они ждали ребенка, а Машу заставили сделать аборт.
– Этого не потребовалось, – покачала головой Илья. – У нее случился выкидыш. Он выбрал подходящее время: она устала и от ломок, и от наркотиков. Она была на грани. Он заставил ее написать прощальную записку. Она думала, что они умрут вместе. А он снимал казнь на видео. Покончить с собой не пытался, собирался сбежать и смотреть кино. Он не хотел умирать, ему понравилось убивать. Он смаковал момент, свою власть над жизнью и смертью. Ему нужны были игрушки не из пластмассы, которыми отец с детства его заваливал, а из плоти и крови. Чтобы пролить эту кровь. Думаю, Борис по-настоящему болен. Но вряд ли в клинике его серьезно лечили. Фроловский-старший заплатил за уход, за присмотр. Он считал его нормальным, только слегка запутавшимся и расшалившимся мальчиком…
– Ужасно, что вам пришлось это пережить, – вздохнула Женя.
И этот псих валил все на Болтовых. Возмущался, что они были против их отношений, прятали от него Машу. Как будто есть на свете родители, которые обрадуются наркокурьеру, зашедшему в гости к их ребенку. Надо же какие контрасты: безупречная Лена и ее брат – монстр. Но она же не виновата…
– Нам всем пришлось много чего пережить, – напомнил Илья. – Но теперь все позади.
А впереди был ее дом. И ее крыша, которую чуть не снесло. Женя надеялась, что теперь люк закрыт и не будет манить ее своей чернотой.
– Спасибо за доставку, – сказала Женя, выбираясь на улицу.
Илья заглушил мотор и тоже вышел. Пискнула сигнализация. Женя посмотрела на него изумленно.
– Не думаешь же ты, что я оставлю тебя одну, – пожал плечами Илья. – Тебе будут сниться кошмары.
Ну да, рядом с ним она вообще не сможет заснуть.
– Что вы, Илья Игоревич. Не надо. Вас дома ждут. Я сама. Вы же сами сказали, что все уже позади.
– Мне так будет спокойнее.
– Но у меня нет лишней кровати. И лишней подушки, если честно, тоже.
– Я согласен на лишнее кресло.
– Это невозможно!
Он должен ночевать в люксах, на худой конец в самолетных креслах бизнес-класса, а не в обшарпанных съемных квартирах.
– Женя, мы или будем препираться до утра, или сделаем по-моему. Тем более, что я – твой начальник. Не думаешь же ты, что я подпишу твое дурацкое заявление.
– Но вы же обещали, – растерялась она.
– Ты написала это под давлением Бориса. Он хотел сделать так, чтобы тебя никто не искал. Но сейчас он больше не опасен. И ты должна остаться. Ты же говорила, что тебя устраивает и работа, и зарплата, и начальство.
– Да, но…
– Я больше не могу слушать твои «но»! – строго предупредил Илья. – Если ты уйдешь, это будет из-за меня.
– Нет, вы ни при чем!
– Тогда почему ты хочешь наказать меня чувством вины?
Она наказала себя. Бессонницей. Женя ворочалась на старом диване, а Илья пытался заснуть в кресле. Ей было стыдно за свой халат, за неподметенный пол, за скрип пружин. Сюрреализм какой-то! Илье здесь не место. Зачем ему все это? Хождение в народ? Чтобы было, что рассказать как анекдот на светской тусовке?
Совсем недавно Женя приняла бы это на свой счет. Прыгала бы от восторга, бросилась бы ему на шею и предложила разделить с ней диван. Глупо, но даже самая последняя дурнушка верит, что у принца имеется специальный бинокль, который сразу покажет красоты ее души.
Теперь же Женя не испытывала ничего, кроме неловкости и сожаления. Зачем он так бездарно тратит свое время? Ведь его, наверняка, ждет жена. В супружеской постели, которая, вероятно, больше Жениной комнаты.
