Впрочем, ты получишь двести пятьдесят. Да если шеф прослезится в приступе благородства, еще сотню накинет.
Андрей отозвался не сразу.
– Очевидно, мы говорим на разных языках. Ты в этой экспедиции видишь возможность получить сто семьдесят целковых, а я – нечто большее. А потому прекратим дебаты. А на Сосьву все-таки пойдем – это ненамного труднее, чем вернуться назад, в Приуральский, – мы уже слишком далеко ушли. А так как я не могу заставить тебя работать больше, чем на сто семьдесят целковых, то можешь не ходить на измерения. Это будет по меньшей мере справедливо – ведь я получаю на целых восемьдесят рублей больше, чем ты.
– Решил глоткой взять? – усмехнулся Валентин.
– Нет, – сказал Андрей, – просто вношу ясность.
– Смотри не промахнись...
– Хватит, доктор, наговорились, – Андрей поднялся.
– Ну-ну, – протянул Валентин.
А когда укладывались спать, он сказал Николаю:
– И все-таки надо идти назад. Завтра мы заставим его сделать это. Я не собираюсь уродоваться здесь ради его прекрасных идеалов. Ты-то как?
– Посмотрим, – сказал Николай.
Ночью ушел Харлампий. Ушел тихо, воровато, вытащив из рюкзака Валентина банку тушенки и десятка полтора сухарей. Утром на его месте нашли записку – несколько неровных корявых строчек: «Ухожу домой. Подыхать здесь не хочу, а если вы пойдете дальше – пропадете как пить дать. Пока не поздно, возвращайтесь».
Андрей внимательно прочел записку, негромко сказал:
– Так...
Бережно расправил смятую бумагу, спрятал в карман и спокойно, словно ничего не произошло, сказал:
– Давайте собираться. Позавтракаем на Толье.
Валентин хотел что-то сказать, но только махнул рукой и стал сворачивать палатку.
Они довольно быстро спустились к Толье. Речонка эта оказалась узенькой, словно ручеек, но бурливой и злой. О том, чтобы идти по ней на плотах, нечего было и думать.
После завтрака Андрей и Олег ушли с гравиметром на перевал, а Валентин отправился на охоту. Вернулся он скоро, с пустыми руками, даже ни разу не выстрелив.
– Что так быстро? – спросил Николай.
– А, – в сердцах махнул рукой Валентин и зябко поежился. – Ни одного голоса птичьего даже не слышал. Попрятались все, что ли? Или вообще здесь ничего не водится? Да и не удивительно, если так, тайга здесь как тюрьма, черным-черна. Вроде преисподней, и болота кругом. Уходить надо, Колька, – тоскливо добавил он. – Прав Харлампий – пропадем здесь. Вот-вот холода начнутся – тогда совсем загнемся.
– Ты прав...
– Слушай, я вот что надумал. Этого фанатика не переубедишь. Надо уйти, и все.
– Бросить их? – сердито сказал Николай. – Не выдумывай.
– Да не бросить. Уйдем и скажем, что будем день ждать их на перевале. Вот увидишь, придут как миленькие.
– А если нет?
– Да куда они денутся?! Вдвоем же не пойдут. К тому же им придется бросить магнитометрию, тогда поневоле придется вернуться.
– Андрей говорил, что магнитометрия не так уж важна, главное – гравика.
– А чего там, главное, не главное. Не пойдут они одни, не сумасшедшие же они в конце концов? Вернутся сразу же, потом еще и спасибо скажут.
Николай подумал и согласился:
– Ладно. Только если не вернутся, пойдем обратно.
– Хорошо, хорошо, – с облегчением сказал Валентин; он явно не верил в то, что Андрей пойдет дальше.
На следующее утро Валентин сказал Андрею:
– Разговор есть, Шелест.
– Опять? – прищурился Андрей.
