Члены суда в количестве десяти человек избирались из высших по званию командиров и старших по возрасту солдат.Перед рассветом, созванное громким и протяжным сигналом трубы, от единственной ноты которого, резкой и напряженной, леденела кровь, войско выстроилось на пустынной равнине. Педзетеры в полном вооружении, с сариссами в руках, были расставлены в шесть шеренг. Впереди стояла конница гетайров. На самом краю, замыкая два параллельных строя в прямоугольник, выстроились части легкой ударной пехоты, штурмовики и «щитоносцы», оставив лишь маленький проход с восточной стороны, откуда должен был войти царь с судьями и подсудимыми. Не были допущены ни наемники-греки, ни фракийцы с агрианами, поскольку только македоняне могли казнить македонян.В центре строя гетайров было небольшое земляное возвышение с креслами для царя и членов суда.Из-за гор показалось солнце. Его лучи сначала упали на концы сарисс, засверкавшие от этого зловещими бликами, а потом осветили солдат, неподвижно замерших в скорлупе своей стали, с каменными лицами, загрубевшими от солнца, ветра и мороза.Троекратный сигнал трубы возвестил о прибытии царя, а вскоре появились и судьи в сопровождении закованных в цепи заключенных. Среди них выделялись Филот — следами пыток на теле и Аминта — бесстрастным видом.Когда царь и члены суда заняли места на возвышении, самый пожилой из них огласил пункты обвинения. Улики следовали чередой, и глашатай громко повторял каждое обвинение, чтобы слышали все собравшиеся. После этого члены суда проголосовали, и всем обвиняемым был вынесен единодушный вердикт: виновны.— А теперь, — провозгласил глашатай, повторяя слова самого пожилого из судей, — теперь голосует собрание. Голосуют по каждому подсудимому в отдельности. Кто не согласен с вердиктом — кладет на землю свой меч, а потом все отходят назад на десять шагов, чтобы можно было сосчитать мечи.Пожилой судья по одному назвал имена подсудимых, и каждый раз воины отступали, положив на землю мечи. Приговоренные устремляли глаза сначала на строй пехоты, потом конницы, в последней надежде, что соратники попытаются их спасти, но каждый раз сверкающих на земле мечей было слишком мало. Когда настал черед Филота, мечей оказалось побольше, особенно там, где стояли гетайры, но все равно недостаточно. Высокомерие Филота и неприветливое обращение вызывали к нему неприязнь, особенно у пехоты, к тому же все слышали показания оруженосца Кибелина против него.Филот, в отличие от прочих, даже не поглядел на землю перед строем: он не отрывал глаз от Александра, сжав зубы, чтобы не дать вырваться стонам. Осужденный продолжал смотреть на царя даже тогда, когда его подвели к столбу казни. Он оттолкнул палачей, хотевших привязать его за запястья и лодыжки, и высокомерно выпрямился, подставив грудь отряду лучников, которым надлежало привести приговор в исполнение. Командир отряда по обычаю подошел к возвышению, чтобы услышать, не захочет ли царь в последний момент отменить казнь и помиловать осужденного.Александр велел:— В сердце, первым же выстрелом. Я не хочу, чтобы он мучился еще хоть мгновение.Командир лучников кивнул и, вернувшись к своему отряду, обменялся несколькими словами с солдатами. По его команде стрелки натянули луки и прицелились. Над полем повисла свинцовая тишина. Конники не отрывали взоров от Филота, зная, что даже в такой момент, даже обессиленный пытками, он покажет им, как умирает командир гетайров.Прозвучала команда стрелять, но прежде чем стрелы пронзили ему сердце, Филот успел крикнуть: Алалалай! И тут же тяжело упал в пыль и остался лежать в луже крови.Царевича Аминту судили последним, и многие из присутствовавших не могли без слез видеть жалкий жребий молодого, доблестного царского сына, которого судьба лишила сначала трона, а потом, в расцвете лет, и жизни.Александр вернулся в свой дворец в самом мрачном и подавленном состоянии. Он потерял друга юности не на поле битвы, а у столба казни. Теперь Александра убивала мысль о том, что его ровесник, всегда участвовавший во всех его начинаниях, человек, которому он доверил самую высокую должность в армии, вдруг решился войти в число заговорщиков против своего царя и друга. Но пора лжи и крови еще не закончилась: оставалось принять еще одно, самое ужасное решение.После захода солнца царь созвал товарищей на совет в удаленном шатре среди чистого поля. На совете присутствовал Евмен, но не было Клита Черного, занятого организацией похорон казненных. У входа не стояла стража; отсутствовали сиденья и стол; Александр отказался даже от ковров — внутри шатра была одна лишь голая земля. Собравшиеся стояли при свете единственной лампы. Никто из них не поужинал, и на лице каждого читались лишь горечь и растерянность.