Небо было мутное, и грязное, и очень низкое, и ясно было, что полет не разрешат, но я все-таки встал и отправился на метеостанцию. Разумеется, там мне сказали «нет», и я вернулся в общежитие и опять лег, но уснуть не удавалось, и я дождался восьми часов и пошел в столовую.
Я доедал скверные рыбные котлеты, когда вошел Калитин и сел за мой столик.
Он кивнул на окно:
– Ну, что скажешь?
– Что сегодня тринадцатый день, как они ждут помощи.
Калитин сердито громыхнул стулом и пошел выбивать чеки.
После завтрака я потолкался в зале ожидания и пошел в диспетчерскую. Там был только Калитин. Он удобно устроился на мягком диване и просматривал древнюю замусоленную подшивку «Крокодила». Меня он как будто и не заметил.
Я стал смотреть в окно и тихонько барабанить пальцами по столу. Потом посмотрел на Калитина. Он отшвырнул журнал и поморщился.
– Слушай, друг ты мой разлюбезный, шел бы отсюда куда-нибудь подальше, а? Не висни ты у меня над душой – мне и без тебя тошно. Пойми, наконец, что я не бог, а всего-навсего уездный вертолетчик...
– Я же ничего не говорю тебе.
– Не говоришь! – вскипел Калитин. – Да ты просто орешь своими диоптриями! Ведь с твоей рожи можно писать икону Пафнутия Громовержца и выставлять для устрашения в датский парламент!
– А почему в датский? – спросил я.
Он озадаченно посмотрел на меня.
– А черт его знает... Ты думаешь, в Дании парламента нет?
– Не знаю.
– Тогда какого дьявола спрашиваешь, – огрызнулся он и снова уткнулся в журнал. А через минуту, взглянув на меня, он вскочил с дивана, высунул голову за дверь и рявкнул:
– Механик! Механик, чтоб тебя...
Механик явился через десять секунд.
– Немедленно приготовить машину к полету!
– Но... как же погода? – робко спросил механик.
– Какая там, к чертовой матери, погода! – рассвирепел Калитин. – Где ты видишь погоду? И кто тебе сказал, что на этом паршивом Севере бывает погода?! Выполняйте приказание!
– Слушаюсь! – вытянулся механик.
– А ты чего сидишь? – накинулся Калитин на меня. – Или ждешь, когда начнется всемирный потоп? Собирайся, да поживее!
– Слушаюсь, – сказал я, стараясь скрыть улыбку.
Едва мы поднялись в воздух, как земля исчезла и остался только рев двигателя и что-то белое и мокрое за стеклами кабины. Я так и не понял, каким чудом Калитин вывел машину точно на устье Шантыма, – я знал, что вертолет не приспособлен для слепых полетов. Мы сделали круг, и перешли на бреющий полет, и медленно скользили над самой рекой, черной и гладкой сверху. Машина казалась легкой и послушной, но я видел очень прямую спину Калитина и его затылок и чувствовал, насколько это тяжело – вести вертолет вот так, едва не задевая вершины деревьев. И вдруг вертолет выпрыгнул из этой мглы прямо на солнце, и оказалось, что впереди нет ни одной тучи, и через несколько минут я увидел наш лагерь.
МИ-1 с трудом присел на узкую галечную отмель, ступив одним колесом в воду и чуть наклонившись, и я открыл дверцу и выпрыгнул из кабины, не дожидаясь, когда остановится двигатель.
Шесть человек встречали меня.
Сергей стоял у палатки, тяжело навалившись всем телом на палку, словно боялся, что земля вырвется у него из-под ног.
Я сказал ему: «Идем, надо торопиться», – и взял его под руку, но он молча отстранился и сам пошел к вертолету. И уже в кабине приказал мне:
– Если будет трудно, возвращайся. И если станет совсем плохо, брось все, – он с озлоблением выругался, – и возвращайся, даже если тебе покажется, что ты у цели.
