Да, шансов много, вот только времени мало. Мистер Икс, таинственный, как Гамлет. Гамлет, таинственный, как Мистер Икс… Уж не одно ли и то же это лицо?Но откуда, откуда же я тогда знаю и эту манеру двигаться, и этот разворот плеч?Никогда среди моих знакомых не было мафиози. Единственный бизнесмен — Витенька Сударев, которому вообще-то не за что мне так кроваво и жестоко мстить… Шутки ради попыталась прикинуть, мог ли Витенька ходить, наклоняться, двигаться так, как делает это Человек в сером, — не помню! Если бы можно было поставить их рядом и скомандовать: «На зарядку становись! К приседаниям приступай!» — тогда да! Тогда бы я смогла сказать точно! Ну что за глупая, неудобная, непрактичная память?! Как я ненавидела сейчас себя за тупость, за неумение понять, вспомнить что-то бесконечно важное…Принц Датский. Лорд Гамлет. И девушка, пусть из знатной, но все же не королевской семьи. Если раскладывать по классической театральной иерархии, то ее возлюбленным должен был бы стать режиссер. Но с Бирюковым все уже было — было и сплыло. Да и тем более он уже давным-давно, еще до Натальи, шагнул в то самое небытие, которого так страшился Гамлет. «Умереть, уснуть и, может быть, увидеть сны…» А как там у Лозинского? «Умереть, уснуть — уснуть! И видеть сны, быть может?» Н-да… Какие-то сейчас снятся сны Вадиму Петровичу, Наташке, Лехе?.. А если отойти от театральной иерархии, от сугубо закулисной системы ценностей и престижа? И рассмотреть вариант с каким-нибудь молодым бизнесменом?Как там говорила Аладенская? Сынок министра? «Лорд Гамлет — принц, не суженый тебе…» — это Радлова. «Лорд Гамлет — принц, тебе он не чета» — это Пастернак.Что там по этому поводу думает господин Лозинский?..Я снова полезла в начало тома просто так, скорее чтобы не прерывать ход мыслей. Перелистнула страницу, вторую, пробежала глазами «аппетитный» диалог Гамлета и Полония про червей в дохлой собаке. Вернулась к разговору Полония с королем и… Сказать, что волосы зашевелились у меня на голове — значило ничего не сказать. Слишком слабо и приблизительно выразила бы мое состояние фраза:«Сердце ее екнуло и на миг остановилось». Но самое главное, за какие-то несколько мгновений все, абсолютно все сложилось у меня в голове и стало ясно: кто, зачем и почему. А также «каким боком» ко всему этому отношусь я…На белой странице чернели простые типографские буквы:«Принц Гамлет — принц, он вне твоей звезды…»И слово «звезда» заставляло меня задыхаться от изумления и ужаса.Казино «Звезда», разноцветные фишки, холодные лица крупье и азартные — игроков… «Подставка для карт при игре в блэк-джек?» Спокойное и какое-то автоматическое: «Каблук». Если, например, я, Мартынова Евгения Игоревна, не хожу по казино, о рулетке имею весьма приблизительное представление, а из всех карточных игр более-менее сносно играю только в дурака, то меня можно пытать клещами и раскаленным утюгом и все равно не выудить из моей памяти узкоспециальный, малоизвестный термин «каблук». Наталья же ответила на вопрос из кроссворда абсолютно не напрягаясь и как-то походя. Она вполне могла время от времени поигрывать в «Звезде». Моя (или теперь уже не моя?) Каюмова была азартным человеком…«Мы с Сударевым зашли в „Звезду“. Ну, в казино… И там была она… Она, в общем, очень обычная…»Да, обычная! Худая, белобрысая и похожая на подопытную крысу. Но в то же время особенная — сильная, резкая, независимая…Эти его постоянные, слишком частые «журналистские» командировки в Москву. Что он здесь, спрашивается, делал по несколько дней чуть ли не каждый месяц? Деньги… У него всегда водились деньги. Причем немалые! Он специализировался на экономике и вел в газете «Финансовую страничку». Он разбирался во всех этих делах…Я знала, как двигается Человек в сером, я помнила, как он двигается. Но можно ли было не узнать его, Сережину, походку? Его манеру приседать, протягивать руку и наклонять голову? Да можно! Черт побери, можно! Потому что даже в самом страшном сне мне не могло привидеться такое объяснение происходящего. Мне и в голову не приходило сравнивать движения жуткого Человека в сером с движениями моего любимого, драгоценного Сереженьки! А сейчас? Сейчас я пыталась представить хотя бы его лицо и не могла. Перед глазами стоял кровавый туман, та фотография из газеты с мертвыми Лешей И Славиком, нож в груди Бирюкова…«Пашков?! Нет! Не может быть! — жарким пульсом колотилось в затылке. — Нет! Никогда! Это же просто безумие!» И тихим, болезненным эхом отдавалось где-то в дальнем-дальнем уголке сердца: «Но это все мгновенно и логично объясняет…»Я встала с тахты, подошла к окну и, сжав виски ладонями, прислонилась лбом к холодному стеклу. Удивительно, но оно не расплавилось и не зашкварчало, как жир на раскаленной сковородке. Желудок ныл так, что впору было ложиться и умирать. Однако в данной ситуации моя «плановая» смерть с хризантемами во всех углах и печальными волнами белого кружева представлялась непозволительной роскошью.