Она приметила, с каким восторгом Рауль смотрел на нее, и почти презрительная улыбка пробежала по ее губам, красным, как влажный коралл. Маленькой, но сильной рукой задвинула она запоры и сказала:– Пойдемте со мной, я отведу вас к моему отцу!..Рауль вошел за юной чаровницей, которая повела его по довольно длинному коридору, выходившему на маленький двор. Вой, слышанный Раулем, становился все яснее и ужаснее. Наконец кавалер приметил на цепи огромную абруццскую собаку, с кровавыми глазами и пеной у рта. Без сомнения, каждую ночь хозяева спускали с цепи этого свирепого и бдительного часового, который охранял дом лучше целой роты солдат. XXVII. Эзехиель Жидовка и Рауль прошли двор и поднялись по старой, полусгнившей лестнице, которая дрожала и трещала под их ногами. В верхнем этаже растворилась дверь, и голос с очень резким итальянским произношением закричал:– Дебора!– Что, батюшка? – отвечала молодая девушка, остановившись.– Кто стучался?– Дворянин, который желает поговорить с вами о делах.– Где этот дворянин?– Здесь со мной.– Хорошо! Пусть он придет один, а ты ступай в нижнюю залу к мадемуазель Луцифер.– Сейчас пойду, – отвечала Дебора. – Слышите, отец мой вас ждет? Ступайте!И жидовка, быстро бросившись назад, исчезла из глаз Рауля. Молодой человек несколько минут оставался неподвижен, отыскивая смысл слышанных им слов: «Мадемуазель Луцифер». Неужели этим странным именем могло называться какое-нибудь человеческое существо? Какая женщина согласится носить это дьявольское название?Суеверный ужас овладел молодым человеком, ослабевшим от продолжительной болезни; он спрашивал себя, не заключаются ли в этом странном доме какие-нибудь адские таинства… Он спрашивал себя, не дочь ли сатаны эта мадемуазель Луцифер, к которой пошла Дебора?.. Но эта галлюцинация недолго продолжалась. Рауль улыбнулся почти тотчас своим безумным страхам; он продолжал подниматься на лестницу и дошел до второго этажа. Дверь была отперта, и возле нее стояло маленькое странное и смешное существо, походившее на одного из тех гномов – хранителей сокровищ, которыми легенды средних веков населяли подземные царства. Эзехиель Натан – это был он – имел не более четырех футов вышины. Он был горбат и спереди и сзади. Угловатое лицо его, желтое, как лимонная корка, имело веселое выражение, которого, конечно, никто не ожидал бы встретить на лице ростовщика. Это выражение еще более усиливали мигающие и шутливые глазки и постоянная улыбка широкого рта с длинными и острыми зубами. Совершенно плешивый череп Эзехиеля составлял резкий контраст с густой рыжей с проседью бородой, падавшей на грудь. Жид с каким-то кокетством был закутан в старый халат из очень полинялой восточной материи. Этот маленький смешной человечек мог иметь около шестидесяти пяти или семидесяти лет. Рауль с изумлением глядел на него, и им овладела сильная охота расхохотаться, от которой он, однако, удержался, хотя и с большим трудом.«Как! – подумал он, – это отец очаровательной Деборы, этого прелестного создания?! Если это правда, то надо признаться, что природа имеет иногда очень странные фантазии!..»И молодой человек не мог удержаться, чтоб не составить себе кое-каких предположений, довольно оскорбительных для добродетели госпожи Натан и ее супружеской верности. Может быть, он и ошибался. Можно привить самые прелестные розы к стеблю дикого шиповника.– Войдите, войдите, – говорил жид Раулю, – это я Натан… вы ко мне пришли…Рауль пошел за жидом через две или три комнаты, заваленные теми разнородными вещами, которые с незапамятных времен наполняют жилище ростовщиков и, без всякого сомнения, будут наполнять их всегда. Дом Эзехиеля, очень узкий, мы это знаем, был чрезвычайно глубок, что объясняет нам длинную анфиладу комнат. Наконец они дошли до кабинета, где жид обыкновенно принимал своих клиентов. Посреди этого кабинета стоял массивный черного дерева стол, на котором лежали весы, чтоб вешать золото. В глубине комнаты находился железный сундук.Маленький жид, все улыбаясь и становясь на цыпочки, чтоб увеличить свой крошечный рост, подвинул к Раулю стул, а сам сел в старое кресло, стоявшее позади стула.– Я к вашим услугам, – сказал он. – Что вам угодно?– Мне нужны деньги, – отвечал Рауль.– О! Разумеется… К старому Натану только за этим и приходят… Но деньги нынче стали очень редки, и я надеюсь, что вам нужно немного…– Пятьдесят или шестьдесят луидоров, если возможно.– Вы, конечно, принесли залог. Иначе… вы понимаете, что, не имея чести знать вас, я не могу довольствоваться вашей подписью…– Да, – отвечал Рауль, – я принес залог.– Какой?– Вот этот.