29 октября, в тот самый день, когда начался мировой экономический кризис, некий Л. Берс писал в своем комментарии о том, что еще в сентябре в Австрии обанкротился банк «Боден кредит анштальт», в октябре в Бельгии – Брюссельский банк, на берлинской бирже отмечено падение акций германских предприятий, и делал вывод: «Не приходится сомневаться, что нынешний биржевой кризис – первый раскат надвигающейся экономической грозы».
31 октября. «Биржевой кризис в Америке. 29 октября. Сегодня на нью-йоркской бирже акции снова упали. Особенно резко упали акции сталелитейных и электротехнических предприятий, телефона, телеграфа и т. д. Многие акции упали ниже того уровни, до которого они опустились в первый день биржевой паники, в прошлый четверг. На бирже за сегодняшний день продано свыше 9.200.000 акций. Паника усиливается».
Даже в ноябре подача такого рода материалов не претерпела изменений. «Правда» по-прежнему давала лишь небольшие информации, хотя и изменила тон заголовков. 1 ноября: «Последствия биржевого кризиса в США. Падение курсов на стокгольмской бирже. Снижение учетного кредита в Англии». 2 ноября сообщила о том, что «банки спускают бумаги подешевле», на бирже царит лихорадка, продолжается снижение учетного кредита; сокращается производство автомобилей, «Форд» и «Крайслер» уволили свыше 30 тысяч рабочих; банки Соединенных Штатов и Европы заключили соглашение, чтобы приостановить дальнейшее падение курсов акций.
Только тогда в Кремле, в Наркомторге осознали, что действительно разразился мировой экономический кризис, и начался он в самый неподходящий для Советского Союза момент. Кризис привел к коллапсу международной торговли, к крушению всех расчетов получить столь необходимую для индустриализации валюту за счет экспорта леса и золота, пушнины и зерна. И за счет экспорта антиквариата, переставшего интересовать кого бы то ни было.

«СОВЕТСКАЯ ОПЕРАЦИЯ» МЕЛЛОНА
Между Сциллой и Харибдой
Еще за полгода до мирового экономического кризиса не менее острый, но чисто политический кризис захлестнул и ВКП(б). Породил его извечный для России крестьянский вопрос.
…Хлеб требовался Советскому государству, чтобы кормить город. Столь же нужен был хлеб и крестьянам, и не только для пропитания, но и на продажу, для приобретения необходимого: керосина для освещения, сахара, мануфактуры, обуви.
В 1927 году цены на зерно резко упали. Те, кто продавал его государству, главным образом кулачество, решили хлеб придержать, выждать повышения цен и только тогда продать его, с выгодой для себя. В результате государство получило примерно треть необходимого ему зерна. В 1928 году положение не изменилось.
Хлеб нужен был Советскому государству и для экспорта. Правда, он составлял не такую уж большую величину – каких-нибудь 5 – 6 %. Но даже такая доля после принятия пятилетнего плана стала существенной: она серьезно влияла на баланс внешней торговли, много значила для покупки крайне необходимых машин, строительной техники, оборудования. Именно потому XVI партконференция и осудила «правых», защищавших право крестьян (точнее, лишь кулачества) самостоятельно решать: продавать им хлеб государству или нет.
Все бы ничего, если бы «правые» предложили свой вариант пополнения валютных запасов, назвав источник финансирования импорта, который покрыл бы недостачу. Однако Н. И. Бухарин, поддержанный М. П. Томским, А. И. Рыковым, секретарем Московской парторганизации Н. А. Углановым, стал настаивать на ином: пусть государство купит за рубежом 80 – 100 миллионов пудов зерна, истратив 200 миллионов золотых рублей. Да, такое решение вынудит сократить импорт для промышленности, снизит темпы выполнения плана индустриализации года на два – ничего от этого не изменится.
Бухарин настаивал на своем предложении, хотя знал: весной 1929 года заготовки снизились по сравнению с прошлогодними, и без того низкими, чуть ли не в шесть раз. Было ясно, что создавшееся положение вскоре приведет к нехватке хлеба в городах, заставит ввести карточную систему.
Мало того, Бухарин, как общепризнанный лидер «правых», начал переговоры со сторонниками Зиновьева. А это уже угрожало властному положению группы Сталина тем, что она может разделить судьбу троцкистов: будет изгнана из Политбюро, правительства, окажется на задворках политической жизни.
Казалось, у Сталина не осталось выхода: либо придется согласиться с доводами Бухарина, либо самому заключить союз с «левыми».
Сталин сумел найти третий путь.
