– С первого до последнего.– С гроссбухом? И как они там записаны?– Подожди минутку, у него тут нечто вроде личного кода…. – Шелби нахмурилась и перелистала несколько страниц. Потом кивнула. – А, понятно. Похоже, он года три назад перевел какую-то собственность, сдаваемую в аренду, на имя сына. И с той поры вносит доход на счет фонда, который он собирает, чтобы отправить сына в колледж.– Все вполне невинно, – заметил Джастин.– Я же говорила: Джордж никакой не шантажист.– Тогда почему он должен был умереть? – тихо спросил Джастин.Шелби повернулась к нему.– Если он не был шантажистом и у него не было гнусного секрета, тогда он каким-то образом представлял угрозу для убийцы. Может, что-то знал. Поэтому и должен был умереть. Больше я ничего не могу придумать.– И убийца в результате остался на руках с жертвой, которую ему обязательно надо было привязать к другим убийствам. Иначе полиция станет искать мотив специально для этого случая, – сказал Джастин.Шелди смотрела на него, не отрывая взгляда.– И он решил сфабриковать так называемые улики, указывающие на шантаж. Что еще раз говорит в пользу того, что здесь замешан полицейский. Для копа довольно легко было получить хотя бы ограниченный доступ к банковским счетам Колдуэлла, обнаружить регулярные вклады и придумать эту записную книжку, чтобы убийство вписывалось в общую картину.– Разумно, – согласился Джастин.– Так что не стоит удивляться, что ты не можешь найти людей, которых он шантажировал, и компромат на них. Большинство других полицейских не стали бы особо искать доказательства, что Колдуэлл действительно был шантажистом. Ведь уже вошло в привычку после убийства ждать, когда всплывут какие-нибудь грязные подробности из жизни убитого. Убийце так было проще.– И это снова возвращает нас к главному вопросу, – сказал Джастин. – Почему же Джордж Колдуэлл должен был умереть?К вечеру Нейт Маккарри еще больше разволновался, хотя и не мог понять, что его беспокоит. Он испытывал неприятное и назойливое ощущение, что в течение дня он либо видел, либо слышал что-то важное, на что не обратил должного внимания.Когда совсем стемнело, он принялся без устали вышагивать по комнатам, по нескольку раз проверяя охранную сигнализацию на дверях и окнах и сожалея, что живет один. Когда зазвонил телефон, у него сердце ушло в пятки.Он несколько секунд смотрел на аппарат, будто это змея, готовая ужалить, потом хрипло рассмеялся и взял трубку.– Слушаю.– Ты заплатишь.Голос был низким, почти что шепот, без всяких особенностей, он даже не мог определить, мужчина говорит или женщина.Нейта охватил озноб.– Что? Кто это, черт побери? – закричал он дрожащим голосом.– Ты заплатишь.Он перевел дыхание и постарался говорить спокойно, не показывая, что сходит с ума от страха:– Послушайте, не знаю, кто вы такой, но я не сделал ничего плохого. Я никому не принес вреда. Я клянусь.Послышался хриплый смешок, такой же бесполый, как и раньше, но еще более жуткий, и снова шепот:– Ты заплатишь.Связь прервалась с мягким щелчком, и в трубке послышались короткие гудки.Нейт медленно повесил трубку и уставился на аппарат, не чувствуя ничего, кроме дикого ужаса.– О господи, – простонал он. 13 – Какая у нее могла быть причина? – настойчиво спросил Макс. – Почему Хейли могла захотеть убить своего отца?– Потому что она его любила.Макс нахмурился.– Объясни-ка поподробнее.Нелл знала, что объяснить придется, но ей хотелось сделать это по-своему.– Ты спросил меня, что случилось в ту ночь, когда я исчезла. Первое, Хейли сказала отцу, что я собираюсь пойти с тобой. Ее подружка работала в том магазине в городе, где я купила платье. Так что она знала, причем уже несколько дней, что я собираюсь уйти. Однажды она увидела, как мы с тобой ехали вместе верхом, вот она и догадалась. И в ее натуре было приберечь такие новости до того момента, когда они смогут принести ей большую пользу. Вот она и сказала мне, что все знает, за два дня до бала. Наверное, ей хотелось, чтобы я нервничала. Именно поэтому я и была расстроена последние пару дней. Я понимала, она ему расскажет и разрушит все.– Я знал, что вы не слишком близки, – задумчиво сказал Макс, – но я не догадывался, что дело обстояло так скверно.– Она никак не могла простить меня за то, что я была отцовской любимицей, – спокойно пояснила Нелл.– Ты же его ненавидела. Ты и тогда уже его ненавидела.– Да, я ненавидела его так же сильно, как Хейли его любила. – Она слегка качнула головой. – Есть вопросы, на которые не найти ответа ни на расстоянии, ни через долгое время.Макс заставил себя сказать то, что держал при себе много лет:– Ты об этом никогда не говорила, но иногда я чувствовал, что ты боишься. Боишься его.