
– Я прочитал ваш рапорт командованию по поводу похищения Сони Рудинской. Мне нужны все подробности.
Коссини встревожился:
– Что случилось? Он умер?
– Рудинский стрелял в агента ЦРУ.
– Не понимаю, – сказал Коссини, совершенно ошеломленный этим известием.
– Все, о чем мы сейчас с вами говорим, государственная тайна.
– Государственная?
Танкреди кивнул.
Коссини ответил:
– Конечно. Можете рассчитывать на меня, полковник.
– Граф Рудинский ваш личный друг?
Коссини поколебался.
– Да, но…
– Его допрашивают. Он молчит.
– Кто допрашивает?
– Друзья, – объяснил Танкреди, отводя взгляд. – Люди, которые умеют заставить заговорить кого угодно. Но только не его. Пока. – Он посмотрел за окно. – Плохая ночь. Плохой день. – Взял папку с письменного стола. – Я выяснил, кто он, благодаря отпечаткам пальцев. Буквально только что. Просто повезло. Потом я нашел ваш рапорт, капитан. Странное совпадение: похищение ребенка и жертва, которая становится убийцей.
– Рудинский не убийца.
Танкреди принялся листать бумаги.
– Роясь в архиве, я нашел два рапорта, касающиеся него. Поправьте меня, если моя информация неточна. – Он продолжил, листая бумаги: – Поляк, граф, беженец. Лишен земельных владений коммунистами. Морской офицер, демобилизован в Англии… – Заметив, что Коссини утвердительно кивает, продолжил перечисление: – Отказался вернуться на родину. Судимостей нет. Жалкое существование на весьма скромные средства Антикоммунист, но не занимается политикой. – Он снова взглянул на Коссини. – Незадолго до рождения Евы переезжает из Англии в Италию. Чтобы получить средства к существованию, поставляет спиртное в посольства. Полиция закрывает на это один глаз или даже оба. Имеет вид на жительство, поручительство семьи Гузман. Поддерживает некоторую связь с черной римской аристократией. Финансовая полиция подозревает, что он незаконно продает иногда несколько ящиков виски своим итальянским друзьям… Бутлегер… – Он закрыл папку и пристально посмотрел на Коссини. – Вам тоже продавал?
Коссини покраснел:
– Да, синьор полковник.
Танкреди поднялся из-за стола и подошел к Коссини.
– Вы знали, что наша контрразведка заинтересовалась им и хотела бы сделать из него информатора?
– Об этом он ничего не говорил мне.
– На ваш взгляд, он мог бы принять подобное предложение от какого-либо другого государства? И от какого?
– Меня бы это очень удивило, – ответил Коссини, размышляя. – Юрек граф, особый человек.
– Особый. Почему?
– Он… он очень одинокий. Живет уединенно, замкнувшись в несуществующем мире, вне всякой реальности. Это знатный синьор, настоящий аристократ. Самый нищий из всех аристократов, каких я когда-либо знал, но я никогда не слышал от него ни единой жалобы.
Танкреди усмехнулся:
– Думаю, однако, что как раз сейчас он весьма даже готов пожаловаться, если не застонать, и не без основания.
Было еще очень рано, только-только всходило солнце, появившись над деревьями огромным красным шаром. Где-то вдали пропел петух. Кругом царили тишина и спокойствие.
Шабе разбудил Соню, и она протирала глаза, стараясь отогнать сон. Когда девочка оделась, он вывел ее из дому, усадил в свой «мерседес», сел за руль и включил двигатель. На пороге дома появились Мерилен и Контатти.
«Мерседес» медленно проехал по одной из узких улочек в центре города, пустынной в этот час, и остановился метрах в пятидесяти от площади, где дежурила «альфетта» карабинеров.
Оставаясь за рулем, Шабе посмотрел на полусонную девочку:
– Вот, Соня, ты и приехала.
Он потянулся и открыл дверцу машины с ее стороны. Девочка в растерянности осмотрелась:
– А где же папа?
Шабе указал ей на машину карабинеров на другой стороне площади:
– Видишь вон ту машину с синей мигалкой на крыше? Иди к ним, скажи, кто ты, и тебя отвезут к папе.
– А кто они такие?
– Полицейские. Они вооружены, умны, и им все известно. Ты знаешь капитана Коссини?
Соня кивнула, и Шабе подмигнул ей:
– Скажи полицейским, что он твой друг и что папа с ним.
– Это правда?
Шабе подтолкнул ее к выходу:
– Конечно правда. Ну давай, иди. Быстро!
Девочка вышла из машины.
– Беги.
Соня обернулась к старику и лукаво улыбнулась:
– Мы еще увидимся?
– Конечно. А теперь беги, не то я рассержусь.
– Какой ты нехороший! – воскликнула Соня и засмеялась, а Шабе притворился, будто сейчас бросится ловить ее. Соня побежала через площадь, но вскоре остановилась, словно хотела продолжить игру.
Шабе включил заднюю передачу, нажал на газ, развернулся и умчался.
Соня махнула ему на прощание и побежала к «альфетте» карабинеров.
Черный от злости, Уэйн шагал взад и вперед по залу совещаний фирмы «Шаффер amp; Сыновья», держа во рту незажженную сигарету. Меддокс ходил за ним следом, готовый зажечь ее.
– Это непонятно! Непонятно! – повторял Уэйн сквозь зубы.
– По мнению карабинеров…
– Да кто такие эти карабинеры? Что они знают?
Он остановился и зажег сигарету с помощью спички, игнорируя яркий огонек зажигалки, предлагаемый Меддоксом.
– Кто он такой? И вдруг узнаем с помощью отпечатков пальцев, что этот человек иностранец, проживающий в Италии!
Меддокс указал на соседнюю дверь:
– Как он сейчас?
– Готов. Но пытаемся вернуть его в этот мир.
– Антидотом?
– А что мне оставалось делать? Он произнес только одну фразу: «Буду говорить, если кое-что произойдет». А тут еще вдобавок похищенная девочка! Мелодрама, Меддокс, самая настоящая мелодрама!
Меддокс задумался:
– Значит, его шантажировали, вынудили!
– Похоже, парень. Очень похоже.
Зазвонил внутренний телефон, и Уэйн поспешно взял трубку.
– Приехали.
Вскоре в дверях появилась маленькая, оробевшая Соня, державшая за руку капитана Коссини, за ними Танкреди и Дейв Гаккет. Дейв обменялся с Уэйном выразительным взглядом и прошел в соседнюю комнату.
Уэйн наклонился и ласково потрепал девочку по щеке:
– Чем тебя угостить, прелестное создание? Или, может быть, хочешь пить? – Не ожидая ответа, он обратился к Меддоксу: – Угостим ее чем-нибудь. Чашка шоколада найдется?
Меддокс достал из кармана плитку шоколада. Уэйн метнул на него сердитый взгляд:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32