— Слушай, а из-за чего разодрались-то? — спросила я, представив эту сценку: кулачный бой над только что отпетым телом идейного руководителя.
— А хрен их знает! Как-то быстро все произошло, гроб стали выносить, на ступеньках замешкались, и вдруг махалово началось, причем вокруг гроба. А парни, которые гроб несли, те, домовину из рук не выпуская, стали ногами врагов цеплять. Паноптикум!
— А сам Барракуда был?
— На отпевании был, — задумался Кораблев. — Во время драки я его не видел. На кладбище он точно был.
— Получается, что он сам не дрался, только люди его дрались?
— Получается, так. Но ничего, он же теперь ваш агент, сам придет и все расскажет.
Я оставила сарказм без ответа. Почему-то мне казалось, что Барракуда действительно придет и все расскажет.
— Леня, а можно Татарина отправить в Москву, пулю по Карасеву отвезти в пулегильзотеку? — спросила я Кораблева, и он важно кивнул.
— Конечно, можно.
— Здорово. Я ее вчера из морга забрала, она, кстати, тоже калибра 5,6.
— Да ну? — Кораблев навострил ушки. — Вот будет смешно, если она пойдет и на мадам Нагорную тоже…
Но тут же он оборвал сам себя:
— Нет, там же явно из винтовки стреляли, а в Карапуза из пистолета, охранники видели.
— Неважно, проверить все равно надо. Вдруг оружие засветится.
— Заметано, — сказал Кораблев, — прямо завтра Татарина и отправим. Давайте пульку.
Я полезла в сейф за упакованной в конверт пулей и опять наткнулась на конверт из дела Нагорного и на протокол осмотра жилища Карапуза с видеокассетой впридачу. Отдав Леньке пулю с сопроводительным письмом, я все-таки извлекла из сейфа конверт и протокол осмотра и вскрыла конверт.
В нем оказался набор фотографий, запечатлевших господина Нагорного в самые разные периоды его жизни, от официальных паспортных до цветных любительских, и несколько снимков его со смазливой блондинкой, вероятно, женой. Я с любопытством разглядывала его умное и хищное лицо, лицо непростого человека, с интригой в глазах, с коварным прищуром. Да, на его фоне Костя Барракуда смотрелся деревенским парубком.
Кораблев заглянул мне через плечо.
— Хорош, да? — спросил он, кивая на нашего фигуранта. — А откуда фотки?
— Если бы я знала! Важняк господин Ермилов никак их оформить не удосужился, а никаких родственников у супругов Нагорных в Питере не числится. Был только папа Марины из Киева, который появился, чтобы тело забрать, и увез ее захоранивать на Украине.
Разложив на столе фотографии, я еще раз внимательно их рассмотрела, и поняла, что у меня сформировался ряд вопросов к важняку : господину Ермилову.
— Лень, не отвез бы ты меня в городскую? — задала я вопрос Кораблеву, ни на что не надеясь и прямо-таки уже слыша его отрицательный ответ. Но Ленька аккуратно снял с Колен салфеточку и поднялся.
— Поехали.
— Подожди, позвоню Ермилову; может, его на месте нет, или он не в состоянии нас принять.
Но Ермилов оказался на месте и в состоянии.
По дороге Ленька поинтересовался, знаю ли я этого Ермилова. Я неопределенно пожала плечами. Особо хорошо я с ним знакома не была, столкнулась только один раз и осталась в недоумении. Было это лет пять назад, он только пришел в городскую, числился в молодых следователях, но апломба имел на трех старых. Я тогда как раз передала в Управление по расследованию особо важных дел дельце по покушению на одного известного мафиозо, который чудом остался жив. Машина его, мало того, что покореженная взрывом гранаты, была еще разрезана автогеном, чтобы вынуть тело охранника, и восстановлению, по общему мнению, не подлежала.
Так вот, дело я передала и думать о нем забыла, как вдруг мне позвонил этот самый чудом выживший мафиозо, представился честь по чести и попросил вернуть ему техпаспорт на машину.
— Не вижу причин для отказа, — ответила я, — но вы обратились не по адресу, я дело уже передала в городскую прокуратуру, все документы на вашу машину там.
— Да я звонил уже туда, господину Ермилову, — ответил мафиозо, — а он мне отвечает: «позвоните в понедельник», «позвоните в среду», «позвоните в пятницу», и так уже три недели.
— А от меня вы чего хотите? — удивилась я.
— Помогите, Мария Сергеевна, — взмолился потерпевший. — Я понимаю, что машина восстановлению не подлежит, но мне техпаспорт нужен, чтобы снять ее с учета.
Вздохнув, я попросила мафиозо позвонить к вечеру и набрала Ермилова. Представившись, я прямо спросила, в чем дело, ведь техпаспорт я аккуратно вложила в конверт, подшитый к делу; неужели он умудрился его посеять?
— Да нет, — замялся господин Ермилов. — Техпаспорт лежит в конвертике…
— Тогда в чем же дело?
