– Встать! – прорычал распорядитель, набычив грудь и стараясь убрать дряблый живот, из-под которого не была заметна его кобура. – Слушайте, слушайте! Седьмой отдел высшего суда города и графства Сан-Франциско проводит слушания. Председательствует судья Глория Рамирес.
Судья Глория Рамирес оказалась в уютной норке судейства неспроста. Ее назначением были подбиты сразу три зайца: она была женщиной, носила испанскую фамилию, а самое главное – во всяком случае, для Сан-Франциско – была лесбиянкой.
Если бы кто-нибудь не поленился проверить ее происхождение, то стало бы ясно, что она не имеет ничего общего с миллионами испаноговорящих жителей штата Калифорния: она появилась на свет под влиянием моды на браки Водолеев, продлившейся меньше года.
Что касается ее сексуальных предпочтений, то они были ее частным делом. Она не проявляла активности в движении сексуальных меньшинств, однако одобрительно относилась к связанным с этим политическим дивидендам. Ведь на сексуальные меньшинства можно было твердо рассчитывать при выборах в этом штате, где на любые голосования обычно являлось меньше половины зарегистрированных избирателей.
Глория гордилась своей репутацией суровой законницы и не терпела неоправданных затяжек в судопроизводстве. Суд под ее председательством еще никогда не вносил свою лепту в строительство этого легального завала на пути юриспруденции.
При этом она не без колебаний приняла решение о допуске телевидения на процесс Ройс Уинстон. Она терпеть не могла, когда процесс превращали в шоу, однако давление сверху сделало свое дело. Она не сомневалась, что наверху сыграли роль деньги Фаренхолтов. Ведь любой судья зависит от результатов выборов.
– Ваша честь, – начал Митчелл Дюран, – защита ходатайствует об отсрочке судебного разбирательства по делу подзащитной. Смерть важного свидетеля поставила обвиняемую в крайне неблагоприятное положение, если процесс состоится в намеченный срок.
Крайне неблагоприятное! Глория умела расслышать угрозу апелляции даже в самом невинном намеке. Однако она знала, что у Дюрана не будет оснований для апелляции.
Глория смерила его недоверчивым взглядом. Она знала, что Митч требует отсрочки, потому что рухнула его система защиты.
Она выслушала его аргументацию – слабую, хоть и блестяще изложенную, и сделала надлежащую отметку в судебном журнале. Не добившись своего в первой инстанции, Дюран подавал апелляцию и почти всегда выигрывал. Глория никогда не доберется до следующей ступеньки судебной лестницы, апелляционного суда, если Дюран обойдет ее и добьется апелляции в деле, по которому на первый взгляд все предвещало верный обвинительный приговор.
– Ваша честь, – начала обвинительница Абигайль Карнивали, – по мнению штата ходатайство защиты представляет собой простое затягивание. Обоснованных причин не рассматривать дело в намеченный срок не существует.
Глория была совершенно согласна с этим заявлением, однако она презирала Абигайль. Прозвище «Плотоядная» было слишком слабым, чтобы передать негодование, которое вызывали у нее нимфоманки, просачивающиеся в судебную систему.
Совсем другое дело – Дюран. Этот никогда не пытался флиртовать с Глорией в отличие от грубых мужланов, убежденных, что она не стала бы лесбиянкой, если бы переспала с одним из них. Дюран проявлял именно то, что ей требовалось, – уважение. Она платила ему той же монетой.
«Как же поступить?» – спрашивала она себя, строча в журнале. Если процесс состоится в назначенный срок, Ройс будет осуждена. Глорию это нисколько не волновало. Она смотрела интервью с ней перед зданием суда по портативному телевизору. Мольба Ройс была в самый раз для шестичасового выпуска новостей, но Глорию было трудно обвести вокруг пальца. Зато Уоллес Уинстон выступил вдохновенно. К нему она испытывала искреннюю симпатию. Он освещал несколько ее процессов и восторженно отзывался о Глории, что, учитывая его статус лауреата Пулитцеровской премии, было нелишне для ее перспектив оказаться в апелляционном суде.
«Где Уоллес Уинстон?» – задала она мысленный вопрос, оглядывая аудиторию. Журналист стоял за спиной у Ройс, держась за перила, отделявшие галерку от суда. Не вызывало сомнений, что он любит племянницу; было известно, что он был очень близок со своим братом, тоже уважаемым газетчиком Теренсом Уинстоном.
Счастливчики! Глория испытала приступ зависти. От нее самой семья отвернулась, как только она объявила о своих лесбийских наклонностях. Реакция семьи была типичной: то же самое испытывали почти все геи. Глория давно принимала это как данность, однако до сих пор тосковала по семье. Разве допустимо лишать Уолли семьи, если отсрочка, хоть и неоправданная, всего одна отсрочка среди сотен, которых требовали адвокаты, могла уберечь горячо любимую им племянницу? Еще важнее было то, что и племянница любила дядю.