Пашков. Пашков. Пашков… Все складывалось до безобразия логично и так страшно, что кошмарнее просто не придумать. Какие-то его странные, необъяснимые «дела» в столице. Деньги, в которых нет 'нужды… Он вполне мог быть активным членом или даже одним из руководителей этой самой организации. Пашков умный, он сумел бы сделать так, чтобы организация нигде не светилась и приносила большие, очень большие деньги. «Серега, у тебя же авантюрно-мошеннические мозги! — любил приговаривать Витенька Сударев. — И чего ты их квасишь в этой своей газете? Тоже мне Эрих Мария Ремарк». Вот так «заквасил»! Вот так Эрих Мария Ремарк! Да тебе, Витенька, с твоей розничной и оптовой торговлей мылом такие авантюры и не снились!При воспоминании о Судареве мне и вовсе стало плохо. Я сползла куда-то под подоконник и тихо завыла, закусив костяшки пальцев. Потом на четвереньках доковыляла до тахты и взяла ненавистную, зловещую книгу.Блаженный ты или проклятый дух, Овеян небом иль геенной дышишь, Злых или добрых умыслов исполнен, Твой образ так загадочен, что я К тебе взываю…Лозинский переводил «загадочен», Радлова писала: «В каком обличье странном ты явился…» Господи, как я кичилась в свое время тем, что с грехом пополам прочитала пару книжек по шекспироведению! С каким апломбом рассуждала о многозначности переводов и о том, что это самое слово «questionable» можно толковать и как «готовый вести беседу», и как «способный отвечать на вопросы», и как «сомнительный»! «Сомнительный», «странный», «загадочный», «вызывающий недоумение»!.. Призрак приносит Гамлету известие о предательстве Гертруды!Витенька Сударев, прилетевший из Москвы в Новосибирск, рассказывает Пашкову о том, что я уже давным-давно за его спиной разводила шашни с «люберецким бандюганом»! Еще тогда, когда клялась в вечной любви и с радостным визгом кидалась на шею Сереже после каждого его возвращения из московской «командировки». А «странный», «сомнительный» и «вызывающий недоумение» вид?Пожалуйста! Что может быть «сомнительнее» и, как говорится, «страньше», чем вид директора крупной торговой фирмы, являющегося на важную презентацию с огромным фингалом под глазом?! Нет, я не сомневаюсь, что заботливая Витенькина женушка заштукатурила его тональным кремом и затушевала пудрами всех цветов и оттенков сразу, но хрустальная кружка, с моей легкой подачи влетевшая в Витенькину физиономию, знала свое дело. Синяк там намечался такой, какой не спрячешь даже под тонной высококачественного театрального грима!Когда-то Пашков любил устраивать свою голову у меня на коленях, снимать очки, близоруко всматриваться в мое лицо и говорить:— Я завтра улетаю, Женька! Ты уж без меня не грусти и не скучай!— Ладно, не буду, — традиционно радостно соглашалась я.— Что-о-о?! — Сережа делал «страшное» лицо.— Ну как ты просишь: не буду грустить, не буду скучать!— Так, пробуем еще раз! — начинал он «сердиться». — Не грусти и не скучай без меня, Женя!— Да не буду, не буду! — снова оптимистично заверяла я.Тогда он закатывал глаза и стонал, цитируя «Гамлета»:— «О женщины, вам имя — вероломство!»— «Слабость — имя твое, о женщина!» — обычно перебивала я. — У Радловой это лучше звучит.— Пусть так! — неохотно соглашался он. А потом… Потом между нами происходило то, что обычно происходит между любящими друг друга мужчиной и женщиной…«О женщины, вам имя — вероломство!» Вот и вспомнилось то, что в моей жизни было связано с «Гамлетом». Так вспомнилось, что лучше бы и не вспоминалось вовсе. Чем стало для него мое «предательство»? Что в нем так страшно надломилось? Что же еще произошло? Ведь должно, непременно должно было произойти что-то еще! Что заставило его за какие-то сутки собраться, примчаться в Москву и здесь разобраться сразу со всеми: с врагами, предателями и бывшими любовницами?! К сожалению, уже нельзя было спросить у Лехи, общался ли он когда-нибудь с Сергеем Геннадьевичем Пашковым. Сложно было бы убедить Бирюкова ответить на вопрос: имелся ли среди его «боссов» некто Пашков? Но Игонина…Оставалась Лера Игонина, и Человек в сером (Боже мой, Человек в сером!) возле ее подъезда. Кем бы ни был мой Сереженька — убийцей, маньяком, сумасшедшим, — но он должен был откуда-то узнать о подготавливаемой мной и Ольгой карательной акции!Мелко подрагивая челюстью и бряцая коленными чашечками, я встала и подошла к телефону. Записная книжка, так любезно забытая моей недавней гостьей, все еще лежала на обувной тумбочке. В принципе в ней не было особой нужды.