— Да ну, как же я ему отдам документ? Он ведь бандит, лидер организованной преступной группировки!
— Но документ-то — его. Да и в паспорте у него не написано, что он лидер, а наоборот, написано, что он гражданин России, — мне и впрямь были непонятны метания коллеги.
— Нет, я не могу взять на себя ответственность, — заявил Ермилов.
— Тьфу, — сказала я, — если дело только в этом, давайте я ему выдам документ.
— Ой, давайте, — обрадовался непримиримый борец с организованной преступностью. — Если вы на себя ответственность возьмете…
— Возьму, — заверила я его, поехала в городскую, забрала техпаспорт и от своего имени выдала его потерпевшему лидеру, ничуть не сомневаясь в правомерности своих действий. Тот был счастлив и только сказал, что не понимает, почему Ермилов не мог этого сделать.
— Я тоже не понимаю, — призналась я.
Но при всей свой нерешительности господину Ермилову удалось за это время дорасти до важняка и заполучить звезды советника, юстиции.
Кораблев идти вместе со мной к Ермилову отказался, пообещав ждать в машине. Когда я вошла к важняку в кабинет, он ничем не выдал, что узнает меня, как будто и не было того случая с техпаспортом.
— Какие проблемы? — солидно спросил он, снисходя к нижестоящему районному коллеге, но в то же время выдерживая приличествующую дистанцию, чтобы районный коллега, не дай Бог, не почувствовал себя ровней. Я про себя посмеялась — мой следственный стаж вообще-то приближался к его календарному возрасту, но если человеку так комфортно себя вести, пускай себе тешится, я и не таких видела.
Я объяснила, какие проблемы, и господин Ермилов важно покашлял.
— Ну что ж, — принялся он просвещать меня, — фотографии я взял в квартире Нагорных при осмотре…
— А в протоколе осмотра они не фигурируют, — вскользь заметила я.
— Ну, я не счел нужным всю эту мутотень в протокол зафигачивать, — несмотря на употребляемый жаргон, господин Ермилов слова ронял весомо и вообще выглядел чрезвычайно солидно.
— А кстати, где ключи от квартиры Нагорных, и что вообще с квартирой?
— Ключи я отдал сотрудникам ОРБ, которые по делу работали, а что с квартирой, понятия не имею. Да и зачем мне? — он дернул плечом.
— Что ж, она так и стоит бесхозная? Если родственников нету, значит, имущество выморочное.
— Ну, а мне-то что? Впрочем, узнаю Марию Сергеевну с активной жизненной позицией. Вы все время чьи-то интересы отстаиваете, похвально.
Я вдруг поймала его взгляд, царапавший перстенек с сапфиром на моем безымянном пальце.
— Голубой бриллиант? — вскользь поинтересовался он, приподняв бровь.
— Нет. Сапфир.
Ермилов сдержанно хмыкнул, давая понять, что имеет собственное мнение на этот счет, и у меня как-то нехорошо екнуло в душе. С чего бы это вдруг он обратил внимание на мое недорогое простенькое украшение? И назвал камень так, как мне советовал представлять его Костя Барракуда? Неужели Горчаков был прав, и доброжелатели уже чешут языки? Вот и Ермилов ехидно так намекнул на то, что я все защищаю интересы представителей организованных преступных сообществ, а судя по голубому бриллианту на моем пальце, вряд ли делают это бескорыстно. Ну что ж, мне не привыкать, все эти сплетни особого значения не имеют, только вот откуда в данном контексте возник голубой бриллиант?..
Ермилов продолжал отвечать на мои вопросы, еле заметно усмехаясь, и мне стало казаться, что усмешка его имеет значение превосходства безупречного служащего над небезупречным. Я поспрашивала его насчет допросов работников ресторана, узнав, что он допросил тех, чью явку обеспечили ему ОРБ-шники, осуществлявшие оперативное сопровождение.
— А гардеробщики? А охранник?
— Я же сказал, кого мне привели, я тех и допросил.
Следующий мой вопрос был о дистанции выстрела, но Ермилов и ухом не повел.
— Неблизкая дистанция, а что?
— А почему вы вопрос не поставили эксперту об этом?
— Мария Сергеевна, — терпеливо разъяснил мне Ермилов, — вы понимаете, что такое неблизкая дистанция? Мне лично этого было вполне достаточно.
— А все же? Вас не интересовало конкретное расстояние, с которого был произведен выстрел?
— Я не понимаю, — дрогнул он уголком рта, — вас не устраивает формулировка эксперта? Назначьте дополнительную экспертизу. Мне ответили, что выстрел был произведен из пистолета Марголина, с неблизкого расстояния, чего вам еще? Это же глухарь!
— Хорошо-хорошо, — ответила я, совсем как мой ребенок, когда он желает отвязаться от назойливых замечаний взрослых. Не будем заострять на этом внимания. Неблизкая так неблизкая. Марголина так Марголина.
