По крайней мере два фигуранта этих процессов — некто А.В. Балакин из СУОАС-2, которого посол Д.И. Абрикосов называл «типичным авантюристом, кои процветали на Дальнем Востоке в период Гражданской войны», и К.И. Славянский, бывший деятель Всероссийского крестьянского союза, — подозревались белой эмиграцией в том, что они — «тайные агенты ОГПУ».
В документах нашего архива есть туманные намеки (подтвержденные в 1993 г. Ф. Ватанабэ) на то, что и два главных японских фигуранта — все тот же «адвокат» Шюн Сузуки и второй посредник Синкэй Куроки, бывший офицер разведки японского Генштаба, прикомандированный в 1918 г. к штабу атамана Семенова в Забайкалье, — обхаживались агентами ОГПУ в Китае и в Японии. Иначе чем можно объяснить странные заявления свидетелей истцов в Токийском суде еще до официального (январь 1925 г.) признания Японией СССР типа: «Подтягин будет лишен права распоряжаться этими суммами, и они будут переданы Советскому государству». Впрочем, у части потомков эмигрантов той поры и сегодня бытует мнение, что игра была двойной — действовали и ОГПУ, и японская разведка; интересы последней, возможно, и представлял в процессах Куроки, скоропостижно скончавшийся в 1934 г.
И именно этим сомнительным посредникам — Балакину, Славянскому, Сузуки и Куроки — доверились генерал Петров (доверенность на ведение дела в Японии о 22 ящиках золота Славянскому от 7 декабря 1921 г.), публицист Моравский (доверенность Сузуки от 16 декабря 1923 г.) и атаман Семенов (доверенности Куроки от 15 июля 1922 г. и Сузуки от 29 октября 1923 г.).
Вчиненные этими авантюристами Подтягину и Миллеру, а также Гонконг-Шанхайскому банку (1 ноября 1930 г. доверенность Моравского Сузуки) в японских судах иски колебались от 1 млн. 61 тыс. 900 зол. иен (Подтягину) до 12 млн. зол. руб. (банку).
С формально-юридической стороны вначале речь шла о совершенно конкретной сумме — так называемых «семеновских» деньгах в 1 млн. 400 тыс. иен, перечисленных атаманом в сентябре 1920 г. за военное снаряжение для армии в 45 тыс. человек (примерно столько у атамана было под ружьем на тот момент в Забайкалье), которое в принципе было заказано еще Колчаком и им же через Подтягина оплачено из того самого «залогового золота», что было привезено в Японию по соглашениям 1919 г.
Поскольку все это снаряжение ввиду падения правительства Колчака и его отказа 4 января 1920 г. от всех полномочий в пользу атамана Семенова так и осталось на складах японского военного ведомства, Семенов еще в марте 1920 г. отправил в Токио к Подтягину своего порученца генерал-майора Сыробоярского, и тот подписал с военным агентом соглашение: за 1 млн. 400 тыс. иен Подтягин переуступает примерно 1/6 «колчаковского» имущества на японских складах в пользу забайкальской армии Семенова.
20 сентября 1920 г. чиновник Читинского отделения Госбанка Лосев привозит Подтягину чек на требуемые 1 млн. 400 тыс. иен. Осторожный военный атташе, посоветовавшись с послом Д.И. Абрикосовым, иск сразу не принимает, а требует от Лосева «бумагу», чтобы удостовериться, что деньги не ворованные, а законно вырученные от продажи «русского золота» представителями Семенова во Владивостоке, то есть казенные. Лосев это и удостоверил с «приложением гербовой печати Читинского отделения Госбанка».
Запомним этот ход Подтягина-Абрикосова.
Никакого военного снаряжения Семенов, как и Колчак, в итоге так и не получил; в ноябре 1920 г. свою отступающую в Китай армию он бросил, улетел из Читы на аэроплане и… на несколько месяцев вообще пропал, скрываясь то ли в Китае, то ли в Японии (потом оказалось, что в США). Но в мае 1921 г. неожиданно объявился в Японии и с ходу предъявил Подтягину пока устное требование: верни 1 млн. 400 тыс. не греши, ибо ты взял с меня за оплаченное уже Колчаком военное имущество (что действительно было так). Подтягин снова посоветовался с Абрикосовым, и они решили часть денег (338 тыс. иен), которые военный агент действительно взял из семеновской «предоплаты», вернуть, что и было сделано, но остальное не трогать.
Кто такой теперь Семенов? Частное лицо, бездарно проваливший белое дело в Забайкалье, ограбивший Колчака да еще торговавший ворованным золотом по бросовой цене во Владивостоке, — хватит с него и 338 тыс.! К тому же все генералы-"каппелевцы" (Петров, Войцеховский, Вержбицкий, Пучков) в один голос в эмиграции твердили, что весь штаб атамана состоял из «отпетых подлецов» (оценка Петрова).