Номер телефона Леры Игониной с того памятного дня, когда меня, полуголую, загнали в мужской туалет, прочно сидел в моей памяти.«453», — набрала я, прикрыла глаза, мысленно повторила следующие цифры.Пальцы отказывались накручивать диск, желудок разрывался от боли, голова кружилась.— Да, я вас слушаю, — после пары гудков ответили на том конце провода. И мне не оставалось ничего иного, как обреченно и отчаянно спросить:— Могу я поговорить с Валерией Игониной? Мне очень нужно…К моему удивлению, не последовало ни маньячески-подозрительного «а кто это?», ни истеричного «я не хочу и не буду ни с кем разговаривать, пусть все оставят меня в покое»; Все тот же ровный женский голос подбодрил:— Говорите, пожалуйста! Я у телефона.— Понимаете, я знакомая… то есть почти подруга Ольги… — Тут я с ужасом поняла, что не знаю ее фамилию. — Ну Ольги, вашей бывшей одногруппницы…На том конце провода ощутимо напряглись, потом последовало осторожное:— Да. И что?— Это очень важно и для меня, и для нее. Ответьте мне, пожалуйста, на один вопрос — только на один! Вам что-нибудь говорит имя «Сергей Геннадьевич Пашков»?Лера Игонина молчала всего пять или десять секунд. Но эти мгновения, как ни банально, показались мне вечностью. Ее молчание могло быть разным: осторожным, испуганным, потрясенным, виноватым…"Недоумевающим! Только бы оно было недоумевающим! — молилась я, чувствуя, как потеет ладонь, сжимающая трубку. — Пусть она слыхом не слыхивала, кто такой Пашков. Тогда остается хоть какой-то шанс, что он здесь ни при чем!Хоть малюсенький!"— Да, мне знакомо это имя, — четко и внятно ответила Лера, и земля в виде пола, застеленного линолеумом, стремительно уплыла из-под моих ног…К тому моменту, как я сумела восстановить дыхание, из трубки уже вовсю неслись короткие, резкие гудки. Оставалось только положить ее на рычаг и медленно поковылять обратно в комнату. Я услышала то, что боялась услышать.Все складывалось, как пазл к пазлу в сложной, на тысячу элементов, картинке. И картинка вырисовывалась, мягко говоря, ужасная. В нее вписывалось все: и шекспировский сюжет, и открытка в аэропорту, и даже то, что меня не трогали до поры до времени…Правда, это «до поры до времени» ничуть не утешало. Гертруде, павшей в глазах сына, суждено было выпить свой отравленный кубок. И я еще ни разу не встречала такой интерпретации шекспировской трагедии, при которой она осталась бы жива. , Господи, но почему все-таки Гертруда? Про женщин, которым «имя — вероломство», допустим, все ; понятно. Но вот о чем я никогда не догадывалась, так это о том, что Пашков питает ко мне чисто сыновние чувства!Правда, испокон веков существовал эдипов комплекс и тому подобная психологическая дребедень. И в американской киноверсии «Гамлета» Гамлет — Мэл Гибсон вытворял с матушкой — Гленн Клоуз такое, что заставляло меня краснеть от пяток до корней волос! Может, конечно, режиссер имел в виду что-нибудь очень приличное. Но мое испорченное воображение истолковывало картинку именно так, а целомудренное воспитание не позволяло обратиться к кому-нибудь за дополнительными разъяснениями…Значит, он видел во мне женщину, олицетворявшую в себе все: и любовь, и нежность, и сексуальность, и материнскую доброту! Вот оно, значит, как!.. И все бы могло закончиться очень хорошо (просто-таки по Грину: «Они жили долго и счастливо и умерли в один день!»), не загляни в один злосчастный вечер в казино «Звезда» неудачливая актриса Наталья Каюмова. Сколько ночей у них было? Одна?Две? Несколько? Пашков признался в одной, хотя, впрочем, он не говорил ничего конкретного. А Наташка рассказывала об интеллигентном «прынце» (принц Датский! О Господи!), который относился к ней как к очередной «постельной принадлежности»… Мы ведь болтали с ней о мужиках! Я брызгала слюной от злости, вспоминая своего «подлого обманщика», она жаловалась на изменщика «прынца». Мы жалели друг друга, понимали друг друга и умудрились ни разу не назвать фамилии (фамилию!) своих возлюбленных! А потом она говорила о приятелях в Новосибирске, о каких-то «хороших знакомых, которые практически родственники». Стоило только спросить, проявить хотя бы минимум любопытства и человеческого интереса! А кстати, что бы я тогда сделала, услышав ответ?Замерла в тупом недоумении? Вцепилась ей в волосы? Выставила бы из дома вместе с ее дурацким майонезом и пельменями? Значит, после Бирюкова у Натальи был Пашков. И выходит, несчастного Вадима Петровича он мог убить еще и за то, что тот когда-то спал с его женщиной, с его Офелией…Я мрачно отковыряла ногтем остатки моркови со стенки салатницы, меланхолично отправила их в рот и навзничь упала на тахту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46