– Я и боялась.– Он делал тебе больно?– Нет. Он никогда к нам не приставал, если ты об этом подумал. – По блеску в глазах Макса она догадалась, что именно эта мысль пришла ему в голову. Она покачала головой. – Нет, он никогда и пальцем не тронул ни меня, ни Хейли. Нас даже в детстве не шлепали. Но мы принадлежали… ему. Мы были не его детьми, его дочерьми, мы были его собственностью. Как земля, этот дом и машина, как все, что ему принадлежало.– Нелл…– Никто никогда не будет любить нас больше, чем он. Он повторял это день и ночь всю нашу жизнь, мы слышали эти слова, засыпая. Он садился на край нашей кровати и твердил одно и то же. Никто не будет любить нас больше. Никто не будет заботиться о нас так, как заботится он, так защищать, так оберегать. Он собирался стать единственным мужчиной в нашей жизни. Он этого добьется. Он сделает все, чтобы этого добиться. Потому что мы принадлежим ему. На веки вечные.– Но он же больной, – ужаснулся Макс.– Разумеется, он был болен. Больше того, в нем жило зло. В нашей семье всегда существовала эта ниточка зла, она часть проклятия Галлахеров.– Но в тебе нет зла.– Что-то есть и во мне, Макс, – настойчиво сказала она, – и ты знаешь об этом не хуже меня.– Возможно, то, что кажется тебе темным пятном, другие воспримут как силу?– Возможно. Но ведь никто не знает всего.Он молчал.Нелл снова вернулась к рассказу об отце.– Психолог, возможно, сказал бы, что… потребности моего отца проистекают из его ранних воспоминаний. Судя по всему, его собственный отец его очень не любил, этого не скрывал и, к сожалению, сломал себе шею, свалившись с лестницы, когда наш отец был совсем маленьким. Так что отцовской любви ему познать не довелось. О бабушке ты знаешь, вот только ты не знаешь, что она боялась своего сына.– Почему?– Она мне так и не сказала. Насколько я знаю, никому не сказала. Но мне кажется, она что-то узнала из своих видений, заглянула в будущее, которое ее ужаснуло. Не знаю, что именно она увидела, но она оттолкнула от себя сына в очень раннем возрасте.– Ты поэтому его боялась? Потому что боялась она?Нелл резко дернула плечом.– Я росла, начались мои собственные видения. Иногда мне виделись сцены из прошлого. Я видела в нем зло, понимала, насколько извращенна его любовь к нам, насколько она… всепожирающая. Еще до того, как я смогла понять почему, я уже это чувствовала.– Ты никогда не была с ним близка?– Мне бы хотелось сказать «да», но… – Она покачала головой. – К тому времени, как в его жизни появилась моя мать, он твердо решил, что не потеряет никогда никого из тех, кого любит. Поэтому он вцепился в нее мертвой хваткой. Во всех нас. Мои первые детские воспоминания о том, как он следит за мной. Все время торчит поблизости. В своих первых ночных кошмарах я видела себя в ловушке. Мне снилось, что я заблудилась и за мной кто-то гонится.– Господи.Нелл моргнула, стряхнула с себя эти неприятные воспоминания и постаралась улыбнуться.– Не особенно приятно расти в такой гнетущей атмосфере. Это все непонятно для ребенка. Отец ни разу меня не ударил, не угрожал, никогда не сделал ничего такого, чего не мог бы сделать любящий отец. Разве что любил меня так, что мне нечем было дышать.
Джастин снял Чарли с колен, погладил напоследок и опустил кота на пол.– Ты понимаешь, что нам придется просидеть всю ночь, чтобы просмотреть все эти свидетельства? – сказал он.– Поэтому я и сварила кофе, – ответила Шелби, ставя поднос на журнальный столик и садясь рядом с Джасти-ном на диван. – В изобилии кофеина и еды, чтобы продержаться.Вне сомнения, Джастину приходилось проводить ночи в значительно менее комфортабельной обстановке, а не сидеть рядом с роскошной рыжей женщиной на удобном диване, так что он не жаловался. Но врожденный профессионализм заставил его заметить:– Я все еще не уверен, что тебе следует мне в этом помогать.– Потому что это не моя работа? – насмешливо поинтересовалась Шелби.– Потому что это моя работа, – серьезно ответил он. – Ты – гражданское лицо, тебя не следует вовлекать в дела полиции. Мы занимаемся расследованием убийства, и я не имею права подвергать тебя опасности.– Какая опасность? Я же с тобой.– Шелби, в ближайшее время нам этого парня не остановить. Мы не имеем ни малейшего представления, кто это может быть. Значит, он может убить снова. Если он и в самом деле убил Колдуэлла только за то, что Колдуэллу было известно, тогда любой участник расследования становится объектом его пристального внимания лишь по одной этой причине.– То есть, суя свой нос в эти дела, я рискую совсем его потерять? – все еще жизнерадостно спросила Шелби.– Похоже на то, – подтвердил Джастин.– Я готова рискнуть.Он уставился на нее.