Правда, все-таки лучше переживать из-за этого, чем из-за ножа, занесенного над тобой.
Она, видимо, все-таки заснула. Потому что Илья разбудил ее в 8 утра.
– Мы едем в Москву, – объявил он. – Очередная командировка. Очень срочная и важная. Без тебя мне никак не обойтись.
Он велел ей собираться, а сам заехал к себе побриться и переодеться. Лену не встретил. Раньше 12 часов она не вставала. На это он и надеялся.
Женя уже устала удивляться. Вытянула из шкафа серые брюки и очередную черную водолазку и была готова через 20 минут. Позавтракали они в кофейне. Дорога пролетела быстро. Светило солнце, и казалось, что факелы и свечи вообще ни к чему. И подвалы не строят, только веранды, увитые плющом.
– Какая музыка тебе нравится? – поинтересовался Илья.
– Красивая, – пожала она плечами.
И про любовь. Наверное, это одно и то же.
– Поройся в бардачке, – предложил он, будто они лет сто знакомы, и пятьдесят из них она роется в его вещах.
В бардачке лежал джаз. И почему-то диск Земфиры.
– Маша оставила, – объяснил он.
Конечно, она поставила то, что забыла Маша. «Моей огромной любви хватит нам двоим с головою…». Красиво. Но неправда. А он больше не может слушать ее «но».
Важная командировка оказалась важна не для производства, а для души. Вместо эксплуатации рабочего класса капиталист Илья Болотов устроил реабилитацию после случившегося. Себе и Жене. Прогулка на катере по Москве-реке, выставка импрессионистов на Крымском валу, обед в одном ресторане, ужин в другом.
Меню Женя читала, как магическое заклинание: непонятно, но возвышенно.
– Дорадо – это рыба, брошет – курица с овощами, – подсказал Илья. – Попробуй, всё очень вкусно.
Она кивала, хотя знала, что стоит только начать, она вряд ли сможет остановиться и запросто отправит в унитаз свою месячную зарплату. Стыдно же будет! Поэтому она заказала овощную нарезку и старалась не сравнивать себя с другими посетителями. Конечно, ее бледный вид и дешевая одежда позорят Илью. Но, может быть, он не встретит никого из знакомых и позор не станет публичным. А если даже встретит, можно сказать, что это благотворительная акция. Женя выиграла обед с господином Болотовым в лотерею, деньги от которой пошли для голодающих диетиков. Ничего личного. Елене Анатольевне не о чем волноваться.
Разговор на посторонние темы у них не очень-то получался. В каждом вопросе Ильи Жене слышался подвох.
– Где ты училась? Кем раньше работала? А очки у тебя есть? Ну значит, ты не настоящий библиотекарь. У настоящих должны быть очки с толстыми стеклами, чтобы укоризненно смотреть из-под них на тех, кто не вернул книги в срок. Между прочим, таких большинство.
– Я выдавала книги зэкам. У них к срокам трепетное отношение, – резко сказала Женя, чтобы он понял, наконец, что у них нет ничего общего, даже представления о библиотеках.
Потом Илье позвонил Сергей.
– Полчаса назад Борис Фроловский повесился в камере СИЗО, – сообщил он.
Надо же! Сам напоролся на собственный меч.
– Совесть замучила? Или ей помогли?
– Вроде, сам. Правда, я слышал, его навещал отец. Вряд ли он сможет теперь его отмазать. Зато сынок все еще был способен испортить репутацию отца. А теперь есть возможность скорбеть с достоинством. Сын – не наркоман, убийца и псих, а юноша, погибший во цвете лет. Но главное, Борис больше никого не убьет.
– Да, это лучший поступок за всю его жизнь.
– Лену забрал отец. В свой особняк. Она почти ничего не взяла с собой. Но, надеюсь, это не значит, что она скоро вернется. Она купит себе новые наряды, а старые – из прошлогодней коллекции – вы отдадите бедным…
– Отец позаботится о ней, – не сомневался Илья.
