В таком повороте событий можно усмотреть немало странного и чреватого весьма серьезными последствиями, которые не замедлили проявиться уже вскоре после окончания эпохи, названной «наполеоновской», и продолжают проявляться и по сей день. Речь идет о нравственной оценке человеческих поступков, оценке, которая должна формироваться на базе тех или иных норм человеческого поведения, исходящих из наиболее общих понятий о добре и зле. Наполеон же почему-то рассматривался и продолжает рассматриваться вне этих понятий, что создает двойной стандарт их оценки.
Он захватил власть в стране, он установил в этой стране деспотический режим, он полностью разрушил понятие о суверенитете государства, перекраивая карту Европы по своему усмотрению, он принес неисчислимые страдания многим народам, устанавливая для них насильственным путем режим своего правления, его завоевательная политика привела к гибели сотен тысяч людей… Можно продолжить этот перечень, но любого из его пунктов с лихвой хватило бы для смертного приговора международного трибунала, который обязан был бы собраться после взятия Парижа, потому что оставить без должной оценки эти ужасающие преступления — означает их оправдание.
Уникальность личности Наполеона? Да, бесспорно, это незаурядная личность, наделенная огромными возможностями и талантами, но почему это обстоятельство должно влиять на правовую оценку его разрушительных, преступных деяний?
Если в дом врывается вооруженный грабитель, то по нему при наличии такой возможности следует открывать огонь, и здесь совершенно неуместным было восклицание кого-то из домашних: «Не стреляй! Он позавчера победил на математической олимпиаде!»
То же самое и в истории с Наполеоном. Аргумент типа: «Но это же Наполеон!» так же неприемлем, как и «Но это же Ленин!» и т.п.
Если поступки того или иного человека позволяют со всей уверенностью назвать его душегубом, то его таланты, образованность или личное обаяние никак не могут повлиять на эту оценку. Душегуб есть душегуб, и здесь ни к чему замечания наподобие «Ну он же хотел как лучше…»
А главы стран-победительниц, которые хорошо знали все его «художества» и немало пострадали от них, тем не менее вместо приговора международного трибунала дарят преступнику цветущий остров в Средиземном море, титул короля этого острова и право взять с собой достаточно значительный воинский контингент: 1100 солдат. Зачем? С какой целью? А сотни солдат не хватило бы для церемонии смены караула или чего-то подобного, что напоминало бы… А если ему ничто не будет напоминать о безграничной власти, которой он пользовался так преступно?
Князь Клеменс Меттерних (1773—1859 гг.), ведущий с ним переговоры от имени австрийского правительства в июне 1813 года, когда союзные армии уже наступали на запад, отмечал полное пренебрежение Наполеона человеческими судьбами и жизнями.
«Я потерял, правда, в России 200 тысяч человек, в том числе 100 тысяч лучших французских солдат, — сказал он тогда. — О них я, действительно, жалею. Что касается остальных, то это были итальянцы, поляки и, главным образом, немцы!» При последнем слове он сделал пренебрежительный жест. «Допустим, — ответил Меттерних, — но согласитесь, государь, что это не тот аргумент, который следует приводить, говоря с немцем».

Князь Меттерних
Есть предположение, что союзники поступили так уважительно с поверженным чудовищем лишь потому, что он оставался кумиром большинства французов. Но это было не так. Не большинства французов, а определенной части, то есть «новых французов», которые, конечно, не желали допустить ситуации, когда пришлось бы вернуть награбленное законным владельцам или расстаться с графскими титулами, на которые у них имелось не больше прав, чем на обладание, скажем, Московским Кремлем. Эти «новые» — понятное дело, такие же самозванцы, как и их «император», поэтому с ними нужно было поступить соответственно их статусу, а остальные французы начали бы поносить своего кумира с той же готовностью, с какой это делал и делает любой народ после того, как кто-то с высоты произносит роковое слово «можно». Это доказано Историей.
Так или иначе, что произошло, то произошло. Наполеон, вместо того чтобы предстать перед трибуналом, стал королем островного государства площадью в 223 квадратных километра, с тремя городами и несколькими тысячами жителей.
Его навещали родственники, друзья, бывшие соратники. На Эльбе побывала и графиня Валевская, единственная из его подруг. Жозефина, возможно, тоже приехала бы к нему в «заточение», но спустя несколько недель после прибытия его на Эльбу она умерла в своем дворце неподалеку от Парижа.
Он внимательно следил за происходящими во Франции событиями. Их наиболее точно охарактеризовал Талейран, назвав нелепыми в еще большей мере, чем можно было предположить. А о Бурбонах он сказал так: «Они ничего не забыли и ничему не научились».

