Ярко вспыхнула одна из угловых ламп, беспорядочные кучки муки отбросили длинные тени, и Андрей открыл рот от изумления.
Перед ним лежала знакомая равнина Моря Изобилия, пересеченная вдоль невысоким горным хребтом, кое-где покрытая оспинами небольших кратеров.
Сколько раз, направляя на Луну "Космос Первый", он останавливал свой взгляд на этой желтоватой равнине и, полюбовавшись цирком Лангрен, уходил на север, в дикие горы на берегу Моря Опасностей.
Он и не подозревал, что, может быть, в это самое время кто-то бродит еще по бесплодному лунному шару, смотрит на небо, усеянное ледяными точками звезд, и фотографирует лунные пейзажи.
- Видишь теперь? - спросил Липкин.
- Еще бы! - сказал Андрей. - Здорово! Лучше, чем в телескоп. Это ты сам выдумал?
- Сам, - сказал Липкин гордо.
- А что это за мука?
- Это не мука, а формовочный песок. Мне отец с завода принес.
- Отец принес? - переспросил Андрей. - Он что, тебе помогает?
- Конечно! Он даже "зенит" специально купил, - Липкин показал на фотоаппарат. - Альбом тоже вместе делали. Сначала-то мы путешествовали по Земле. Вечером расстелим карту и загадываем: куда поехать? Иногда волчок пустим: где он остановится, туда и едем. Если, например, на острове Фиджи, смотрим, самолеты какой компании туда ходят. Сколько билет стоит. Берем самые необходимые вещи, ну и деньги, конечно, которые там в обращении.
Однажды на острове Тристан-да-Кунья у нас деньги кончились. Знаешь, где Тристан-да-Кунья? В Южной Атлантике. Две с половиной тысячи километров до ближайшей земли. А у нас ни гроша! Нечем платить за обратный проезд. Островок крохотный, одна деревня у подножия вулкана, двести шестьдесят жителей. Магазинов, конечно, никаких, почтовых контор тоже. Жители разводят овец и сажают картошку. Что делать? Мы уже начали подумывать - не наняться ли нам на китобоец, который сюда забредет. И нанялись бы, если бы не выручил День крыс. Дело в том, что еще в середине прошлого века на остров попало несколько корабельных крыс. Условия для них оказались хорошими, и они расплодились в страшном количестве. Стали настоящим бедствием, потому что пожирали молодую картошку на полях. И вот тристанцы, для того чтобы спасти урожай, раз в году объявляют День крыс. В этот день все островитяне вооружаются палками и корзинами - и начинается великое избиение грызунов. Трупы крыс собирают в корзины и несут к дому губернатора. Губернатор смотрит, кто больше убил, и выплачивает премию. И довольно солидную. Мы с отцом убили тогда три тысячи штук, и губернатор Вилли Репетто купил нам билеты до Кейптауна.
За три года мы объездили весь земной шар. Даже на Антарктиде побывали. А потом отец принес эту самую книжку Максутова о любительских телескопах...
- Он у тебя кто? - перебил Андрей.
- Отец? Он формовщик. Работает на механическом заводе.
- А мать не ругается за песок и... за все другое?
- У меня нет матери, - сказал Сергей. - Умерла, когда я был совсем маленьким. Я даже не помню ее.
- A у тебя Море Изобилия неправильно сделано. - сказал Андрей, показывая на круглый кратер с очень гладким дном. - Такого цирка там нет.
- Здесь у меня уже не Море Изобилия, а кусочек Моря Дождей. Это Архимед. Неужели не узнал?
- Архимед? - пробормотал Андрей, краснея.
- Он самый. Здесь у меня место, куда опустился наш второй "Лунник", Вот, ближе к Автолику, видишь? У меня даже фото есть с макетом первой ступени.
Липкин взял с подоконника конверт из-под фотобумаги и вынул из него два снимка. Один из них он протянул Андрею.
- Возьми. Это мы вчера с отцом печатали. Бери, бери, у меня еще есть. Вот Эратосфен был только один, потому я и обрадовался, когда ты принес. Я случайно пленку испортил, а лучше сделать не удалось, . .
Фотография Архимеда была замечательна. На фоне далеких гор, изрезанных тенями, резко выделялся идеально круглый цирк без центральной горки. Кольцевой вал был настолько ровен, что его тень, лежащая на дне цирка, представляла собой почти правильный серп. Правее цирка, на избитой мелкими кратерами светлой почве, слегка зарывшись в нее смятым конусом, лежала первая ступень космического корабля. Странно и радостно было видеть в этом царстве безжизненных камней и спекшегося шлака изделие мудрых человеческих рук с четкими буквами на борту: "СССР".
- Здорово! - вздохнул Андрей. - Спасибо. А из чего вы сделали первую ступень?
- Из фольги от конфет. Буквы отец написал чертежным перышком. А потом мы макет убрали и фотографировали место до прилунения.
- Вы так вдвоем и живете?
- Так и живем, - улыбнулся Липкин. - А что?