— Это не похоже на вас, — начал Александр. — Никто даже не попытался вступиться за Филота и спасти его от смерти.— Я грек, — тут же парировал Евмен. — Я не имел права вмешиваться в этот суд.— Знаю, — отозвался Александр, — иначе ты бы прилюдно высказался в его защиту, как делал это наедине. Но приговор был вынесен судьями, одобрен собранием и приведен в исполнение. Что сделано, то сделано.— Тогда зачем ты нас позвал? — спросил Леоннат голосом, от которого Александра пробрала дрожь. И было страшно видеть этого сурового гиганта с горящими от волнения глазами.— Затем, что еще не все кончено, верно? — вмешался Евмен. — Если уж начал дело, надо довести его до конца.— Каких новых заговорщиков ты обнаружил? — встревожился Птолемей.Царь посмотрел на старого друга с затравленным видом, словно ему предстояла самая подлая, самая отвратительная задача, а потом проговорил упавшим голосом:— Сегодня, вернувшись после казни к себе, я сел за стол и начал писать письмо Пармениону…Одно это имя, едва прозвучав, тут же вызвало в тесном пространстве ощущение всей громадности происходящей трагедии. Товарищи царя неожиданно с ужасом поняли, какое решение предстоит принять.—… чтобы лично известить его о том, что Филот был приговорен к смерти и по воле всего войска приговор приведен в исполнение. Я хотел написать ему, что как царь был обязан смириться с вердиктом, но по-человечески мне хочется умереть самому, лишь бы избавить его от этой муки.Евмен посмотрел на Александра: по щекам царя катились слезы.— Но моя рука замерла. Тяжкая мысль помешала мне продолжать, и вот из-за этой-то мысли я и собрал вас здесь. Никто из нас не выйдет отсюда, пока мы не примем решения.— Как отнесется к этому Парменион? Эта мысль тебя мучает, не так ли? — догадался Евмен.— Да, — признал Александр.— Он уже отдал за тебя двух сыновей, — снова заговорил секретарь. — Гектора, утонувшего в Ниле, и Никанора, скончавшегося от смертельной раны. А теперь ты подверг пыткам и убил третьего, перворожденного, которым он гордился больше всего.— Не я! — закричал Александр. — Я возвел его на вторую после себя должность. А судили его за то, что совершил он сам.Он повесил голову, и прошли долгие мгновения, прежде чем царь тихо проговорил:— Мы одиноки, отрезаны от всего, что знали прежде! Мы затеряны посреди бесконечной, незнакомой страны, и нам предстоит выполнить дело, которое мы поклялись довести до конца. Любая ошибка в состоянии перечеркнуть все. Она может вернуть силу нашему еще не смирившемуся противнику, который готовит восстание. Она может привести к краху весь поход. Хотите ли вы видеть наших товарищей погибшими или взятыми в плен, хотите ли вы видеть, как их пытают и убивают или продают в рабство в далекие края, лишая всякой надежды на возвращение? Хотите, чтобы нашу родину захватили, чтобы в нее вторглось чужое войско, чтобы беспощадные враги перебили ваши семьи, сожгли ваши дома? Если Александр падет, весь мир охватят страшные конвульсии. Разве вы сами не понимаете этого? Ты этого хочешь, Евмен из Кардии? Этого вы все хотите? Я должен разить без колебаний, я должен перешагнуть все границы, растоптать все чувства, все привязанности… всякую жалость.Царь по очереди посмотрел всем им в глаза и проговорил:— И самое страшное еще предстоит выполнить.— Убить Пармениона? — спросил Евмен.Александр содрогнулся от звука его голоса. Он кивнул:— Мы не знаем, как он поступит, узнав о смерти Филота. Но если решит отомстить, всем нам конец. У него хватит денег, чтобы завладеть нашими запасами. Он контролирует все дороги и осуществляет связь с Македонией, откуда нам посылают столь необходимые подкрепления. Он может захлопнуть дверь у нас за спиной и бросить нас на произвол судьбы или вступить в союз с Бессом или с кем-нибудь еще и перебить нас всех до одного. Можем ли мы пойти на такой риск?— Один вопрос, — проговорил Кратер. — Ты веришь, что Парменион знал о заговоре или участвовал в нем? Филот был его сыном. Можно предположить, что он, по крайней мере, ввел его в курс дела.— Я не верю в это, но должен думать именно так. Я царь. Никто и ничто не может мне помочь — я один, когда принимаю такие страшные решения. Единственная поддержка в моих тяготах — это дружба. Без вас я не нашел бы в себе силы, воли и целеустремленности совершить все это. А теперь послушайте: я не хочу возлагать на вас груз угрызений совести, который должен нести я один. Но если вы думаете, что это безумие, если считаете, что я перехожу все дозволенные человеку границы, если полагаете, что мои поступки — это поступки гнусного тирана, то убейте меня. Сейчас. Смерть от вашей руки не кажется мне страшной. А потом выберите лучшего среди вас, поскольку у меня нет сыновей, поставьте его во главе войска, свяжитесь с Парменионом и возвращайтесь.