В канун открытия XVI партконференции, 22 апреля 1929 года, на пленуме ЦК Сталин четко обозначил собственный курс. Он открыто порвал с «правыми», но взял под защиту основную массу крестьян – бедняков, середняков и не пошел на компромисс с «левыми», хотя остался верен идее необходимости скорейшей индустриализации.
Практически не упоминая о пятилетке в своем выступлении, Сталин назвал текущий этап экономической жизни «периодом реконструкции» – реконструкции как промышленности, так и сельского хозяйства. В его изложении пятилетка стала выглядеть затеянной ради тех же крестьян, ради модернизации отсталого сельского хозяйства страны.
«Снабжать деревню машинами и тракторами, – сказал Сталин, – невозможно, не развивая индустрии ускоренными темпами». Следовательно, в интересах самого крестьянства всячески способствовать выполнению пятилетнего плана, для чего крайне необходимы регулярные поставки хлеба в надлежащих размерах. Но это в настоящее время зависит от кулачества. И тут же заметил: «Смешно было бы теперь надеяться, что можно взять хлеб у кулака добровольно».
Развивая мысль, Сталин заставил согласиться слушателей с тем, что кулачество стало «классовым врагом», а проводимый им саботаж – «обострением классовой борьбы». Потому-то, по его словам, при сложившихся обстоятельствах остается одно-единственное решение: раскулачивание и насильственное, принудительное изъятие недостающих 150 – 200 миллионов пудов зерна.
Однако, продолжал он, и это еще не разрешит проблему в целом, окажется лишь временной полумерой. Ведь мелкие слабые крестьянские хозяйства никогда не смогут стать производителями товарного хлеба. Значит, надо начать их слияние в более крупные – в сельскохозяйственные артели, колхозы. Эти новые хозяйства, получив необходимую технику, прежде всего тракторы, комбайны, и сумеют заменить кулачество.
Пленум поддержал Сталина – хотя все выглядело так, будто Сталин возвратился к идеям «левых», Преображенского, решив сделать главным источником финансирования индустриализации столь ненавистное троцкистам своей мелкобуржуазной сущностью крестьянство.
Казалось бы, подтверждали такое представление и последовавшие вскоре кадровые перестановки в верхах. В апреле освободили от обязанностей кандидата в члены Политбюро Н. А. Угланова, перевели, фактически сослав, в Астрахань. В ноябре вывели из Политбюро Н. И. Бухарина, поручили ему малозначительную работу в ВСНХ. Приняли добровольную, даже демонстративную отставку М. П. Томского с поста председателя ВЦСПС, утвердив его в должности заместителя председателя ВСНХ – руководителя Всесоюзного объединения химической промышленности. Сняли и М. И. Фрумкина, заместителя наркома финансов, назначили председателем Госрыбсиндиката. Свой прежний пост сохранил только А. И. Рыков.
Вдохновленные переменами, «левые» приободрились и поспешили возобновить пропаганду своих радикальных воззрений. В журналах и газетах они стали преподносить индустриализацию совсем не так, как она задумывалась. «Левые» внушали читателям, что выполнение пятилетки не просто превратит отсталую, аграрную страну в передовую, промышленно развитую, но якобы приведет наконец к достижению цели, намеченной еще Марксом и Энгельсом. Этой целью, движение к которой начал Ленин в октябре 1917 года, было построение социализма в его классической форме – без собственности, государства, даже без семьи.
На столь утопические обещания первыми откликнулись комсомольцы. Еще не имея ничего – ни жилья, ни вещей, они стали «коллективизировать» свой быт, создавать коммуны, где все уже было общим. К весне 1930 года только в Ленинграде появилось 110 таких коммун с 10 тысячами коммунаров.
Столь же всерьез восприняли наступление социализма через пять лет в «штабе индустриализации», как тогда называли ВСНХ. Именно этот гигантский наркомат в конце 1929 года подготовил, а в начале следующего года провел конкурс проектов «социалистических городов»: Нижнего Новгорода, где уже возводился автомобильный завод, будущих Магнитогорска, Запорожья, Кузнецка, строившихся металлургических комбинатов.
Все это скорее напоминавшее сеанс массового гипноза, нежели трезвое, тщательное и всестороннее составление проектного задания.
Мечта о социализме оказалась столь притягательной и непреодолимой, а желание самим воочию увидеть светлое будущее человечества таким заразительным, что в грезы леворадикалов-утопистов уверовали слишком многие. Даже такие, казалось бы, трезвые люди, как В. В. Куйбышев, направлявший деятельность ВСНХ вот уже четыре года и принимавший самое активное участие в составлении пятилетнего плана, и его заместители: С. С. Лобов, до перехода в ВСНХ руководивший топливным главком Ленинградской области; М. Л. Рухимович, возглавлявший последовательно трест Донуголь и Совнархоз Украины; И. В. Косиор, восстанавливавший грозненские нефтепромыслы.