– Да, опять, – зло сказал Валентин. – Дело слишком серьезно. Ты не имеешь права один решать судьбу отряда. В таких случаях каждый волен решать сам за себя, если уж ты не хочешь прислушаться к голосу благоразумия; так вот – или мы уходим все вместе, или...
– Что – или? – жестко глядя на Валентина, спросил Андрей.
– Или мы уйдем вдвоем.
– А-а, – протянул Андрей и спокойно добавил: – Ну что ж, идите. Забирайте одну палатку, спальный мешок, разделите продукты и валяйте.
Он отвернулся и стал укладывать рюкзак.
На Николая он даже не взглянул. Валентин миролюбиво сказал:
– Слушай, Шелест, брось валять дурака...
– Я же вам сказал – идите, – бросил Андрей, не оборачиваясь. – Что еще?
– Будь хоть ты поумнее, Олег.
– Может быть, потрусливее? – насмешливо сказал Олег.
– Вот как?..
– Да, так, – отрезал Олег.
В глазах Валентина сверкнуло бешенство. Он взял свой рюкзак, бросил Николаю:
– Собирайся.
Тот не пошевелился.
– Ну, ты идешь или нет?! – заорал Валентин, выходя из себя.
– Да, – ответил Николай.
В гнетущем молчании они собрали свои вещи. Постояли.
– Мы уходим, – отрывисто сказал Валентин. – Будем ждать вас на перевале до двух часов завтрашнего дня.
– Не стоит терять время, – сказал Андрей.
– Ну, это мы еще увидим, кто потеряет больше времени. А теперь пока.
– Пока, – безразлично отозвался Олег. – Привет супруге.
Валентин передернул плечами и пошел вперед, Николай – за ним.
Непривычно тяжелым казался Николаю рюкзак, пригибавший его к земле, и каждый шаг давался с неимоверным трудом. То, что они делали сейчас, было похоже на предательство. Они оставляли двух человек, которые пойдут вперед. Оставляли только потому, что не могли понять, почему они делают это.
Почему?
«Хотел бы я знать, о чем ты сейчас думаешь, Валька, – размышлял Николай. – Жаль, что я не вижу твоего лица – ведь ты идешь впереди. Ты всегда шел впереди меня – все двенадцать лет, что мы знакомы с тобой. Ты считаешь, что так и должно быть, и даже меня ты почти убедил в этом. Я молчаливо признавал твое превосходство и не часто возражал тебе. Я знаю – ты умнее, талантливее меня, и характер у тебя посильнее. И в общем ты хороший друг. Но признаться тебе, Валька? Я начинаю жалеть, что у меня так много общего с тобой, а не с этими двумя парнями. Может быть, они слишком безрассудны и я плохо понимаю их, но мне нужно было остаться с ними, а не идти с тобой. Ведь они не повернут назад, и тогда то, что мы сейчас делаем, окажется настоящей подлостью. Но этого, к счастью, не будет. Я пойду с тобой до перевала, но мы не будем ждать до двух часов, а отправимся завтра утром и уже к вечеру встретимся с ними. И мы пойдем вместе, хотя ты очень самолюбив и не привык проигрывать. Но эту партию ты уже проиграл; когда Андрей сказал „идите“, он объявил тебе мат. Тебе остается только убедиться в этом... Ты проигрываешь в любом случае – и если пойдешь со мной и если отправишься один к Илычу. Впрочем, один ты не пойдешь – ты достаточно умен, чтобы не делать таких глупостей. И ты не настолько смел, чтобы одному отважиться на такой путь. Ты мог бы сделать это сгоряча, но у тебя будет достаточно времени, чтобы подумать. А о чем ты думаешь сейчас? Наверное, о том, что вечером они придут на перевал и мы все вместе вернемся к Илычу. Ты уже готов праздновать победу. Но они не придут. Я понял это, когда услышал, как Андрей сказал это слово: „Идите“. И если я все-таки пошел с тобой, то только потому, что мне стало жаль тебя. А ведь раньше мне и в голову не приходило, что тебя можно жалеть. Ведь ты сильный, и здесь, в тайге, я еще раз убедился в этом. Тебе не хотелось идти вперед еще там, в устье Илыча, – ты понял, что прогулка не получается, а тяжелый труд вовсе не входит в твои намерения, ведь ты ехал отдыхать. Но ведь ты шел... А сейчас ты мог сделать большую глупость и уйти один, и поэтому я пошел с тобой. Ведь ты дьявольски самолюбив. Тебе надо свыкнуться с поражением. Что ж, для этого у тебя будет время. Почти целый день и целая ночь. Но если и завтра утром ты будешь настаивать на своем – берегись! Тебе придется одному выбираться отсюда. Я предпочитаю...»