– Хорошо, – сказал я ему. – Я вернусь. Из Хулимсунта.
Пять человек стояли поодаль и смотрели на нас, но никто не подходил ближе.
– Надо лететь, – сказал Калитин.
– Сейчас, – сказал я и снова повернулся к Сергею. – Возьмешь с собой Тиунова, он мне не нужен.
Сергей внимательно посмотрел на меня и кивнул. Я подошел к Вальке:
– Быстро собирайся, полетишь вместе с шефом.
Он растерянно взглянул на меня и не нашел, что сказать.
– Ну, живее. Не тяни время. Я и так знаю, что ты ждешь не дождешься, когда выберешься отсюда, – добавил я со злостью.
Он исподлобья смотрел на меня.
– А почему это я должен лететь с ним?
– Хотя бы потому, что ты мне не нужен, а в вертолете есть свободное место.
– Я тебе не нужен? – медленно повторил он и покраснел. – А почему именно я тебе не нужен? А может быть, я кому-то другому нужен, или тебе еще кто-нибудь не нужен, или ты сам кому-нибудь не нужен, мне, например?
– Ну хватит, – сказал я. – Собирайся.
Он вдруг закричал, подавшись ко мне:
– А я плевал на тебя и на твои приказания! И на твою экспедицию тоже! Плевал! Да, мне и самому неохота оставаться здесь, но я никуда не полечу и пойду за тобой! Потому что ты такой же трус, как и я и все остальные, но ты умеешь притворяться и прятаться за высокими словами, а я не хочу делать этого! И я пойду за тобой, чтобы увидеть, как ты струсишь и завоешь от страха! Ведь ты через два-три дня повернешь обратно, и вся эта комедия нужна тебе для того, чтобы набить себе цену. Как же, начальник экспедиции! А я плевал на тебя, да, плевал!
Ему очень хотелось ударить меня, и он сцепил руки перед собой и весь трясся от злобы и кричал.
И тогда я сам ударил его.
Я бил Тиунова, маленького человечка, корчившегося от приступа злобного бешенства, и было так, словно призрак, долгие годы маячивший где-то в стороне от меня, вдруг встал прямо передо мной и протянул ко мне свои длинные цепкие пальцы... Я увидел его неподвижное лицо с пустыми глазами и презрительной усмешкой, лицо собственника своего драгоценного «я», и это «я» перевешивало тяжесть всей планеты и превратило солнце в крошечный холодный кружочек, согревающий только эту гнилую душу.
И я ударил по этому лицу.
Валька зажмурился и замотал головой, струйка крови поползла по его подбородку, и он заплакал и потом долго укладывал свой рюкзак, а мы все стояли вокруг него и молчали, никто не догадался помочь ему.
Олег подошел ко мне и сказал:
– Здоро во, что ли?
– Рот Фронт, старина...
Вертолет расправил лопасти. Прежде чем оторваться от земли, Калитин поднял руку, обтянутую черной перчаткой, и отсалютовал сжатым кулаком.
42
Шесть пар угрюмых глаз следили за тем, как исчезает в небе зеленая точка.
Валентин поднял воротник куртки, с усмешкой сказал Андрею:
– Ну, вождь, командуй... Веди нас к сияющим победным вершинам Великого Шантыма...
И выругался затейливым многоэтажным матом, которому он научился у печорских пьяниц. Вечером, за ужином, Андрей сказал:
– А у меня, ребята, новость есть...
И замолчал, сосредоточенно выскребывая миску.
– Какая? – не выдержал Николай.
– Запущен спутник с человеком.
Олег поперхнулся, а Валентин недоверчиво переспросил:
– Спутник?
– Да, и даже два.
– Два?! – Валентин изумленно поднял брови. – И только сейчас ты говоришь об этом?
– Ну да...
Валентин бросил ложку.
– Господи, что за идиоты обитают в этом Московском университете...
Андрей улыбался.
Валентин с недоумением смотрел на него. И вдруг расхохотался.