– Тебе тоже, надеюсь, есть о ком заботиться? – не унимался Сергей.
– Надеюсь. Как Маша?
– Обещала быть хорошей девочкой и расследования доверять профессионалам. Я возражать не стал.
– Хороший мальчик, – усмехнулся Илья.
– Но ночь у нас получилась не детская. Чего и тебе желаю…
Илья выключил телефон.
– Борис повесился, – объявил он Жене. – Лучше поздно, чем никогда.
– Наверное, это хорошо, – осторожно заметила она. Закономерный финал. Точка, хотя и не от пули. Или все-таки нужно выразить соболезнования по поводу трагической кончины брата жены? – Вам, видимо, нужно поскорее вернуться домой?
Он должен быть с супругой в эту нелегкую минуту. В горе и в радости.
– Мы поедем домой завтра, – отмахнулся он.
– Векшина, ты что ли? – услышала Женя удивленный возглас.
У их столика в ресторане затормозила брюнетка в красных сапогах. Нет, на ней было еще надето кроткое черное платье, но Женю почему-то поразили именно сапоги. Из тонкой, почти кружевной замши, в тон помады и сумочки.
– Не узнаешь? Я – Ника.
Ну да, конечно, Вероника. Одноклассница. Дочка директора универмага в райцентре теперь выглядела так, будто ее папа заведует ГУМом.
– Очень рада, – Женя надеялась, что это прозвучало оптимистично.
– Ты как здесь? Видела кого-нибудь из наших? – затараторила брюнетка, не дожидаясь ответов. – Я недавно Толика встретила. Он автозаправками владеет. Правда, в Туле. Так что до меня ему далеко. А я в пентхаусе живу. Знаешь, что такое пентхаус? Хотя, откуда? У вас в поселке одни пентюхи…
– А где ты работаешь? – спросила Женя, чтобы хоть что-нибудь спросить.
– Женой Плоткина. Он депутат, наверное, знаешь. Смотри, какой рубин он мне подарил. А ты как? Я слышала, тебя никуда, кроме зоны, не взяли. А в зоне что? – она с интересом взглянула на Илью. – Неужели банкиры попадаются? В смысле те, кто взял банк…
– Илья Болотов – вице-президент «Чугунмет», несудимый, – представился Илья. – Супругу вашему привет передавайте, мы с ним в прошлом году на горных лыжах в Аспене катались. Он тогда всех обогнал, в отличной форме для своих 65 лет. Правда, мне кажется, тогда вы были блондинкой.
– Это не я, это Тамарка – бывшая его, – скривилась Ника и свернула беседу. – Ладно, мне пора, меня подруги ждут. Мы в Третьяковку едем.
– В галерею? Ночью? – удивилась Женя.
– В Третьяковский проезд, глупая! В магазины! Хочешь с нами? Сменишь свои арестантские цвета.
– Боюсь, у нас другие планы, – снова встрял Илья. – Мы обычно покупаем одежду в Милане. Извините, с собой не приглашаем. Хотим побыть вдвоем…
Похоже, его все это забавляло. Ника ушла без вида победительницы. У Жени горели уши.
– Наверное, нам пора, – решила она.
– Почему?
– Если вы знаете ее мужа, кто-нибудь может оказаться знаком с вашей женой.
– Думаю, ей сейчас не до этого, – нахмурился он. – У нее траур. Но я вряд ли смогу его разделить. Давай не будем больше возвращаться к этой теме.
– Конечно, извините.
– Это ты извини. Мы с Сергеем вели себя, как кретины. Надеюсь, ты простишь нас?
– Уже простила. Уверяю вас, Илья Игоревич.
Когда же он сам простит себя? Неужели он не понимает, что общаться с ней из чувства вины немногим лучше, чем из-за подозрений?
– Тебе понравилась Москва? – спросил он. – Сегодняшний день? Здорово, что он наступил после вчерашнего…
– Да, спасибо.
– А какие планы дальше?