Далее господин Ермилов снисходительно сообщил мне, что убийство Нагорного и его жены он лично считает делом рук киллера Бородинского, но связываться с этим опасным типом он не хотел, да и мне не советует. Последнюю фразу он произнес с нажимом, вкладывая в нее дополнительный смысл.
— Кстати, вы в курсе, что в момент исчезновения Нагорного Бородинский находился в следственном изоляторе? — спросила я.
Мой собеседник пожал плечами, давая понять, что это не самая важная деталь расследования.
— А в деле, между прочим, я не увидела справки об этом, — не унималась я.
Господин Ермилов возвел очи горе.
— Значит, оперативники не предоставили справки. Все, что они мне принесли, я в деле подшил, — разъяснил он. — И вообще, что это за претензии? Мое руководство дело смотрело, у них претензий не было, а районный следователь мне тут пальцы гнет!
Мне казалось, что пальцы гнул как раз он, но я тактично промолчала.
— Вот вы знаете, Мария Сергеевна, почему вы никогда не будете работать в Управлений по расследованию особо важных дел? — продолжал Ермилов.
Потому что не хочу, ответила я про себя как профессор Преображенский, а вслух говорить этого не стала, изобразив на лице почтительную заинтересованность.
— Потому что вы не умеете читать между строк, а для того, чтобы быть хорошим следователем, надо проявлять определенную гибкость, — просветил меня важняк. — Все версии по делу прилично отработаны, а большего и не требуется.
— Кому не требуется? — осмелилась я подать голос. Меня разбирал смех.
— Никому не требуется, — раздраженно выкрикнул Ермилов.
— Это вы так считаете или кто-то вам об этом сказал? — я все еще пыталась сохранять почтительность в голосе.
— Господи, да как вы не понимаете! Не все должно говориться прямым текстом. Но, если хотите, моему руководству дали понять, что нет Нагорного, и хорошо. Пока раскрытие по этому делу не нужно.
Я изо всех сил проявляла гибкость, только чтобы Ермилов не понял, что я откровенно издеваюсь над ним.
— Не нужно? — вытаращила я глаза. — А я думала, что раскрытие нужно по каждому делу.
— В конце концов, им виднее, — сказал Ермилов, указав пальцем на потолок.
— А почему?
— Ну, есть какие-то политические соображения, — он покрутил рукой в воздухе, — там порешали все, на мое руководство выходили генералы из главка…
Он откинулся в кресле, давая понять, что и так слишком много сказал.
Из кабинета следователя по особо важным делам Ермилова я вышла, так и не получив ответа на криминалистические вопросы. Но зато получила ответ на политический вопрос: кто управлял расследованием. Было понятно, что Ермилова, как куклу, дергали за веревочки сотрудники ОРБ, умело направлявшие его активность в нужное русло. А поскольку в данном следователе чинопочитание развитое сверх меры, достаточно послушать, с каким придыханием он произносит словосочетание «мое руководство», опера, судя по всему — не дураки, не впрямую ему это сказали, а зашли на него как раз со стороны руководства. Их генералы, как Ермилов выразился, позвонили начальникам в следственную часть (а может, встретились в непринужденной обстановке) и намекнули, что из высших политических соображений не надо пока тревожить осиное гнездо. Без сомнения, Ермилов старательно допросил тех, кто нужен был этим ОРБ-шникам, и не добрался до тех, чьи показания были тем же персонажам совершенно не нужны. И вообще послушно не совал нос дальше, чем требовалось по политическим соображениям.
Выводы из всей этой печальной ситуации были такие: во-первых, мне придется проводить все расследование заново. Если некие оперативники формировали список лиц, подлежавших допросу, то почему не допустить, что они же влияли и на существо показаний? И во-вторых — не эти ли оперативники засветились в истории со стриптизершей? Фамилии этих оперов — Спивак и Захаров — я выудила у Ермилова, в момент, когда он утратил бдительность и упивался собственным величием.
Но какой осел! Подумать только, дистанция выстрела его не интересует!
Сев к Кораблеву в машину, я назвала ему фамилии Спивака и Захарова. Кораблев, глядя прямо перед собой, состроил такую гримасу, которая вполне заменила мне личные дела этих сотрудников.
— А они-то на похоронах были? — спросила я.
— В первых рядах, — ответил Ленька, выруливая из двора городской прокуратуры. — Только я не пойму, чьи они — то ли Нагорного ребята, то ли прямо у Карапуза из рук ели.
— Уж, во всяком случае, не Костины. Не Бородинского.
— Ах, он вам уже Костя, — хмыкнул Кораблев, правда, вполне по-доброму.
Не ответив на подколку, я вспомнила, что во время беседы со следователем меня мучил один вопрос: Кораблев работал по исчезновению Нагорного с самого начала, выполнял поручения следователя, задерживал охранника; пропавшего Валерия Витальевича, искал свидетелей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26