– Ходатайство об отсрочке судебного разбирательства… – Она пробежала глазами по напряженным лицам, интересуясь только реакцией духовно близкого ей человека по имени Уоллес Уинстон, – удовлетворено.
Глории не было дела до удивленного ропота в зале. Она даже на заметила, как поражен ее решением Митчелл Дюран. Перекошенная физиономия Абигайль Карнивали нисколько ее не заинтересовала. Наградой Глории были слезы облегчения на глазах Уолли.
16
Ройс взлетела по ступенькам, ведущим к заднему входу в дом Митча. Целый день изматывающей тренировки, которой ее подвергли друзья Митча, устроившие репетицию процесса, должен был лишить ее сил, но этого, как ни странно, не произошло. Недолгий перерыв в экзекуции был посвящен просмотру телетрансляции слушаний по иску департамента охоты и рыболовства, возжелавшего умертвить пуму, напавшую на охотника. Это зрелище вселило в нее столь необходимую надежду.
Она отперла дверь. Уж не забыла ли она включить сигнализацию после того, как накормила с утра Дженни и Оливера? Так и есть! Включение сигнализации было для нее настолько новым делом, что она то и дело забывала о нем.
– Дженни, где ты? – крикнула она.
Собака обычно встречала Ройс у дверей. Она позвала ее еще раз и заглянула в кошачий поддон. В кои-то веки Оливер не разбросал песок по полу. Когда Митч отсутствовал, как сейчас, кот, как правило, донимал ее этой своей привычкой.
– Дженни! – Собака влетела в кухню, вертя
хвостом, как пропеллером. Ройс села на пол и обняла ее.
– Видела бы ты, как Митч защищал пуму! – Боже, она разговаривает с собакой, как с подружкой! Не так давно это показалось бы ей безумием, но она провела так много времени в одиночестве, что теперь воспринимала беседу с Дженни как обычное дело.
– Сначала егерь-инспектор показал страшные фотографии: спина охотника на диких индеек, потрепанного пумой. Можешь мне поверить, бедняга чудом выжил. – Дженни виляла хвостом, словно понимала рассказ. – Инспектор называл охотника не иначе как «пострадавшим» и напирал на «дикость» пумы. Потом наступила очередь Митча.
Ты не поверишь, как великолепно он смотрится на телеэкране. Высокий, красивый – пальчики оближешь! – Она не преувеличивала: все женщины из его конторы сбежались к телевизору, чтобы полюбоваться боссом. – Твой хозяин дьявольски сексуален.
Дженни согласно повиляла хвостом. Ройс решила, что собака разбирается в сексе. Она, несомненно, многократно наблюдала любовные упражнения своего хозяина на его громадной кровати или в соседней ванной. В ящике прикроватной тумбы она нашла такое количество презервативов, которым можно было бы обеспечить армейский корпус. Да, секс был для ретриверши Дженни знакомым делом.
– Митч выглядел не только сексуально, но и невероятно убедительно. Он камня на камне не оставил от доводов истцов, заявив, что охотнику на индеек – заметь, он ни разу не назвал его «потерпевшим», а только «охотником» – нечего было делать на территории пумы.
Потом он вызвал другого инспектора, который засвидетельствовал, что ветер дул в другую сторону, так что зверь не мог заранее учуять охотника. Следующим свидетелем-экспертом, приглашенным Митчем, был ветеринар, который показал, что пума страдает близорукостью.
Дженни ткнулась в рассказчицу носом.
– Не догадываешься, к чему он клонил? Ничего, об этом никто до поры до времени не догадывался. На самооборону это было непохоже. Он показал фотографии охотника в камуфляже и продемонстрировал, как тот прятался в высокой траве и дул в манок, подманивая индеек на расстояние прицельного выстрела.
Ройс оперлась о буфет. Она до сих пор испытывала восхищение от прыти своего адвоката. Митч был непревзойденным защитником. Если и он ее не спасет, значит, ее просто невозможно спасти.
– Заключение было просто блестящим. Митч сказал: поставьте себя на место пумы. Вы бродите по своему участку в поисках обеда и замечаете нечто в высокой траве. Это нечто похоже на индейку. И голос индюшачий. Вы принюхиваетесь, но ничего не можете учуять. «Индейка!» – решаете вы. Это очевиднейшее ошибочное опознание! Пума приняла беднягу за индейку!
Ройс в восторге хлопнула по полу ладонью и закатилась смехом, подражая зрителям телепередачи, в компании которых веселилась недавно в конторе Митча.
– Так просто, так очевидно, но никому и в голову не пришло. Пума обозналась!