Утром тридцать четвертого дня, в десять часов двадцать три минуты, они увидели Сибирь. Она открылась как-то вдруг. Горы в этом месте круто обрывались, и странно было видеть внизу темные облака, а прямо перед собой – огромное холодное солнце, расплывшееся в туманной мгле. Восточный ветер донес до них влажное дыхание тайги.
Они молча стояли над обрывом. Они так устали, что долгожданные минуты не принесли им радости. Потом Николай вскинул ружье и грохнул сразу из обоих стволов. Густой звук покатился по пустому небу и тут же вернулся, отброшенный соседней горой.
Андрей сказал:
– На этом торжественную часть разрешите считать закрытой. И давайте приниматься за дело. Олег и Николай – вниз с гравиметром, остальные – искать тайник...
Николай поежился. Ему очень не хотелось идти, но идти надо было, и чем быстрее, тем лучше, – на хребет надвигались тучи.
– Пошли, что ли? – спросил он Олега.
– Да, сейчас, – ответил Олег, оглядываясь на Сибирь и надевая рюкзак.
И вдруг он улыбнулся. Николай с недоумением посмотрел на него. Чему он радуется? Странный все-таки парень. Николай пожал плечами, взял свою двустволку и зарядил ее. Поглядел на небо – оно не обещало ничего хорошего. Значит, опять целый час придется сушиться, и раньше одиннадцати, конечно, не ляжешь. Правда, сегодня можно будет как следует поесть и даже выпить – шеф говорил, что в тайнике есть две бутылки спирта. Если, конечно, удастся найти тайник. В этих зарослях можно пройти в двух шагах от него и не заметить. Но все это будет вечером, а пока надо пробираться через этот вселенский хаос, где того и гляди свернешь себе шею... Если они придут на точку за три часа, будет просто здорово. И к каким только хитростям ни прибегаешь, чтобы хоть немного обмануть себя... Ведь ясно, что за три часа не дойти, но ведь тогда можно начать считать сначала, и уж точно останется меньше трех часов...
Николай шел впереди и иногда останавливался, чтобы не отрываться от Олега. Олег все-таки устает больше, чем он, больше, чем Валентин и Харлампий. Он почти все время идет с гравиметром и только на сравнительно ровных участках отдает его Николаю. «Не доверяет? – подумал он. – Возможно... Если разобьется эта кастрюля, придется повернуть назад. Одно неверное движение – и все. Как просто...» И Олег сам несет гравиметр почти всю дорогу. Андрей делает так же, когда идет в рейс, а Харлампий вообще не ходит – уж тот наверняка сделал бы это одно неверное движение...
– Николай, возьми рюкзак.
«Итак, мне оказано высочайшее доверие... Ну что ж, понесем... Скользкие камни, течение, сбивающее с ног, поваленные деревья, заросли и опять камни. Когда господь бог творил эту часть света, он определенно был пьян... Одно неверное движение – и все. Десять дней на то, чтобы выбраться отсюда. И Москва. Ведь нас ни в чем не упрекнут... Скала, почти отвесно уходящая в воду. Самое опасное место...»
Николай подумал, что Олег сейчас возьмет рюкзак, и остановился, но Олег посмотрел на него и ничего не сказал. Николай шагнул в воду и стал осторожно пробираться боком, цепляясь за расщелины. А когда почувствовал, что нога начинает скользить, быстро развернулся и стал падать лицом вниз, выставив вперед руки... Слава богу, проклятая суповка цела, и можно идти дальше.
Скорость – девятьсот метров в час. Четыре километра за четыре с половиной часа. Тучи уже давно закрыли все небо, но дождя все нет и нет. Значит, польет надолго. И когда дождь начался, они не стали прятаться под деревья, а пошли дальше.
Плащи намокли, отяжелели, тянут вниз, и кругом вода – вверху, внизу и со всех сторон. И кажется, что сама земля превратилась в воду...