КСТАТИ:
«На штык можно опереться, а сесть на него нельзя».
Шарль Морис Талейран
Бурбоны упрямо игнорировали очевидные реалии бытия, которое во многом изменилось за истекшие 20 лет. Они хотели восстановить феодальные отношения, восстановить абсолютизм, всесилие духовенства, произвол старого дворянства, игнорируя предостережение Гераклита о том, что нельзя дважды войти в одну и ту же реку. А тут еще и армия начала страдать от ностальгии по былым грабежам захваченных городов…
Наполеон, зная обо всем этом, принял решение вернуться к прежней жизни, тоже позабыв предостережение Гераклита, и 1 марта 1815 года он в сопровождении своих 1100 солдат высадился на французский берег неподалеку от мыса Антиб. Каким образом французские и английские военные суда, крейсировавшие вокруг Эльбы, не встретились с судами, перевозившими изгнанника и его солдат, остается белым пятном на скрижалях Истории.
На берегу Наполеона пылко приветствовала таможенная стража, а затем и жители городков Канн и Грасс.
Он двинулся на север, повсюду встречая самый дружественный прием.
Под Греноблем его ждали высланные наперерез войска, способные стереть в порошок его небольшой отряд. И вот они встретились…
Наполеон приказал своему отряду остановиться и повернуть ружья дулами к земле, а сам двинулся вперед. Приблизившись к строю солдат с ружьями наперевес, он расстегнул сюртук и сказал: «Солдаты пятого полка! Кто из вас хочет стрелять в своего императора? Стреляйте!»
Строй мгновенно распался и солдаты бросились приветствовать человека в скромном сером сюртуке.
Он обладал какой-то нечеловеческой харизмой. Тысячи людей вдруг проникались жгучим желанием повиноваться ему, ловить каждый его взгляд, жест, каждое слово, которое воспринималось как величайшая мудрость. И их ни в коей мере не волновали ни законность его статуса, ни степень преступности его приказов.
Его восторженно встречал Париж. Эта встреча, по свидетельствам современников, наводила на мысль о массовом безумии, которым, собственно, и характеризовался этот период Истории, запечатленный под названием «Сто дней».
А 18 июня 1815 года недалеко от Брюсселя, у селения под названием Ватерлоо , войска союзников одержали окончательную, последнюю победу над последней армией Наполеона и снова вошли в Париж.