– Почему ты молчишь?
Валентин так резко обернулся, что Николай чуть не налетел на него.
– А ты что-нибудь сказал?
Валентин усмехнулся.
– Ничего. Я только хотел сказать, что терпеть не могу самонадеянных петухов, которые воображают, что все остальные должны жить по их уставу. Кажется, ты раскаиваешься, что пошел со мной, и готов обвинять меня. Так вот, можешь вернуться, мы еще недалеко ушли. Я и один как-нибудь доберусь...
И он опять зашагал вперед, Николай – за ним...
Вечером Андрей и Олег не пришли.
На рассвете Николай разбудил Валентина.
– Собирайся, надо идти, – сказал он.
– Куда?
– К ним, на Толью.
– Еще рано. К двум часам они придут сюда.
– Они не придут.
– Придут.
– Сворачивай палатку, Валя.
Валентин не двинулся с места.
Николай вылез наружу и выдернул колышки. Палатка повисла на стойках. Валентин выбрался, свернул спальный мешок, палатку, затолкал все в рюкзак. Николай пошел вперед, не оглядываясь.
На вчерашней стоянке они нашли только кучки золы и мусора. Николай пошел вниз по реке, почти не задерживаясь, и тут же обнаружил, что на берегу нет никаких следов. Николай вернулся к стоянке и сразу понял, в чем дело, – следы были на другом берегу, и уходили они в сторону от Тольи, на юг.
«Значит, они изменили маршрут и пошли прямо по тайге, но почему?»
– Ты помнишь карту? – спросил он Валентина.
– Нет.
Николай тоже не мог вспомнить, что было южнее Тольи. Что заставило их изменить направление? Ведь идти прямо по тайге труднее. Он ничего не мог придумать и решил пойти по следам. Валентин неохотно плелся следом, но на него Николай уже не обращал внимания. Они несколько раз теряли следы, возвращались назад, и, наконец, следы привели их к болоту. И здесь уже окончательно исчезли.
Николай сел на поваленное дерево и в отчаянии огляделся. Было сумрачно и очень сыро. Болото негромко дышало гнилью и застоявшейся водой. И в этой вонючей жиже исчезали следы двух человек.
Николай повыше подтянул бродни. Валентин тронул его за руку.
– Не дури, Николай. Их уже не найдешь. Карты у нас нет, а ты же знаешь, что на болотах по прямой не ходят. И ничего с ними не случится.
Николай ничего не сказал ему и шагнул в жидко-зеленую грязь и тут же провалился по пояс. Забрал влево, потом вправо, потом опять влево. Несколько раз пришлось возвращаться. Он остервенело лез вперед, словно жизнь его зависела от того, пройдут они это болото или нет. Валентин покорно шел следом и молчал.
Болото они не прошли.
Они сидели на крошечном травяном островке, вслушиваясь в глухое чавканье и бормотанье, доносившееся со всех сторон.
Николай посмотрел на Валентина – тот сидел, низко опустив на руки кудлатую голову.
– Сволочь, – сказал Николай и, когда Валентин поднял голову, повторил, глядя в его красивое, заросшее черной курчавой бородкой лицо: – Сволочь. Самая натуральная, в масштабе один к одному, как ты любишь выражаться. Ну и я тоже, конечно, падло.
Валентин жалко сморщился и опустил голову на руки.