Александр расстегнул панцирь и уронил его на землю, подставив незащищенную грудь.— Я поклялся идти за тобой до последней черты, — сказал Гефестион. — Даже до черты, разделяющей добро и зло. — Он обернулся к товарищам: — Если кто-то хочет убить Александра, пусть убьет и меня.Он тоже расстегнул панцирь и уронил его на землю, встав рядом с царем.У всех на глазах выступили слезы. Некоторые заплакали, закрыв лицо руками. В этот момент Кратеру вспомнился тот далекий день, когда он вместе с товарищами отправился сквозь снежную бурю навстречу своему господину, находившемуся в изгнании в ледяных горах Иллирии, чтобы тот знал: его друзья никогда, ни за что на свете не покинут его. Кратер крикнул хриплым голосом:— Турма Александра!И все откликнулись:— Здесь! ГЛАВА 39 Евмолп из Сол вошел в старый оружейный зал во дворце сатрапа, и находившийся там человек резко обернулся на звук его шагов.— Как тебя зовут? — спросил осведомитель. — И из какой ты части?— Меня зовут Деметрий. Пятый отряд третьего штурмового батальона.— У меня для тебя поручение от царя. — Евмолп показал табличку с оттиском звезды Аргеадов. — Узнаёшь?— Это царская печать.— Вот именно. Приказ, который ты получишь от меня, исходит напрямую от Александра. Задание это непростое и очень ответственное, но нам известно, что в делах подобного рода ты не новичок и всегда действовал быстро и точно.— Кого я должен убить? — спросил Деметрий.Евмолп прямо посмотрел ему в глаза:— Полководца Пармениона.Реакция Деметрия выразилась лишь в учащенном моргании, а Евмолп продолжил, все так же, не отводя от него взгляда:— Приказ устный, и знать его должен ты один. Никто больше. Даже сам царь не знает, что ты отбыл с этим заданием. У тебя будет два местных проводника, абсолютно надежных. Возьмете верблюдов из стойла Сатибарзана — самых быстрых и выносливых. Вы должны быть на месте, прежде чем слухи о смерти Филота достигнут Экбатан. — Он протянул ему свиток. — Этот документ подтвердит, что ты царский гонец, но, чтобы приблизиться к Пармениону с устным посланием, ты должен знать пароль, известный только ему и царю.— И каков же этот пароль?— Это старая македонская считалочка, которую поют дети. Возможно, ты ее знаешь: Старый солдат на войну торопился… В глазах убийцы вспыхнул саркастический огонек, и, кивнув, он закончил стишок: А сам-то на землю, на землю свалился! — Совершенно верно, — подтвердил Евмолп, не выразив никаких чувств, и продолжил: — Это не может быть достойной наградой за выполнение поручения, но из моего кармана ты получишь талант серебра.— В этом нет нужды, — ответил Деметрий.— Пригодится. Действуй кинжалом, бей в грудь. Величайший солдат Македонии не должен погибнуть от удара в спину.Деметрий снова кивнул.— Что еще?— Ты должен застать его врасплох. Если он заметит твое движение, ты пропал. Не рассчитывай на то, что ему семьдесят лет. Лев всегда остается львом.— Я буду внимателен.— Тогда отправляйся сейчас же. Нельзя терять ни минуты. Твои проводники ждут тебя в стойле с верблюдами наготове. Деньги найдешь в Экбатанах рядом с халдейским храмом Эшмуна, у южной двери. Сразу же убегай, чтобы никогда больше не возвращаться.Деметрий вышел, как ему было указано, через черный ход, спустился к стойлу и отправился навстречу заходящему солнцу. С высоты башни Александр наблюдал за убийцей, бледный и неподвижный, пока тот не скрылся из виду и перед глазами остался лишь неровный пустынный пейзаж.Деметрию понадобилось шесть дней и пять ночей, чтобы добраться до Задракарты; по ночам он спал лишь по нескольку коротких часов, а ел и пил, не слезая с седла. Каждый день он и его проводники меняли верблюдов, чтобы поддерживать постоянную скорость, — казалось невероятным, какие огромные пространства удалось им покрыть таким образом в столь короткое время. Они прибыли в Экбатаны к исходу тринадцатого дня, и Деметрий тут же явился во дворец правителя.— Ты кто? Чего тебе надо? — спросил стражник. Деметрий предъявил пропуск с царской печатью:— Гонец от царя с прерогативами чрезвычайной важности. Устное личное послание Пармениону.— Ты знаешь пароль?— Разумеется.— Подожди, — сказал стражник.Он удалился в караульное помещение и пошептался со своим непосредственным начальником, который почти сразу вышел и обратился к прибывшему:— Следуй за мной.Они пересекли обширный двор с колоннами и колодцем посередине, откуда слуги черпали воду для гостей и животных, и оказались во втором дворе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50