Все они, да и остальные члены президиума ВСНХ, сами, без давления с чьей-либо стороны весьма своеобразно определили задачи архитекторов. Последним требовалось учесть наиглавнейшее: к окончанию строительства планируемых городов в стране уже настанет социализм. Значит, не будет и семьи.
Архитекторы без возражений приняли условия ВСНХ и спроектировали города, в которых вместо обычного жилья предстояло возводить дома-коммуны, вернее, дома гостиничного типа. В них вместо привычных квартир – жилые ячейки в одну или две комнаты, только для сна и работы. Все остальное – общее для всех жильцов. Столовая, которую должна была снабжать городская фабрика-кухня, прачечная, парикмахерская, помещения для отдыха, индивидуальных и групповых занятий, спортзал, клуб. И еще обязательно «очаг» – совмещенные ясли и детский сад для детей, живущих в доме-коммуне, заботу о которых полностью должно было взять на себя государство.
Кроме жилого сектора в соцгородах, разумеется, намечался и общественный: школы, институты, поликлиники-больницы, театры, стадионы, музеи, библиотеки, кинотеатры, здания общественных собраний.
Проекты, выигравшие конкурс, мгновенно утвердили и незамедлительно стали претворять в жизнь. Однако больше одного-двух кварталов построить не успели.
Внезапно началось отрезвление, осознание того, что поторопились, забежали слишком далеко вперед. Сталину пришлось срочно вмешаться, подкорректировать утопический леворадикальный курс. Этот курс не только противоречил воззрениям, целям его группы, но и не соответствовал реальным условиям.
В марте 1930 года «Правда» опубликовала, а очень многие газеты поспешили перепечатать статью Сталина «Головокружение от успехов», затрагивавшую пока лишь проблемы коллективизации. В ней подчеркивалось: «Нельзя насаждать колхозы силой». Вместе с тем шла речь в статье и об иной стороне проблемы. Сталин позволил себе вволю поиздеваться над «революционерами», которые «дело организации артели начинают со снятия с церквей колоколов», стремятся «перепрыгнуть через самих себя», и сделал вывод: «пора положить конец этим настроениям».
По предложению Сталина 16 мая ЦК принял постановление «О работе по перестройке быта», которое вынудило молодежные коммуны самораспуститься, а ВСНХ – прекратить строительство соцгородов. Постановление осуждало подобные «загибы» достаточно мягко – без «оргвыводов», то есть снятия кого-либо с работы, исключения из партии. Но оно достаточно твердо отвергало любые попытки «перескочить через те преграды на пути к социалистическому переустройству быта, которые коренятся, с одной стороны, в экономической и культурной отсталости нашей страны, а с другой – в необходимости в данный момент максимального сосредоточения всех ресурсов на быстрейшей индустриализации страны».
Так ясно и недвусмысленно были разведены два понятия – индустриализация и социализм. Указано: главнейшей, если не единственной задачей остается модернизация сельского хозяйства и промышленности. А решать ее день ото дня становилось все трудней. Ведь во время кризиса, который царил в мире, все стремятся продавать, а не покупать. СССР же, для того чтобы купить, нужно было сначала продать, получить нужную валюту. А потому следовало выискивать покупателей, которых становилось все меньше и меньше.
В конце декабря 1929 года на фоне острейшей нехватки хлеба для собственного потребления пришлось, с величайшим трудом найдя покупателей в Европе, сбыть 25 миллионов тонн зерна. Продали его только ради того, чтобы приобрести у британской фирмы «Виккерс» 8, 5 тысячи тракторов для строек и сельского хозяйства. А месяц спустя суммы, которые предстояло платить, возросли многократно.
Только американской фирме «Катерпиллер», приступившей к поставкам оборудования для Харьковского и Челябинского тракторных, Ростовского на Дону и Саратовского комбайновых заводов, требовалось срочно выплатить 3, 5 миллиона долларов. Всего же задолженность СССР лишь американским фирмам составляла теперь уже 350 миллионов долларов (1, 75 миллиарда золотых рублей).
Отдать их следовало в течение пяти лет, выплачивая еще и 7 % годовых. Зато Советский Союз получал остро необходимую ему продукцию: тракторы, комбайны и запчасти к ним, крекинговый завод, буровые станки и трубы для нефтяной промышленности, железные конструкции, фасонную сталь, оборудование для строившихся автомобильного завода и трех металлургических комбинатов.
Но даже этим текущие затраты на индустриализацию отнюдь не ограничивались.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38