Качая головой, Сара бросила на мужа жесткий взгляд. Заученным движением она повернулась, поддерживая себя костылем, и захромала к буфету. Одной рукой взяла доску, положила на нее хлеб и вернулась к столу. Сара отодвинула стул и села, прислонив костыль к краю стола. Отрезав два куска, она перевела взгляд на мужа, сидевшего на противоположном конце.
– Мама говорит, что ты можешь высадить меня в Хексеме. Она хочет, чтобы я для нее кое-что купила, правда, ма? – Так как стоявшая у плиты Констанция не повернулась и не проронила ни слова, Сара продолжала: – А обратно меня кто-нибудь подвезет.
Майкл медленно опустил в миску полную ложку каши, не донеся ее до рта.
– Я, кажется, ясно сказал, что еду один. Если что-то нужно, сделаешь это в пятницу.
– А мне надо поехать сегодня.
– Нет, не надо, – медленно качая головой, возразил Майкл. – Все, что тебе надо, это устроить сцену, чтобы вынудить меня взять тебя в Ньюкасл. Разве не так?
– Почему ты так упорно хочешь ехать один?
Глядя на жену, Майкл почувствовал на себе взгляд матери. Обе женщины смотрели на него злыми глазами. Они видели его уже в новом свете, как до этого Джим Уэйт. И чтобы закрепить в их сознании, что пришло время перемен, Майкл решительно поднялся из-за стола и заявил:
– Я сейчас еду в Ньюкасл один. Это только начало. И я говорю вам обеим… – Он взглянул сначала на одну, потом на другую. – …Если мне нужен выходной, я его возьму и проведу его один, или с дочкой, если захочу. Примите это к сведению. – С этими словами, твердо ступая, он вышел из комнаты.
Женщины переглянулись, не нарушая молчания. Как всегда в подобных случаях у Сары задрожали губы, но глаза остались сухими. Констанция все также молча вернулась к плите и задумчиво уставилась в широкое закопченное отверстие дымохода. Будущее представлялось ей не светлее сажи, плотно облепившей дымоход.
Уже одетый в дорогу, Майкл зашел в спальню дочери и склонился над спящей девочкой, чтобы поцеловать.
Она открыла глаза, обвила руками его шею и сонно пробормотала:
– Здравствуй, папочка.
– Здравствуй, моя любимая, – он обращался к ней так, только когда они были одни.
– Ты куда-то уезжаешь?
– Да.
– А куда?
– Далеко, в Ньюкасл.
– Нью-касл, – повторила она нараспев.
Он кивнул.
– А меня не берешь?
– В этот раз – нет, а в следующий – возьму обязательно. Что тебе привезти?
Глазки у нее заблестели.
– Я хочу обезьянку на палочке. В прошлом году у меня была такая, но я ее разбила. А еще привези морских ракушек.
– Договорились, будут тебе обезьянки и ракушки, а теперь до свидания. – Он снова поцеловал ее. – Будь умницей.
– Хорошо, папочка.
В дверях Майкл обернулся и посмотрел на дочь: милое нежное дитя… и такое невинное. В ее чертах ни злобы, ни упрека. Но очень скоро Сара с его матерью постараются заразить ее своей озлобленностью и ожесточенностью.
Майкл вышел из здания железнодорожного вокзала в Ньюкасле и оглянулся. Каждый раз, приезжая сюда, он любовался массивным фасадом здания. Ему вновь стало жаль, что такая красота – сплошь покрыта копотью и загажена птицами. Майкл перешел дорогу и направился к дальнему концу вокзала, где со стены взирало на мир вырезанное из камня, крылатое существо. Выражение его лица навевало Майклу покой и доброту. Какая досада, что таким мастерским работам суждено оставаться не замеченными на здании какого-то железнодорожного вокзала! Он осуждающе покачал головой.
Мужчина прошелся вдоль пристани и вышел в город. Картины шумной городской жизни волновали Майкла, хотя он не находил в них красоты. Проходя по одной из узких улочек, он миновал ночлежку, успев заметить лежавших на полу мужчин. Одни что-то лениво жевали, другие спали. Горевший в печи огонь немного смягчал это жалкое зрелище, но исходившее из комнаты зловоние заставило Майкла брезгливо поморщиться. Навозный дух был ничто, по сравнению с этим смрадом… Несколько раз женщины легкого поведения пытались навязать ему свои услуги. Майкл внезапно ощутил в себе потребность воспользоваться их предложением, но подавил искушение, поскольку был в этих делах очень щепетильным.
На его пути встретился собор. Внутрь Майкл не заходил никогда. Церкви оставляли его равнодушным. Но эта каменная громада впечатляла своей мощью.
На Пилгрим-стрит Майкл с большим аппетитом поел. Затем прогулялся по Коллингвуд-стрит, любуясь роскошными витринами магазинов. Он пожалел, что не взял с собой Ханну, ей бы здесь понравилось. Майкл запретил себе думать, что Сара тоже не прочь была бы взглянуть на такое великолепие.