И молодой человек вынул из кармана осыпанные бриллиантами часы и подал их Эзехиелю. Жид протянул руку, которую мы охотнее назвали бы кривой лапой, и начал рассматривать часы. Глаза его заблистали тем мрачным огнем алчности, который так хорошо умели передавать Мэтцу, Мьерис и Кутюр.– Часы фамильные, не правда ли? – спросил он потом, заметив герб де ла Транблэ, вырезанный на корпусе.– Да, – отвечал Рауль.– Вы, верно, ими дорожите?..– Дорожу.– Стало быть, вы не продаете, а только закладываете их?– Именно.– Сколько же вы просите?– Повторяю, пятьдесят или шестьдесят луидоров…Улыбка внезапно исчезла с лица Эзехиеля.– Черт побери! Черт побери! – прошептал он.И он начал взвешивать часы и считать бриллианты.– Пятьдесят луидоров, – сказал он через минуту, – я, пожалуй, дам, но не больше… И это уже много.– Хорошо, – отвечал Рауль.– Выслушайте же мои условия: бесполезно их оспаривать, хотите соглашайтесь, хотите нет… Дело ваше…– Посмотрим.– Я дам вам пятьдесят луидоров и оставлю у себя часы.– Согласен.– Я дам вам эту сумму на один месяц…– На такое короткое время?– Ну, пожалуй, на шесть недель, но ни одним днем более…– Далее?– Если через шесть недель вы не принесете мне шестидесяти луидоров, часы будут мои.– Как! – вскричал Рауль. – На пятьдесят луидоров вы берете десять луидоров процента, и только на шестинедельный срок…– Да!..– Но это ужасно!..– Ба! – возразил Эзехиель с прежней улыбкой. – Если по истечении срока вы не будете в состоянии заплатить, то для вас все равно, больше или меньше будет сумма!.. Если же, напротив, у вас будут деньги, в таком случае что значат несколько лишних луидоров?Это хитрое рассуждение показалось довольно логичным Раулю, который был не слишком силен в расчетах. Однако он еще колебался, и Эзехиель, заметив его нерешимость, поспешил прибавить:– Притом мне почему-то кажется, что эти пятьдесят луидоров принесут вам счастье; я воображаю, что вы выиграете нынешней ночью груды золота и завтра придете ко мне забрать часы обратно.– Выиграю груды золота! – повторил Рауль, которому последние слова были почти совершенно непонятны. – Каким образом могу я их выиграть, позвольте вас спросить?– Играя, как мне кажется.– Играя? Где же?– Разве вы занимаете у меня деньги не затем, чтоб играть? – спросил жид с большим удивлением.– Право, нет!– Извините же мою ошибку, мое бедное жилище находится возле знаменитого игорного дома, в котором все молодые парижские вельможи собираются каждую ночь. Видя, что вы обратились ко мне в такое позднее время, я натурально предполагал, что вы хотите попробовать счастья! Я ошибся… простите еще раз…Но Рауль не слушал извинений жида. Слово «игра» заставило зазвучать в его сердце струну, до сих пор молчавшую. Жгучая мысль овладела его умом: играть! выиграть! разбогатеть!..– О! Звезда моя, ты привела меня сюда! Дайте же мне эти пятьдесят луидоров! – прибавил он вслух.– Вот они, – отвечал Эзехиель, положив перед Раулем две небольшие кучки золота, в каждой из которых было по двадцать пять луидоров.– Благодарю, – сказал молодой человек. – Завтра, – прибавил он с уверенностью, – я принесу вам ваши деньги и возьму свои часы…И он вышел из жилища ростовщика, который провожал его, улыбаясь и подпрыгивая.Куда шел Рауль? Читатель, вероятно, уже угадал. Он побежал в тот игорный дом, который непреодолимо привлекал его, как магнит железо. Мы не будем описывать этого дома. Однажды мы уже водили туда наших читателей и, следовательно, знаем, что там ведут безумную игру и что золото с вечера до утра блестит на зеленом сукне.Есть убеждение, по нашему мнению, весьма сомнительное, что будто бы слепая фортуна, распоряжающаяся азартными играми, непременно осыпает своими милостями новичка, который в первый раз является испрашивать их у нее. Однако в эту ночь приведенное нами убеждение, справедливое или ложное, спорить не будем, получило блистательное подтверждение. Менее, чем в четыре часа, играя с таким удивительным и постоянным счастием, что оно походило почти на чудо, Рауль выиграл двести тысяч ливров. Среди такого невероятного богатства молодой человек сохранил хладнокровие, не менее изумительное, чем его выигрыш. Карманы его были набиты золотом и банковскими билетами.Рауль подошел к окну, растворил его и взглянул на небо, еще усеянное звездами, которые должны были скоро побледнеть от первых лучей рассвета.– О, Звезда моя, – прошептал он, – ты здесь!.. Я узнал тебя!..Потом он бросил на окружавших его горделивый и повелительный взгляд, и с губ его сорвались эти слова:– Теперь я богат! Жизнь принадлежит мне! Будущее – мое! Часть третья. ВЕНЕРА И ДЕБОРА I. Две девушки Вот что происходило в комнате нижнего жилья в доме ростовщика Натана в ту минуту, когда наш старый знакомый Рауль де ла Транблэ вышел из этого жилища попробовать счастья в игорном доме.