Когда они вернулись в лагерь, там еще никого не было. Они развели под деревьями костер, обсушились; уже давно стемнело, перестал дождь, а трое все еще ходили по тайге и искали тайник.
Первым вернулся Харлампий, брякнул оземь ружьем, стащил сапоги, намокшую одежду, тоскливо и злобно выматерился в темноту; следом за ним – Валентин. Через полчаса пришел и Андрей.
Они молча поужинали холодной тушенкой – никому не хотелось возиться с варевом. Пять человек сидели вокруг костра, молчали и не смотрели друг на друга.
Валентин выплеснул в огонь остатки жидкого кофе, взглянул на Николая и повернулся к Андрею.
– Ну что, будем говорить, Шелест?
– Будем говорить, доктор, – согласился Андрей, не глядя на него. – Ты начнешь или я?
– Да ведь я знаю, что ты скажешь.
– Вот и отлично. И что ты скажешь, я тоже знаю. Может, будем считать, что поговорили?
– Ну нет, так не пойдет... Что дальше надумал делать?
– Идти.
– Куда?
– А все туда же. На Сосьву.
– А жрать что будем?
– То же, что и раньше. Рыбу ловить будем, птиц бить, грибы собирать, да еще и осталось кое-что у нас.
– А надолго ты нам эту райскую жизнь планируешь?
– А вот как кончим, так и все.
Они говорили спокойно, не глядя друг на друга, словно актеры на репетиции, скучно выдавливая из себя слова заученной роли.
Валентин решительно сказал:
– Ну вот что, Шелест. Поиграли в героев и – хватит. Надо на Илыч возвращаться. Так, Николай?
– Да.
– Харлампий?
– Конечно.
– Ну, а ты, Олег, нет?
– Нет, доктор...
Андрей неподвижным взглядом смотрел в огонь, словно не слышал ничего. Николай не мог понять его. Что заставляет Андрея идти вперед? Стоит только посмотреть, как он ходит. Так ходят босиком по острой гальке или раскаленному песку. Каждый день Николай перевязывал ему ноги, и каждый день ему казалось, что Андрей больше не встанет. Но каждое утро он вставал и шел. «Зачем ему это нужно?»
– Ты слышал, Андрей?
– Да.
– И что же?
– Пойдем на Сосьву.
Валентин, постукивая кулаком по колену, угрюмо посмотрел на него.
– Послушай, Шелест, давай взглянем на вещи трезво. Экспедиция провалилась, это же совершенно ясно, и провалилась не по нашей вине...
– Мы нашли границу краевого прогиба, – прервал его Андрей.
– Но ведь мы не геологи, – сказал Валентин. – Мы сделали все, что требовалось от нас. И никому в голову не придет обвинять нас в том, что мы вернулись.
– Но мы нашли границу краевого прогиба, – повторил Андрей.
– И что из этого? – почти крикнул Валентин. – Зачем мы попрем на рожон? И кому в конце концов это нужно?
– Мне нужно, – раздельно сказал Андрей. – Да и вам, думаю, тоже.
Наконец-то он поднял голову. Николай попытался разглядеть выражение его глаз, но это не удалось – пламя костра отсвечивало в стеклах очков.
– Послушайте меня, – сказал Андрей. – Мы прошли самую тяжелую часть пути. Если мы повернем назад, все полетит к черту. А для чего мы тогда делали все это? Почему мы должны вернуться с полпути? И почему в жизни каждого из нас должно остаться еще одно незаконченное дело? И дело необыкновенно важное и большое, вы же отлично знаете это. Может быть, самое большое и самое важное из всех дел, которые были у нас. Я плохо знаю вас, но уверен, что это так, потому что не настолько часто нам представляется возможность делать большие дела. Ведь ясно же, что если гипотеза шефа подтвердится...
– Вот именно, – прервал его Валентин. – Гипотеза шефа. И шеф получит благодарности, премии, а мы – все те же сто семьдесят целковых.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26