Дженни потешно наклонила голову. Ройс заметила в углу какое-то движение. Она резко обернулась и увидела Митча. Он предстал перед ней полуобнаженный, темные волосы курчавились на груди, торс обтягивали спортивные штаны, вылинявшие от бесчисленных стирок. Он когда-нибудь надевает дома рубашку? Нет, вы только поглядите! Она не сомневалась, что под узкими штанами у Митча ничего не надето – об этом свидетельствовали бесстыдные очертания его мужских принадлежностей.
– Подлец! Вечно ты ко мне подкрадываешься.
Он широко улыбнулся – видимо, эта улыбка служила ему для того, чтобы добиваться расположения самых непреклонных присяжных. Можно было подумать, что она сделала ему изящный комплимент.
– Как-никак я здесь живу.
– И давно ты подслушиваешь?
– Начиная с сексуального места. – Он нагло подмигнул. – Очень интересно.
Именно этого она и боялась. Теперь он знает, что она считает его привлекательным мужчиной. Они даже переночевали в одной постели – правда, без всяких осложнений.
– Как ты умудрился так быстро вернуться?
– Нацисты-экологи подбросили меня на своем самолете.
– Так ты называешь экологическое общество? Ну и циник!
– Не циник, а реалист. Они добились большой власти и убедили всех в своей высокой морали. Теперь им под силу застопорить развитие или лишить людей работы, если им вздумается спасать какого-нибудь москита.
– Но у них на счету много добрых дел. Помнишь…
– Не хочу спорить. Лучше отпразднуем мою победу. Достань бокалы для шампанского. – Он указал на буфет.
Ему есть что праздновать, подумала она. Он в очередной раз сделал невозможное.
Пока она доставала бокалы, он сходил наверх и спустился в майке. На майке был нарисован здоровенный пес и красовалась надпись: «Если не можешь бегать со взрослыми собаками, оставайся на крылечке».
Снаружи уже сгущались тени; дом как бы расплывался по саду, готовясь к встрече прохладного летнего вечера. Легкий ветерок шевелил густую листву плюща, скрывающего каменную кладку высокой стены вокруг сада. Митч опустился на траву под каштаном, Дженни улеглась рядом с хозяином. Ройс проявила осмотрительность и устроилась на некотором, пусть небольшом, удалении.
Митч откупорил бутылку и протянул Ройс полный бокал. Она чокнулась с ним, несколько сократив для этого разделявшее их расстояние. Отсюда она могла различить каждую длинную, загнутую ресницу на его веках.
– За тебя и за пуму.
– Мы пьем за тебя, Ройс.
– За меня? – Она едва не расплескала свое шампанское. – С какой стати?
Он ласково провел по ее щеке костяшками пальцев и задержал взгляд на ее губах.
– Ты выдержала адские муки. Теперь в конце тоннеля появился свет.
– Какой свет?
– Порой все в жизни складывается так плохо, что человек теряет надежду. Но если ему хватает терпения, то он обязательно увидит свет, прорезающий тьму.
Она вспомнила свои догадки насчет его нелегкой юности и заподозрила, что он имеет в виду не только ее, но и себя. Разумеется, не все безнадежно. Ее интервью было невероятно успешным, его успели показать уже сотню раз. Судя по последнему опросу, в ее виновность верили теперь гораздо меньше людей. Это стало результатом деятельности консультанта по прессе, который удачно организовал утечку информации о Ройс. Неужели публика настолько легковерна, что готова принять за чистую монету уверения, что она вовсе не авантюристка, а интеллектуалка, труженица, посвящающая все время сочинению стихов и чтению философских трактатов, а в минуты отдыха наслаждающаяся документальными фильмами о дикой природе?
Не исключено. Случаются же чудеса. Судья Рамирес отсрочила процесс, хотя даже Митч не питал надежды на положительное решение.
– А когда увидел свет ты, Митч?
– В тот день, когда завербовался во флот. Я… – Он осекся, поняв, что нарушает зарок молчания. – Вопросы здесь задаю я. Угадай, что Пол обнаружил в описи имущества Линды Аллен?
Судя по блеску торжества в его глазах, в комнате осведомительницы было найдено что-то очень важное, но что?
– Пропавший ключ от твоего дома! – Он дотронулся своим бокалом до ее бокала. – За свет!
Господь милостив, подумала Ройс. Значение этой находки трудно было переоценить.
– Она показала под присягой, что увидела меня на одной вечеринке. Я якобы пригласила ее к себе, сама открыла дверь и впустила ее.
– Очевидно, кто-то дал ей ключ или объяснил, где его найти. – Митч наклонился к Ройс и взял ее за подбородок своими теплыми пальцами. – Никому ни слова об этом, даже Уолли.
– Но если ты собираешься использовать ключ как улику, то разве ты не обязан поставить в известность прокуратуру?
– Обязан. Но мы уже обменялись документами. – Он пригубил шампанское. – Боже, это целые бумажные завалы!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54