Адвокатские конторы размещались на Перси-стрит. Вся процедура подписания документа, удостоверяющего право Майкла на владение десятью акрами плодородных пастбищ, прилегающих к южной границе его фермы, заняла не более получаса. Еще один документ, о покупке земли за тридцать фунтов у лорда Алвина, был заверен клерком.
Когда Майкл поинтересовался у адвоката, сколько он должен заплатить, тот ответил, что счет будет выслан. Майкл возразил, объяснив, что предпочитает расплатиться на месте. Адвокат сделал недовольное лицо и вызвал клерка. Через несколько минут тот положил на стол хозяину листок с расчетами. Адвокат повернул бумагу к Майклу. «Три гинеи», – прочитал тот вслух, достал деньги и расплатился. Затем, пожав адвокату руку на прощание, вышел на улицу.
Территория фермы увеличилась на десять акров, но факт этот не заставил его сердце радостно забиться. Майкл не питал особой любви к земле, как и ко всему прочему, что касалось фермы. Жизнь представлялась ему чередой обязанностей и обязательств, которые следовало в определенном порядке выполнять. Однако с этого дня он стал смотреть на жизнь с несколько иных позиций. Майкл сказал себе, что в дальнейшем будет не только формально считаться хозяином фермы, но и добьется того, чтобы все признали это. И какая разница, что он внебрачный сын собственного дяди, а не мужа матери. Ферма принадлежит ему, и он намерен втолковать это всем, начиная от матери и кончая самым младшим из Уэйтов.
У него в запасе осталось еще полтора часа. Майкл не спеша направился к реке, глядя на мосты и кипевшую вокруг них работу. Большие и маленькие суда, лодки нескончаемым потоком двигались вверх и вниз по течению. Самому новому разводному мосту было лет двенадцать. От реки Майкл снова направился в город. Он прошел сквозь рынок, углубившись в элитную часть города, где вдоль широких улиц выстроились большие и красивые дома.
Он пересек Ловейнскую площадь, вошел в узкий переулок и вдруг увидел, как с противоположной стороны к нему приближается высокая женщина с тремя детьми. Детям было не более трех лет. Двоих женщина вела за руки, а третий, выглядевший немного старше, весело приплясывая, бежал впереди. Майкл сначала не мог определить, мальчик это или девочка. И понял, когда мальчуган поравнялся с ним, и Майкл остановившись, коснулся черных кудряшек, выбившихся из-под соломенной шляпки. А малыш рассмеялся и сказал: «Здравствуйте».
Майкл поднял глаза на женщину, ожидая, когда та подойдет, но она замерла на месте. В ту же секунду впервые за много лет Майкл почувствовал, что у него есть сердце. Оно неистово заколотилось, и стук его превратился в оглушающий грохот. Сквозь застилающую глаза пелену лицо и фигура женщины сначала виделись смутно, но затем очертания стали проясняться. Майкл несколько раз моргнул и наконец смог как следует ее разглядеть. Это была не та Барбара, чей образ сохранился в его памяти. Ничто не напоминало прежнюю Барбару. Перед ним была взрослая женщина и такая красивая, что он почувствовал даже легкое головокружение. Она стояла, словно в ожидании чего-то, но чего? В ушах Майкла зазвучал голос Сары: «Я хочу поехать с тобой, почему ты так настойчиво хочешь ехать один?».
Он знал, что должен подойти и заговорить с ней. Это же Барбара, конечно Барбара. Но что, если об этом узнают? Ему обязательно скажут: «Мы догадывались, что у тебя что-то на уме». Мысли путались в его голове. Что с ним происходит? Он должен с ней поговорить, но надо сначала посмотреть на нее поближе. Он должен сказать ей… Что же он должен ей сказать? Дескать, слишком поздно понял, что его любовь к ней была такой же сильной, как и ее чувство к нему? И к чему это все приведет?
– Мама, мама, пойдем, – позвал стоящий рядом с Майклом ребенок. Двое других малышей тоже нетерпеливо тянули ее за руки. Но она не двигалась и продолжала ждать. Ждать какого-то знака, что он не забыл ее. И дождалась.
Майкл развернулся и бегом помчался прочь. Он изо всех сил старался умерить шаги. Вот и главная улица, Майкл поспешно пересек ее, затем свернул в переулок и прошел его из конца в конец. Там он остановился и в изнеможении прислонился к стене. Он обернулся назад, откуда пришел, в надежде еще хоть одним глазком увидеть Барбару, если она пройдет мимо, но она так и не появилась.
Внезапно Майкл выпрямился: мысли в лихорадочной спешке сменяли одна другую. Какую он сделал глупость! Зачем было убегать? Что она подумает? А что она могла подумать тогда в лесу, когда он бросил ей в лицо: «Я до конца жизни не желаю тебя видеть!». Но именно с того дня (Майкл сознавал это теперь особенно четко) самым страстным его желанием было хотя бы раз увидеться с ней.