В эмигрантской прессе В.И. Моравский напомнил, что, когда Семенов вернулся из США во Владивосток, ему даже не разрешили спуститься на берег с борта корабля, как «дезертиру», и он вынужден был отбыть в Японию, где временно осел в Нагасаки. Но атаман не сдается — требует денег! В июне 1921 г. шлет в Токио к Подтягину и Абрикосову очередного гонца генерала Н. Магомаева. Ответ Подтягина однозначен: деньги — казенные, частным лицам я их не отдам, разве что российский посол в Токио письменно прикажет. А посол Абрикосов «не приказывает»…
Ситуация вокруг миллиона «семеновских» иен на счетах военной миссии еще более осложнилась, когда по рекомендации Семенова на них с августа 1921 г. стали претендовать две японские фирмы — «Тойо Сейка Джо» и «Фукуда Гуми», с которыми атаман не расплатился еще с забайкальских времен. Японские фирмачи не стали ходить по судам, а заявились в центральное полицейское управление в Токио и потребовали срочно арестовать все счета российского посольства и военной миссии. Видимо, у Абрикосова с Подтягиным за годы работы в Токио сложились неплохие отношения с полицией, ибо с арестом счетов дело не двигалось целый год. Но 24 августа 1922 г. начальник столичной полиции все же посоветовал Подтягину перевести спорный миллион со старых счетов на новый во все тот же «Йокогама спеши банк» и самому арестовать его, сделав приписку: «До решения компетентного суда». Военный агент так и сделал.
Вот тогда-то Семенов и спустил своих «борзых» — С. Куроки и Ш. Сузуки — на счета российской военной миссии, включая и только что открытый новый счет в «Йокогама спеши банк», о чем 5 июля 1922 г. атаман известил Подтягина письменно. При этом Семенов выдал Куроки 15 июля 1922 г. самую широкую доверенность, фактически делая его правопреемником «семеновских» миллионов.
В Токийском окружном суде этот первый процесс по «делу Подтягина» тянулся с 15 сентября 1922 г. (29 октября 1923 г. атаман подключил к делу и второго «концессионера» — Ш. Сузуки), почти два с половиной года, и 9 марта 1925 г. был вынесен вердикт: отказать истцу как частному лицу, желающему завладеть казенными деньгами (председатель суда — Хорита Кахичи).
Понятно, что Куроки и Сузуки с этим решением не согласились и, пользуясь тем, что у них в запасе была еще и доверенность СУОАС-2 от 27 февраля 1922 г. подали апелляцию в Высший суд Японии. Там дело тянулось еще четыре года и завершилось в октябре 1929 г. отказом не только Семенову, но и СУОАС-2. Вместе с тем суд внес «поправку» — 1 400 000 иен принадлежат не Подтягину, а Дальневосточной армии Забайкалья, но ее больше нет, а посему и деньги «ничьи» Такой «пассаж» — отказ «государственнику» Подтягину в распоряжении «казенными» деньгами — был явно связан с дипломатическим признанием 20 января 1925 г. СССР Японией, что автоматически делало военного атташе белого правительства «персоной нон грата», то есть пусть пока лежат в «Йокогама спеши банк». Где они лежат и по сию пору…
О последующих методах обмана японских судов «интернациональной» группой авантюристов свидетельствует такой факт. Проиграв к 1925 г. все процессы против военного и финансовых агентов в токийских судах, участники японского варианта фирмы «Рога и копыта» забросили исковой бредень в суды других городов Японии. И — о чудо! — в одном из них — суде г. Кобе (1926 г.) — решение оказалось положительным: «концессионерам» неожиданно присудили «подтягинское золото» (более 1 млн. зол. иен). Но суд обусловил их окончательную выдачу двумя моментами:
а) залогом в 300 тыс. иен;
б) личной явкой генерала Подтягина в суд.
С залогом еще как-то можно было выкрутиться, а вот с явкой агента в суд дело обстояло совсем худо: не дожидаясь решения Токийского окружного суда, 9 марта 1924 г. военный атташе с санкции посла Абрикосова подал в отставку и в мае 1924 г. навсегда уехал из Токио в Париж. Генерал мотивировал свой уход крайним нервным истощением (с декабря 1921 г. он непрерывно судился), угрозами физической расправы с ним и членами его семьи (в «объяснительной» генерала по мотивам отставки делался намек, что здесь не обошлось без «руки Москвы») и явно назревающим дипломатическим признанием СССР, что автоматически лишило бы военного агента царской России дипломатического иммунитета.
Однако, прежде чем уехать, еще 27 февраля 1924 г. генерал пишет атаману Семенову, главному инициатору судебного процесса против него, полное достоинства, но категоричное письмо. В нем он стыдит Семенова как русского офицера за недостойное поведение, подчеркивая, что находящиеся на счетах русской военной миссии деньги — это не его, Подтягина, личные (хотя счета в соответствии с директивой Колчака в ноябре 1919 г. генерал переоформил на свое имя), а казенные деньги, и он никогда не допустит, чтобы некие куроки и сузуки наложили свои грязные лапы на государственное достояние России. Пока, как писал далее генерал, до окончательного решения суда деньги военной миссии находятся под арестом, но, как только решение состоится (а Подтягин не сомневался, что он выиграет), военный агент намеревался сразу же перевести их из Японии в Югославию или во Францию на имя генерала барона П.Н. Врангеля РОВС (Российский общевоинский союз) — созданное в Белграде в 20-х годах бароном Врангелем объединение офицеров-эмигрантов. На Дальнем Востоке отделение РОВС до 1937 г. возглавлял генерал М.К. Дитерикс, верховного председателя РОВС.