Николай вскинул двустволку и выстрелил вверх – сначала раз, потом другой. Дико захохотало и заухало эхо, вернулось, заплуталось где-то рядом, насмешливо выдохнуло ему в лицо:
– Сволочь.
– Сволочи, – пробормотал он.
43
Потом Андрей думал – надо было попросить их остаться. Надо было найти какие-то слова и убедить их, что они могут и должны идти вперед.
Надо было...
А он отвернулся от них и стал укладывать гравиметр в рюкзак.
Он не верил, что они уйдут. Не верил, потому что это было бы преступлением.
Четыре человека остались одни в пустыне, и каждый из четырех был в ответе за жизнь остальных. Андрей знал, верил, что иначе не могло и быть. А двое заявили, что они в ответе только за самих себя, и решили уйти.
– Они ушли, – сказал Олег.
Андрей промолчал.
– Ты слышишь? – спросил Олег.
– Да, – сказал Андрей. – Они ушли. И что же?
– Как твои ноги?
– Хорошо.
– Будто бы?
– А что? – Андрей критически оглядел свои ноги и улыбнулся. – Отличные ноги. Они меня не подведут.
Олег понял, что ничего не должен сейчас говорить. Здесь, в тайге, они вообще мало разговаривали. Они были слишком заняты и слишком уставали. Да и не было нужды в этих разговорах – каждый знал, что другой всегда рядом и никогда не оставит его. А сейчас Олег боялся, что одно нечаянное слово может выдать его страх. А ему было страшно, очень страшно, несмотря на его насмешливый тон и бодрый голос. Он не хотел признаваться себе в этом, пока не понял, что Николай и Валентин действительно уходят.
– Иди-ка сюда, – позвал его Андрей.
Олег подошел. Андрей показал ему карту.
– Кажется, мы можем сократить путь. Если идти по Толье, будет сто километров с лишним. А если на юг, в верховья Маньи, и по ней добираться до Няксимволя – не больше восьмидесяти пяти. А в Няксимволе тоже есть опорная точка. Какова идея, а?
– Но ведь придется идти через болото.
– Проходимое болото.
– Ну что ж, пойдем на Манью...
Андрей посмотрел на него и улыбнулся.
– Помнишь, мы когда-то мечтали попасть в тайгу? Может, в самом деле все мечты сбываются?
– Нашел чему радоваться, – хмуро сказал Олег.
– А почему бы и нет?
Олегу было не до веселья... Андрей уже давно хромал, и кто знает, сумеют ли они одни добраться до людей. И даже сказать об этом нельзя – ведь он и сам все видит...
Они спрятали магнитометр, немного постояли, прежде чем уйти. Было ясно и солнечно. Потом они перешли Толью и вступили во мрак. Небо и солнце остались где-то далеко, тайга обступила их со всех сторон...
Болото оказалось глубже, чем показывала карта. Трижды в тот день им пришлось перейти его. Заночевали они в сырой низине, под покровом двух огромных лохматых елей. И кажется, еще ни разу не казалась Олегу тайга такой зловещей, как в тот августовский вечер. Словно болото отрезало их от всего мира...
Подходил к концу тридцать шестой день их пути в неизвестное, и с этого пути уже некуда было отступать.
...Через три дня они дошли до верховьев Маньи. На последнем переходе Андрей уже не смог пойти с Олегом в обратный рейс. Каждый шаг давался ему с мучительным трудом, и Олег заставил его отлежаться. К вечеру, когда он вернулся, Андрею стало лучше, но на следующий день Олег все-таки решил пойти один. Ушел он рано утром, когда Андрей еще спал.
Это был несчастнейший день. Еще с ночи зачастил мелкий, настоящий осенний дождь, и зарядил основательно, дня на два, на три. Было очень холодно, Олега с самого утра знобило – во время мытарств в болоте он изрядно простыл, – и при одной мысли о том, что придется лезть в воду, он уже начинал коченеть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26