Выспаться, наконец! А не бояться пошевелиться, прислушиваясь к его дыханию.
– Женя, – он накрыл ее ладонь своей. – У нас заказаны номера в гостинице «Космос». Два. Но я буду рад, если один из них не понадобится.
Она вздрогнула и взглянула на него. Он смотрел на нее так, что оттаяла бы и вечная мерзлота. Все такой же красивый, высокий, темноволосый, в безупречном костюме. Он улыбался ей и только ей.
– Спасибо вам, Илья Игоревич, – она убрала руки под стол. – Я вам очень благодарна. И за сегодняшний день и вообще. Но я бы хотела вернуться домой сегодня. Прямо сейчас. И если можно одна. На такси.
Как он устал от ее «но». Однако он сам виноват в каждом из них.
– Куда же ты поедешь, на ночь глядя? Я отвезу тебя в гостиницу, – вздохнул Илья. – В твой номер.
У нее были те же апартаменты, что и неделю назад. И у него тоже. Ей хотелось и плакать и смеяться от этого. Работа над ошибками, – вот чем занимался Илья. Новый, улучшенный вариант. Исправленному верить. Но она не могла.
Ходила из угла в угол. Смотрела в окно. А вдруг все по-настоящему, и она упускает свой шанс? Нет, этого не может быть. Просто Илья пытается извиниться перед ней. А еще, похоже, не может видеть своею жену, потому что она заставляет его думать о Борисе. Но всё пройдет. Рана кровоточит, пока свежая, а потом затянется без следа. А Женя – как местное обезболивание. Это неправильно.
Хотя почему она думает о себе? Если ему станет хоть немного легче? Она же любит его. Вдруг это самое главное?
Нет, всё еще больше запутается. Они не подходят друг другу. Их свели чрезвычайные обстоятельства. Но они уже закончились. А непонимание, неловкость, косые взгляды остались. Ей прямая дорога в библиотеку. А ему – в Третьяковку, но не в галерею…
Она постучала в его номер уже заполночь. Но он открыл сразу, будто ждал под дверью.
– Я просто хотела узнать, как у вас дела…
– Теперь отлично, – он обнял ее. – Просто замечательно…
На этот раз он никуда не торопился. И просто утопил ее в нежности. Наверное, на ней не осталось ни миллиметра, который он бы обошел вниманием. А она замирала от непривычных ощущений и радовалась, что погасила свет. Наверное, дурацкий у нее вид. Зато счастливый.
Хорошо, что он не видел, как она покраснела, когда он спросил, тоже чувствуя себя слоном в посудной лавке:
– Как на счет безопасности?
Еще вчера он специально заехал в аптеку, как прыщавый юнец.
– Я обо всем позабочусь, – прошептала она, не собираясь заботиться решительно ни о чем, кроме собственных детей. От него…
– Так гораздо лучше, – пробормотал он, устраивая ее на ночевку у себя на плече.
– Мне и в первый раз понравилось, – улыбнулась она.
– Значит, зря я старался. Можно было, сэкономить на прогулке и ресторане. Сразу за волосы и в пещеру?
– С вами хоть в шалаше…
– С нами? Ты меня пугаешь! Никогда бы не заподозрил в тебе любительницу групповухи.
– Простите.
– За все «но», «вы» и «те» я буду штрафовать вас, Евгения Александровна. И премии лишу. Совсем.
– Тогда лучше вообще молчать.
– Конечно, губы не для разговоров, а для поцелуев…
«Чувство, что он испытывал, было странным, очень странным: легче дышалось, можно было несколько минут подряд ни о чем не думать, и ему уже не было так страшно…» Мишель Уэльбек «Элементарные частицы».
В среду в 14.00 Евгения Векшина явилась в областную прокуратуру для дачи показаний. Следователь – весьма габаритная дама лет под сорок в пиджаке с красными маками вместо синего мундира – посмотрела на нее с удивлением:
– Я не поняла, ты жертва или как?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24