Что делают Сузуки с Куроки, пока их апелляция по решению Токийского суда пылится в Высшем суде Японии? Проводят параллельную операцию в лучших традициях нашего литературного героя Остапа Бендера: уговаривают безработного и всеми забытого бывшего аса японской авиации Н. Хирохичи, инструктируют его, гримируют, переодевают в форму дореволюционного русского генерала с аксельбантом и… приводят этого Лже-Подтягина в суд г. Кобе.
Самое поразительное: в июне 1926 г. суд поверил лжегенералу, а тот прямо в суде заключил со своими «противниками» мировую — деньги поделили 50 на 50. Да настолько талантливо сыграл японский летчик, что вызвал аплодисменты и у судей, и у публики в зале. Дело было выиграно, и с решением суда «концессионеры» отправились в отделение «Йокогама спеши банк», где, они были уверены, их ждал один миллион золотых иен «на блюдечке с голубой каемочкой».
Но то ли летчик на радостях хватил перед походом лишний стаканчик саке, то ли грим от жары потек, но в банке один из служащих, неоднократно ранее видевший настоящего Подтягина (он несколько лет подряд приходил сюда оформлять свои военные счета), заподозрил неладное. Охрана банка вызвала полицию, и вся компания во главе с прославленным асом и национальным героем страны оказалась в полицейском участке. Там без труда установили, что «русский генерал» — не настоящий, а подставной. Афера попала в газеты. Замелькали имена атамана Семенова, генерала Петрова, «друга» японских генералов Моравского. Газетчики писали о «руке Москвы», якобы устроившей всю эту провокацию с Лже-Подтягиным.
Через три месяца, в октябре 1926 г. «концессионеры» сидели в том же суде г. Кобе. Оказывается, во всем был виноват… атаман Семенов. Это он, бес, их попутал, так как якобы подсказал идею с «лжегенералом» и даже через своих представителей будто бы руководил гримировкой и переодеванием японского летчика. За идею атаману выдан был «концессионерами» аванс в 60 тыс. иен, а он посулил за выигранное дело отвалить на пятерых всего 150 тыс. Ключевой в оправдательных речах жуликов была одна фраза: «Мы трудились не только за гонорар. Мы искренне верили, что, добывая деньги для атамана Семенова, мы вносим свой финансовый вклад в борьбу с большевизмом» (?!).
Иными словами, мы — воры, но «идейные». Просим поэтому суд о снисхождении. Жаль, что Ильф и Петров не знали в 20-х годах этот японский сюжет. То-то бы они повеселились всласть, поместив на место японского летчика Остапа Бендера (а может быть, наоборот?). Комбинаторы всего мира, как и пролетарии, национальности не имеют.
Впрочем, Сузуки и Славянский свои аферы не оставили. В 1932 г. оба появились вновь, и снова как «соавтор» иска здесь оказался замешанным Валериан Моравский, уже председатель СОУАС-2. Теперь речь шла о «петровском» золоте и расписке полковника Рокуро Идзомэ (или об 1 млн. 270 тыс. зол. руб.).
«Концессионеры» вызвали генерала П.П. Петрова из Мукдена в Токио, куда он и приехал осенью 1932 г.
Процесс генерала П.П. Петрова (1932-1941 гг.)
Это был последний судебный процесс, который бывшие белогвардейцы-эмигранты вели в Японии.
Предыстория процесса распадается на два этапа: 1932-1934 гг. — генерал Петров пытается выиграть дело внесудебным путем, но с помощью Сузуки и Славянского; 1934-1941 гг. — Петров судится один, привлекая профессиональных японских адвокатов с высокой репутацией. В обоих случаях речь идет о 22 ящиках золота.
Петров знал К.И. Славянского еще по Гражданской войне в России, ибо в качестве начальника тыла Дальневосточной армии контактировал с представителем Сибирского крестьянского союза (СКС) Славянским как главным поставщиком продовольствия в армию. Судя по расследованию сына генерала Петрова (а Сергей Павлович регулярно сообщал мне в Москву о нем в своих обстоятельных письмах в 1992-1994 гг.), еще в декабре 1921 г. именно ему, Славянскому, генерал доверил подлинник расписки полковника Рокуро Идзомэ на 22 ящика золота в надежде, что Славянский, пробивной сибирский делец, получит с японцев хотя бы часть (за вычетом комиссионных). Причина этой «слабинки» П.П. Петрова была самая что ни на есть житейская — у него вот-вот должен был родиться ребенок, а у родителей не было денег даже на пеленки (именно тогда генерал стал подрабатывать любительской фотографией, интерес к которой пронес затем через всю жизнь).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76