Наполеон еще раз отрекся от престола. Он собирался уехать в Америку, но не смог этого сделать из-за плотной блокады французских берегов английской эскадрой и сдался на милость своих извечных врагов. Английское правительство, с согласия союзников, отправило его на остров Святой Елены , расположенный в южной части Атлантического океана.
Было предпринято немало отчаянных попыток организовать его побег с острова, но все они закончились неудачей.
Согласно существующему стереотипу, остров Святой Елены был специально выбран англичанами, чтобы уморить там своего пленника, что там крайне нездоровый климат, ядовитые испарения и т.п.
В действительности климат острова Святой Елены можно уверенно назвать курортным. В самом жарком месяце средняя дневная температура едва достигает 24 градусов по Цельсию, а в самом холодном месяце — 18, разумеется, с отметкой «плюс». Остров щедро покрыт разнообразной растительностью, а питьевая вода вкусна и богата минералами.
И Наполеон отнюдь не сидел там в заточении. Он жил в довольно удобном и большом доме, совершал верховые прогулки и вообще пользовался полной свободой передвижения.
С губернатором острова он не ладил, посему отказывался принимать его у себя (!), а сам к нему тоже не ходил, потому что приглашения были адресованы «генералу Бонапарту», а он себя по-прежнему считал императором. Великобритания вообще никогда не признавала за ним этот титул, считая его амбиции проявлением душевной болезни.
С ним на острове пребывали (разумеется, добровольно) маршал Бертран с женой, генерал граф Монтолон с женой, которая, говорят, была любовницей Наполеона, генерал Гурго и Лас-Каз, его хронист.
Вот они-то и довершили работу по созданию имиджа нового мессии, записывая отдельные фразы поверженного «властелина мира», обрабатывая их и преподнося как вершину человеческой мудрости.
Его смерть, наступившую 5 мая 1821 года от рака желудка, преподнесли почтеннейшей публике как результат вражьих происков, систематически отравлявших мирового гения.
Позднейшие исследования показали, что эта смерть могла действительно наступить вследствие отравления, но не пищевого, а вследствие вдыхания паров мышьяка, входящего в состав красителя для обоев, которыми была задрапирована его спальня…
Жизнь и смерть Наполеона обросли таким количеством легенд, что разобраться в них не представляется возможным даже при использовании новейших средств научного анализа.
Среди наиболее фантастических сообщений на эту тему есть и такое. У Наполеона, оказывается, был двойник, которого звали Эжен Робо, который долгое время сопровождал везде и всюду своего патрона.
Когда же патрона сослали на остров Святой Елены, Робо возвратился в свою родную деревню. Но о нем не забыли. Министр королевской полиции направил в эту деревню специального агента, который должен был неотступно следить за Эженом Робо, немедленно докладывая о каждом его подозрительном поступке.
Однако осенью 1818 года Робо внезапно исчез, покинув свое хозяйство на произвол судьбы. Полиции напасть на его след не удалось, хотя его искали по всей Франции и с особой тщательностью.
Но вот через полтора века после этих событий историки вдруг обнаружили в церковном архиве деревни, где жил Робо, странную запись напротив его имени: «…умер на острове Святой Елены…» Дата смерти не указана.
Можно ли это сообщение считать доказательством того, что Робо был переправлен на Святую Елену и подменил собой Наполеона!? Едва ли. Но есть фраза, обнаруженная в личном письме (осень 1818 года) коменданта острова, где сообщается о том, что Наполеон покинул вверенную ему территорию. Если так, то тогда становятся понятными сообщения современников о том, что у Наполеона почему-то изменились манеры и даже почерк, начиная с зимы 1818 года, а кроме того, он начал забывать многие факты из своей же биографии…
Все может быть.
Это была яркая, ослепительно яркая личность, отмеченная печатью гениальности, но под знаком тьмы, потому что зло, которое Наполеон причинил человечеству, безусловно, перевешивает его деяния позитивного характера. Лев Толстой сравнивал его с бурлящей под корабельным носом водой, которая никак не влияет на ход судна. Пожалуй, роль «маленького капрала» была все же более значительной, чем пена под носом корабля, но и переоценивать ее не следует, так как ни один из его походов в принципе ничего не изменил в общем порядке вещей, принося лишь порабощение и деспотию, то есть был преступен в своей основе.
А то, что он внушал французам, что они в большей, чем все остальные народы, мере достойны счастья и процветания, можно расценить лишь как шулерский трюк, которым владеют все политиканы.
Вот то, что он обуздал революционный хаос, — это действительно заслуга перед нацией, которой этот хаос грозил окончательной гибелью.
Личность, конечно, далеко не однозначная, личность гениально порочная, но безусловно — Личность.
Пожалуй, самое негативное в истории Наполеона — даже не те неисчислимые беды, которые он обрушил на человечество, а то, что он создал прецедент, когда артиллерийский капитан может стать императором, он показал пример, ставший настолько заразительным, что легион его последователей (в разных сферах, не только в государственно-политической) вот уже почти два столетия пускается во все тяжкие и обрушивает страшные беды на человечество, но при этом ни один из них не стал Наполеоном, что вполне естественно: Наполеоном нельзя стать, Наполеоном нужно родиться…
Это страшное слово «можно»


Человечество затратило уймищу времени и тяжкого труда на создание сферы межличностных отношений с ее правилами и законами, без которых дальнейшее развитие человека как вида было бы попросту невозможным. Эта система строится на системе запретов, на жестких «нельзя», на безоговорочном отказе человека от тех или иных действий, разрушающих сложившийся тысячелетиями порядок. Какие-то из его частностей изменяются, трансформируются с течением времени и под влиянием динамики обстоятельств, но основные положения остаются незыблемыми, так что ни обсуждению, ни ревизии определенно не подлежат.
Наиболее фундаментальные и общие для всех народов и религий: «не убий» и «не укради». Жизнь человека, равно как и его собственность, являются неприкосновенными, и никто никогда не брал на себя смелость декларировать нечто обратное по смыслу. Делать — да, но тайно, будучи при этом, автоматически вне закона, чувствуя себя изгоем, бросившим вызов обществу, пряча свой страх и свой стыд за жестокой дерзостью.

АРГУМЕНТЫ:
«Когда культура выставила требование не убивать соседа, которого ты ненавидишь, который стоит на твоем пути, и имуществу которого ты завидуешь, то это было сделано явно в интересах человеческого общежития, на иных условиях попросту невозможного.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80