- Хорошо живете. Интересно. Я очень люблю, когда люди интересно живут. Иначе какой смысл?
- Никакого, - согласился Сергей. - Отец тоже так говорит. Если, говорит, человек знает только работу да еду, это не человек, а думающий автомат. В школе или в институте вложили в него программу, запустили - и дело с концом. А настоящий человек обязательно должен увлекаться. И одно из увлечений обязательно должно стать его второй жизнью. Вот так говорит мой отец. А твой чем увлекается? - спросил вдруг Липкин Андрея.
- Мой?.. - переспросил Андрей и представил себе отца, отгородившегося от всего мира газетой. - Мой тоже... немножко астрономией. И телескоп мы с ним тоже... вместе. И дневник наблюдений...
Через час Андрей распрощался с Липкиным.
* * *
На улице у него вдруг тревожно замерло сердце. Что-то обязательно должно было случиться сегодня или завтра. Этот разговор отца с Александрой Антоновной, бегство с последних двух уроков, неприятная встреча в читальне, драка в классе...
Так просто все не кончится.
Он почувствовал себя очень несчастным.
Почему отец Сергея Липкина может вечерами строить макеты лунной поверхности, а потом вместе со своим сыном фотографировать их и составлять чудесный альбом, или, развернув на столе карту, путешествовать на острова Фиджи, тогда как его отец, поужинав, сразу берется за газеты и читает до тех пор, пока не начинают слипаться глаза?
Мать говорит, что он очень много работает и сильно устает. Но ведь Сережин отец должен уставать еще сильнее. Отец работает в юридической конторе. Сидит за широким письменным столом, подшивает какие-то бумаги и беседует с посетителями. А отец Липкина весь день в цехе, где гремят формовочные машины и жарко полыхает разливаемый из тяжелых ковшей металл. Андрей ходил вместе с классом на экскурсию на механический завод, видел, какая там работа.
Отец любил вспоминать прошлое, свои студенческие годы. Но почему-то считал, что самое интересное уже осталось позади, А сейчас он человек уже немолодой, солидный, у него ответственность перед женой и сыном, который должен стать настоящим гражданином своей страны. Для этого нужно хорошо учиться и быть дисциплинированным.
- Набеситься еще успеешь, - говорил он. - Для этого вам отведены каникулы и воскресные дни.
Однажды, когда Андрей заикнулся о поездке за город на рыбалку, отец вдруг оживился, глаза его стали мечтательными, он вырвал из блокнота листок и начал прикидывать на нем, что для этого нужно. Получился довольно большей список: два спиннинга, две запасные лески, двадцать крючков для перемета, специальный сачок для того, чтобы вытаскивать подведенную к берегу рыбу, хороший перочинный нож, соль, спички... Они просидели часа два над разработкой маршрута.
Потом отец засмеялся, отдал листок Андрею и сказал, что перед отпуском они еще подумают над этим. Когда же время отпуска наступило и Андрей напомнил отцу о рыбалке, тот покачал головой:
- Мечты, Андрюха. Это только мечты. Действительность намного сложнее.
Так и протаскал Андрей этот листок в кармане до тех пор, пока он совсем не истерся и не развалился на четыре грязных прямоугольничка.
"Зачем мечтать, - злился Андрей, - чтобы потом от мечты отречься? "Действительность сложнее". Подумаешь! Да плевать на такую действительность, которая подчиняет себе человека и поворачивает его туда, куда он не хочет! В конце концов, кто делает эту действительность? Сам человек! И что изменилось от того, что они прожили в Армавире у бабушки на две недели больше? Ничего!"
- Подожди, вот выцарапаю свободный денек, мы с тобой разойдемся! - Раньше Андрей верил этим словам. Теперь не верит.
Отец каждый день расписывает по часам. В конторе на его рабочем столе стоит перекидной календарь, на страничках которого красным карандашом записаны срочные дела, а синим - те, что могут немного подождать. Красных всегда очень много. Вся жизнь отца втиснута в график. На увлечения в этой жизни места не остается.
Наверное, он очень хорошо выполняет свою работу. И, наверное, ему ни капельки не скучно без других интересных дел.
...А может быть, он больше ничего и не знает? Может быть, его отец ограниченный человек? Сидит в своем специальном углу, отлично владеет своей юриспруденцией, и нету ему никакого дела до остального?..
Андрей даже вздрогнул от этой мысли.
Нет, нет, конечно. Отец его тоже интересный человек. Он тоже очень много знает. Он окончил институт с отличием, а потом объездил чуть ли не полстраны. Просто у него работа другого порядка. Старший Липкин на заводе работает руками и в это время может думать о чем угодно - о Марсе, и о Южной Америке, и об Океане Бурь.
А отец вынужден думать о судебных делах. Вон у него их сколько - целый шкаф голубых папок с ботиночными шнурками.
... Но почему же тогда плановик Миронов, у которого голова тоже целый день забита цифрами, может по вечерам руководить драмкружком в Доме культуры?