– Я знаю, только понять не могу, почему.– Значит, ты не купился на мою страстную любовь к этому городку?Джастин моргнул.– Нет. Извини, но не купился.– Или на мою дикую ненависть к убийствам?– Черт, я просто знаю, что есть другая причина.Шелби ухмыльнулась:– Правильно, есть. Но ведь и у тебя есть причина копаться в этом деле, не жалея своего времени. Дело ведь не только в твоей работе.– Я все-таки полицейский, – пробормотал он, справившись с удивлением.– Ну да, конечно, – сухо отозвалась она.– Шелби…– Слушай, Джастин, мы оба хотим поймать убийцу. Разве не это главное? – Она наклонилась и открыла первую папку из тех, что лежали на столике. – Вместе мы просмотрим эти копии вдвое быстрее, чем ты это сделаешь один. С тобой мне здесь, скорее всего, ничего не угрожает. И если кто-нибудь заинтересуется, почему твоя машина стоит у моего дома ночью, то стоит вспомнить, что мы оба взрослые люди, так что кому до этого дело?– В этом-то городке? Да каждому.Шелби снова усмехнулась.– Это понятно, но я хочу сказать, что если даже убийца заметит, что ты провел в моем доме ночь, он решит, что у тебя были сексуальные намерения.– Да, возможно. – Джастин едва не проговорился, что эта мысль приходила ему в голову несколько раз за последние пару часов.– Тогда все в ажуре. Убийце и в голову не придет, что я интересуюсь расследованием, не говоря уже о том, что помогаю тебе. Не о чем беспокоиться.– Хотелось бы мне в это верить, – сказал Джастин.– Ты слишком нервный.– А ты слишком спокойная.Она протянула ему половину папок с улыбкой, которая произвела несколько странный эффект на его кровяное давление.– Это неважно. Зато я поумнее, чем кажется на первый взгляд. Если я что в этой жизни и знаю вдоль и поперек, так это Безмолвие. Так что я помогу тебе разобраться, Джастин. Можешь на это рассчитывать, – подытожила Шелби.
Макс глубоко вздохнул, стараясь говорить спокойно и без эмоций:– Получается, он придавил вас всех как могильной плитой.– Он манипулировал нами, издевался над нашими чувствами. Он прекрасно умел играть на чувстве вины, но я долго этого не понимала. И хотя он ни разу не произнес ни одной угрозы, мы были уверены, что нам от него никогда не вырваться.– И это одна из причин, почему ты никогда никому ничего не говорила, – задумчиво произнес Макс. – Ты не понимала, чем кто-то посторонний может тебе помочь. Ведь так, Нелл?Она знала, о чем он спрашивает.– Нет. Дело вовсе не в том, что я не доверяла тебе. Просто я была убеждена, что ты ничего не сможешь сделать. Я и сейчас так думаю. Кроме того, наши отношения… это было совсем другое. Я не хотела их смешивать со своей остальной жизнью. Это была тайна. Я не должна была ею с ним делиться. И вообще ни с кем. Такое особое место… где я чувствовала себя счастливой и в безопасности. Нормальной.Макс протянул руку через стол, крепко сжал ее пальцы.– Жаль, что ты мне не рассказала, Нелл. Кто знает, вдруг я бы что-то сделал. Мы могли вместе уехать из Безмолвия…Она мягко отняла руку и откинулась на стуле.– Многие семнадцатилетние девушки непрактичны, но я твердо знала, что к чему, во всяком случае, в некоторых отношениях. Твои корни здесь. Здесь твоя жизнь. Здесь ранчо, на котором ты столько работал, чтобы добиться успеха. Твоя мать. Я бы не вынесла, если бы мне пришлось лишить тебя всего этого.– Нелл…Она покачала головой и снова перешла к рассказу о странной жизни своей семьи.– В отношениях с отцом я чувствовала себя… замороженной, неспособной действовать, сделать хоть один шаг, чтобы изменить ситуацию, изменить то, с чем я жила с малых лет. Когда я немного подросла, я стала кое-что понимать. Помню, как моя мать говорила отцу, что не может дышать, что каждый раз, стоит ей обернуться, она видит его за своей спиной. Он часто просил ее, чтобы она любила его… немного больше. Как бы его ни любили, ему всегда было мало. Хейли его обожала, делала все, чтобы ему угодить, но у него всегда была наготове печальная улыбка, говорящая о его недовольстве. А недоволен он был постоянно. Никто не был способен любить его настолько сильно, чтобы сделать счастливым. Это было просто невозможно.Макс никак не мог подобрать нужных слов и сказал первое, что пришло в голову:– Он так всегда злился на других, так ненавидел всех.– Я знаю. Дома, когда двери плотно закрыты, отделяя нас от остального мира, отец был очень тихим, никогда не повышал голоса, но абсолютно безжалостным. Мы должны были любить его и постоянно подтверждать эту любовь. Надо было говорить ему об этом, повторять снова и снова, доказывать ему, что любим. Мы должны были любить его так сильно, чтобы у нас не оставалось души, чтобы полюбить кого-то другого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39