С этой мыслью Майкл, как безумный, ринулся обратно. Он вновь оказался на центральной улице и заглянул в переулок, где произошла встреча. Но Барбары там не было. Майкл поспешно миновал переулок и снова вышел на Ловейнскую площадь. И не нашел их и там. Он бросил взгляд на часы. Ему следовало поторопиться, иначе может опоздать на вечерний поезд. Но он не двигался с места.
С противоположной стороны площади к Майклу приближалась пара. Он подождал, пока мужчина и женщина не поровняются с ним.
– Извините, вы не встретили по пути женщину с тремя детьми?
Прохожие переглянулись и недоуменно посмотрели на Майкла.
– Нет, – ответил мужчина, в его голосе отчетливо звучали высокомерные нотки, – никакой женщины с детьми мы не видели…
Они шли, а Майкл чувствовал себя последним глупцом.
«Ее имя миссис Беншем, – размышлял он. – Он может обойти площадь и в каждом доме спрашивать, не живет ли там семейство Беншемов. А если дома окажется Дэн? Что он, Майкл, скажет ему: „Я пришел, чтобы посмотреть на твою жену"».
Надо ехать домой. И словно подчиняясь неслышимому приказу, Майкл повернулся и заторопился на вокзал. Он успел на поезд в последнюю минуту.
Уже садясь в свою двуколку, чтобы проделать оставшуюся часть пути, Майкл вспомнил, что он так и не купил Ханне ни обезьянку, ни ракушки.

Идиот
Глава 1
Дом в усадьбе Берндейл-Манор значительно уступал размерами Хай-Бэнкс-Холлу. Но его отличала атмосфера особого тепла и радушия. Семейство Ферье владело усадьбой более трехсот лет. Современное здание стояло на фундаменте, оставшемся от прежнего дома, уничтоженного пожаром. Это случилось в одну из Рождественских ночей. Усталая горничная уснула в четыре утра за кухонным столом и не заметила, как вспыхнуло пламя. Причиной пожара стала зажженная свеча, упавшая на залитый жиром стол. Пировавшие в доме гости и прислуга в амбаре были слишком пьяны, чтобы бороться с огнем. Старое дерево оказалось настолько сухим, что к утру здание сгорело дотла.
Знакомство Кэти с ее новым домом состоялось спустя пять недель после свадьбы. Стоило ей переступить порог, как она уже знала, что будет всей душой любить этот дом и всех, кто в нем находится, начиная от дворецкого Макнейла с его трясущейся старческой походкой (Пэт сказал, что старику позволят доживать в доме свой век), до младшей горничной Мэри. Счастье девушки было столь огромно, что весь мир казался ей радостным и светлым.
За то короткое время, пока Ферье ухаживал за Кэти, он проявил себя как галантный, блестяще воспитанный мужчина, в обществе которого было весело и интересно. Но когда он стал ее мужем, она открыла в нем много новых черт. Кэти не имела ничего против того, что свою опытность в искусстве любви Пэт приобрел, благодаря многочисленным любовным связям. Кэти знала: для Ферье она женщина особенная и неповторимая, способная дарить истинную радость. Его волнующие, проникнутые нежностью ласки, возбудили в ней качества, о которых она и не подозревала. Шло время: за неделей неделя, за месяцем месяц. Кэти забеременела и счастье буквально переполняло ее. У нее появилась новая манера держаться, но это не было заслугой мисс Бригмор. Просто Кэти знала, что ее ценят и любят, и что она скоро станет матерью. Кэти решила не ограничиваться одним ребенком, ей хотелось подарить Пэту много сыновей и дочерей.
Большое удовольствие доставляли ей вечера, когда за ужином собирались подчас по два-три десятка гостей. Но особенно ей нравились небольшие компании, в которых можно было поддержать общий разговор. Кэти было очень приятно, что Пэт обладал разносторонними знаниями и прежде всего хорошо разбирался в политике.
Раньше в Манчестере девушка пыталась решать социальные проблемы. Тогда ей казалось, что она достаточно сведуща в этих делах. Но теперь, слушая разговоры гостей, она ужасалась своему невежеству. Как-то раз она призналась в этом Пэту.
– Любимая, – целуя ее, улыбнулся он, – чем отчетливее ты будешь сознавать скудность своих знаний, тем больше сможешь узнать.
Глубина и мудрость его слов стали понятны ей не сразу, а после определенных раздумий.
Ее смущала мысль, что пока она терзалась по поводу незначительности своей благотворительной деятельности, в мире назревали серьезные противоречия, которые, по мнению Пэта, со временем могли стать поводом к войне.
Из разговоров Кэти узнала, что Германия завидовала Англии, у которой имелись многочисленные колонии, а это открывало огромные возможности. Хотя Германия обладала самой большой в мире армией и не должна была бы испытывать чувство зависти, тем не менее, она не могла простить Англии, что та не позволяла ей командовать в Европе. Англия не допустила Германию в 1870 году в Бельгию и не дала напасть в 1875 году на Францию, которая в то время была сильно ослаблена.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36