...Почему мать Семки Старикова ходит вместе с Семкой стрелять в тир и бьет из воздушки так, что зрители только ахают?
...Почему у других отцы как самые лучшие друзья, с ними о чем угодно поговорить можно, а его, Андрея, мать, наоборот, всегда пугает отцом: "Вот подожди, придет отец, он с тобой поговорит как следует..." Или: "Обо всех твоих художествах отцу расскажу..."
Сама мать никогда ничего не предпринимала. Была она слабовольной, бесхарактерной. Покричит, покипятится, глаза станут красными, влажными, но потом отойдет, остынет - и вот уже ходит вокруг, обглаживает, жалеет. Когда Андрей был поменьше, она сгоряча давала ему подзатыльник или хлопала полотенцем. Сейчас у нее появилась новая манера: встанет в дверях и смотрит на Андрея такими глазами, будто всему в мире конец и ничего уже не поправить... Или по-театральному заламывает руки и трагически выкрикивает: "Алексей! Что же это такое? Он совсем распустился..."
Очень не нравились Андрею эти представления. Было стыдно за мать, за то, что она это так фальшиво, неловко делает. И злость брала: для чего это? Дали бы разок-другой по шее, и все в порядке, обиды на пять минут. А тут прямо сцена, театр...
И еще это беспрерывное нюньканье: "Андрюша, надень пальто... Без шарфа на улицу не выходи... Смотри, не попади под машину..." А ему уже, черт возьми, пятнадцать. Раньше, до революции, мальчишки, говорят, с десяти лет работали, иногда целую семью кормили... Да что до революции! Во время войны такие уже партизанили, в разведку ходили... А тут получается - до самого института за тесемки материного передника привязан...
Растравляя себя, Андрей шел по улице все быстрее и быстрее. Вот, наконец, Тургенева. Он повернул к дому и остановился.
"Улечу, - подумал он. - Уйду навсегда в Пространство. К золотой звезде Альбирео, иначе называемой бета Лебедя".
Он поднял голову.
Небо выгнулось над городом звездным полушаром. Над крышами ярко мерцало, переливалось чудными огнями созвездие Пегаса. Далекие, невообразимые миры плыли над Землей.
"Как хорошо, что живут на свете Липкины, и Люда Рагозина, и старик Миронов. С такими людьми не скучно. Надо не потерять их. Они помогут в случае катастрофы. Не бросят на произвол судьбы..."
Он достал из портфеля фотографию Архимеда и еще раз полюбовался гигантским ровным кольцом. Теперь он знал, что у него появились настоящие, хорошие друзья. На всю жизнь.
На пороге дома его встретила мать.
- Ага, явился, голубчик. Проходи, проходи. Отец давно тебя поджидает.
Лицо у нее было непроницаемое, деревянное. Глаза зло прищурены.
"Сейчас начнется..." - с тоской подумал Андрей.
Мать выключила в прихожей свет и ушла на кухню, громко стуча каблуками.
Отец сидел за столом, развернув газету. Изо рта у него торчала зубочистка.
Против Андреева места на скатерти стояли глубокая тарелка, хлеб в плетенке, стакан вишневого компота, лежали ложка и вилка.
"Только что поужинали", - отметил Андрей.
Отец опустил газету и посмотрел на него поверх очков.
- Ну-с, - сказал он неприятным голосом, - где ваше величество пропадало до девяти часов?
"Так. Даже время засекли", - подумал Андрей с каким-то отчаянным злорадством. Но ответил спокойно:
- Нигде я не пропадал. Был у своих друзей.
Отец прищурил глаза так же, как мать в прихожей, и положил газету на стол.
- Вот что, мой дорогой. Мне не нравятся эти твои друзья, из-за которых ты убегаешь с уроков, приходишь домой за полночь и лжешь! Мне не нравится, что на тебя жалуются преподаватели. Мне не нравится, как ты себя ведешь последнее время! Ты меня слышишь?
- Слышу, - сказал Андрей.
- Может быть, ты мне скажешь, что это за друзья?
- Они - хорошие люди, - сказал Андрей.
- И эти хорошие люди поощряют твои уходы с уроков?
- Никто меня не поощряет!
- Тогда объясни мне, почему за один только месяц ты сбежал с двенадцати уроков?
- Я искал... - начал Андрей и умолк.
- Что?
- Ты этого не поймешь, - сказал Андрей тихо.
- Вот как? Значит, я не могу тебя понять? Какая сложная, утонченная натура! Какой высокоорганизованный интеллект!
- Папа!
- Молчи! Где ты проболтался до девяти часов вечера? Ну?!
- Нигде я не болтался.
- Будешь ты отвечать?!
- Что? Что я должен отвечать? - с отчаяньем закричал Андрей. - Ну что? Чего вы от меня хотите?
- Мы хотим знать, что у тебя за компания, - ровным иезуитским голосом сказал отец. - Почему ты все время уходишь с уроков? Почему меня сегодня по телефону вызвали на педагогический совет?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10