Здесь необходимо сделать описание, оно некоторым образом послужит рамкой сцене, в подробности которой мы войдем несколько далее. В прошлой части мы водили наших читателей в ту часть дома Натана, где достойный жид предавался прибыльным операциям своей торговли. Там, как в большей части жилищ ростовщиков, мы нашли решительную пустоту, или странное соединение разнородных вещей, сложную и уродливую смесь, которая может объясниться только еврейскими привычками.Ничего не могло быть поразительнее контраста, который составляли комнаты нижнего жилья с комнатами первого этажа. В нижнем жилье находилась комната Деборы, дочери Натана, единственного человеческого существа, которое он любил столько же и даже более, нежели золото. Уже лет сорок или пятьдесят жид занимался своим туманным ремеслом, монополия которого сохранилась в его роде во всех странах и во все времена. Натан был изумительно богат. Баснословные суммы, которые каждый день увеличивались в его руках, становились для него источником двойного наслаждения. С одной стороны Натан находил странное удовольствие, столь свойственное всем скупцам, удовольствие копить деньги; с другой, он имел приятную заботу, которая доставляла ему едва ли не более наслаждения, чем желание увеличить свое богатство, и заключалась в старании окружать свою единственную дочь Дебору всеми чудесами той роскоши и того богатства, в которых он отказывал самому себе. Действительно, Натан собрал вокруг Деборы царские сокровища, которые, конечно, могла бы удовольствовать тщеславие любовницы любого короля.Нижняя зала, довольно обширная комната, два окна которой выходили на внутренний двор, была вся обтянута восточной материей вроде чрезвычайно тонкого кашемира. Грунт этой материи был серый, но он почти совершенно исчезал под чудными букетами цветов и группами птиц, вышитых шелком и золотом с неслыханным совершенством и с неподражаемым богатством красок. Круглые диваны, обитые пунцовой шелковой материей с серебряной тесьмой, стояли вокруг этой комнаты, и вместе с турецким ковром составляли всю ее мебель. На стенах висели в серебряных филигранных рамах четыре картины, четыре образцовых произведения. Эти шедевры, сами по себе составлявшие целое богатство, были написаны Рафаэлем, Леонардо да Винчи, Перуджино и Аннибалом Караччи.Они представляли собой библейские сюжеты, заимствованные из летописей народа Божия. Кусок материи, точно такой же, какой были обиты диваны, богато драпированный, закрывал дверь, которая из залы вела в спальню Деборы.Этой спальни мы не станем описывать. Скажем только, что она могла соперничать в великолепии с будуаром куртизанки-миллионерши, сохраняя между тем печать девственного целомудрия.В эту минуту, когда Рауль де ла Транблэ вышел из дома Натана, две девушки находились на нижнем этаже. Одна была Дебора, другая носила то странное имя, которое мы уже слышали один раз: Луцифер.Мы сказали выше, что Деборе было лет восемнадцать или двадцать. Мы знаем, что стан ее был тонок, строен, гибок, а черты изумительно прекрасны и правильны. Мы знаем, что она была высока, смугла и с черными волосами. Мы знаем, что продолговатое лицо ее и большие черные глаза, необыкновенно блестящие, представляли восточный тип в самой чистой красоте его. Мы знаем, наконец, что таковы, вероятно, были еврейские девы, когда народ Божий оставил в одну ночь дворцы фараонов и проклятую египетскую землю. Густые черные волосы Деборы лежали на голове ее в виде тяжелой короны. Платье на ней было из шерстяной темной материи и отличалось почти монашеской простотой.Впрочем, между красотой ее и мадемуазель Луцифер, ее подруги, было много сходства в том отношении, что у обеих были большие черные глаза, смуглая кожа и длинные черные волосы. Только Луцифер не представляла никакого следа арабского типа, так великолепно выказывавшегося в Деборе. Кроме того, Луцифер была не так высока, более миловидна в своих грациозных формах и отличалась излишней свободой в обращении. Дебора походила на газель еще почти дикую, подруга ее могла сравниться с ласковой кошечкой. На Луцифер был костюм, во всех отношениях похожий на наряд парижских швей, которых в ту эпоху уже начинали называть «гризетками». Полинялые ленты приподнимали по бокам ее холстинковое платье. Маленькая ножка в белых чулках с красными стрелками, казалось, трепетала в башмачках с каблуками. Серая мантилья с капюшоном небрежно падала на плечи.Обе молодые девушки составляли прелестную группу, достойную внимания живописца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54