— Я тогда подслушала ваш разговор. — Она помолчала, потом продолжила: — А взяла я ее у Агнес Херрис. Тебе это не кажется странным? До того брошь принадлежала Мариотте. Остальные побрякушки у нее отобрали в Аннане. Твой замысел едва не воплотился в жизнь.
Хантер, все еще улыбаясь, пригладил волосы и откинулся на спинку кресла.
— Погодите, какой такой мой замысел? Простите, но разве Мариотта не объяснила вам? Это Лаймонд присылал ей драгоценности. Можете винить меня в том, что я не рассказал Ричарду, но ваша бедная невестка поставила меня в ужасное положение. Клянусь: я всячески убеждал ее все рассказать мужу.
— Охотно верю, — мягко проговорила Сибилла. — Она так и сделала, и все мы знаем, к чему это привело. Разумеется, Мариотта думала, что побрякушки присылает Фрэнсис: она без конца грезила им и совсем потеряла голову. Поначалу ты был озадачен: Мариотта не догадалась сразу же, что подарки от тебя, а значит, не могла и ответить на твои заигрывания. Тогда ты изменил свой план, и он сработал. Мариотта продолжала думать, будто Лаймонд ухаживает за ней, и это разбило ее семью и едва не привело бедняжку к гибели.
Тонкое, с орлиным носом лицо Денди зарделось от волнения. Он забормотал торопливо:
— Леди Калтер, вы сами не знаете, что говорите, Мариотта, молодая и неопытная, попала в беду и обратилась ко мне. Я не мог отказать ей в помощи. — Он внезапно вскочил, полный тревоги. — Это она так объяснила Ричарду? Чтобы обелить Лаймонда и взвалить всю вину на меня?
Сибилла, укутанная в кисею и кружево, оставалась спокойной перед лицом урагана. Она протянула свою тонкую руку, забрала брошь и коробочку и положила обратно в сумку.
— Мариотта до сих пор полагает, что драгоценности присылал Лаймонд, — заметила она, устремив невинные васильковые глаза на смущенного Хантера. — Но, думаю, пора бы ей узнать, что ты четыре раза пытался убить ее мужа.
Сэр Эндрю судорожно вздохнул.
— Боже мой, леди Калтер, — пробормотал он и мешком повалился в кресло. — Какая ерунда. Уж не собираетесь ли вы приписать мне… — Он уставился на Сибиллу, тяжело дыша, потом резко хлопнул ладонью по столу. — Ну уж нет! Будь я проклят, если соглашусь быть козлом отпущения! Я, леди Калтер, питаю слабость ко всей вашей семье, в особенности к Мариотте, но не могу позволить вам подтасовывать и извращать факты, чтобы спасти любимого сынка от виселицы. Подумайте хотя бы о моей матери… Ричарда пытался убить не кто иной, как его родной брат.
— Факты? — отозвалась Сибилла. — На состязаниях Фрэнсис выстрелил дважды: первая стрела перерезала бечеву, вторая — убила птицу влет. Затем он бросил лук, колчан и перчатку. Ты первым добежал до места, а до этого безуспешно пытался ускользнуть от Мариотты и Агнес.
Сэр Эндрю весь вспыхнул, затем побледнел.
— Вы все равно говорите чепуху, — твердо вымолвил он. — Вы знаете, что я никудышный стрелок из лука. Это известно всем.
— По высокой цели ты стреляешь скверно, — согласилась Сибилла, — но по мишени бьешь без промаха. И это тоже известно всем.
— И все равно: здесь слово Лаймонда против моего. Неужели вы на мгновение можете предположить…
— Ну конечно, конечно: доказательств нет, — продолжала Сибилла. — Ничего нельзя доказать и в том случае, когда ты завел Ричарда и Агнес Херрис в реку Нит, в ту именно ее часть, где, как все знают, полно подводных ям. К счастью, Ричард прекрасный пловец. И свидетелей, полагаю я, было слишком много.
— Да ведь я сам же и вытащил его! — вскричал сэр Эндрю. — Леди Калтер…
— Но в третий раз и в четвертый, — заключила Сибилла, — ты оставил улики.
Он перестал возмущаться и покорно взмахнул рукой.
— Выкладывайте все.
— Будто ты сам не знаешь? Я исследовала те травы, которые ты принес для Ричарда якобы от своей матери. И убедилась, что если бы мой сын выпил отвар, то Мариотта вскоре стала бы богатой вдовушкой, на которой вполне можно жениться.
— Продолжайте, — спокойно сказал Хантер. — Что было в четвертый раз?
И тут впервые Сибилла утратила самообладание.
— Видишь ли, если бы четвертое покушение удалось, ты бы теперь держал ответ не передо мной, а перед теми самыми цыганами. Ричард ехал к Мариотте, когда на него напали… Но ты, разумеется, это знаешь. На первый взгляд, все складывалось очень просто: цыгане подчиняются только своему королю. Но, к твоему несчастью, в настоящий момент этот самый король подчиняется мне. Он узнал о том, что ты задумал, и вовремя остановил своих людей. Ричард жив, сэр Эндрю, и три человека готовы подтвердить под присягой, что вы заплатили им за убийство лорда Калтера.
Хантер не шелохнулся; только в его глазах, странно заблестевших, появилось какое-то отрешенное выражение. Он сказал, тщательно выбирая слова:
— Вы готовы подкупить кого угодно, лишь бы спасти сына. Простите, но если вы станете продолжать, мне придется прибегнуть к закону, дабы защитить себя.
На этот раз Сибилла встала и отошла от стола, шелестя юбками. Дойдя до окна, она бросила через плечо:
— Я не собираюсь продолжать — пока не собираюсь. Но не обольщайся. То, что я здесь, ничего не значит: нет никаких сомнений, никакой надежды для тебя. Ты погиб. Я говорю с тобой лишь потому, что мне жаль твою мать.
— Мою мать! — вполголоса повторил Хантер за ее спиной.
Наступило короткое молчание, и Сибилла с ее быстрым умом мгновенно сообразила, что творится у него на душе. Она резко повернулась: сэр Эндрю уже поднял свой меч, и неясные блики мерцали на обнаженном клинке.
Сибилла быстро произнесла:
— Может быть, я кажусь простоватой, но еще не выжила из ума. Если я не вернусь домой, мой милый, ты даже не доживешь до суда.
Но Эндрю все наступал. Он шел словно во сне, а поднятый меч будто ненароком был направлен прямо в сердце почтенной леди. Она судорожно вздохнула и остановилась, слегка приоткрыв рот, раскинув руки и наклонив голову. Сэр Эндрю подошел так близко, что был вынужден заглянуть ей в глаза, но решимость его не ослабла, и меч продолжал подниматься.
И все же его смутила твердость взгляда, изумило неожиданное, неколебимое спокойствие; он медлил, и Сибилла заявила, воспользовавшись этой краткой передышкой:
— Сундуки с твоими бумагами у меня в Мидкалтере.
На миг Сибилле показалось, что она совершила ошибку. Острие меча вздрогнуло и придвинулось ближе, и в глазах горела та же воля к убийству. Затем глаза ожили, удивление и недоверие появились во взгляде, меч опустился, и сэр Эндрю с усилием проговорил:
— Это неправда. Мой сундук здесь, в кладовке. Никто…
— В той же самой кладовке твоя мать хранит рецепты, помнишь? А я привлекла на свою сторону очень одаренного цыгана… Вы, сэр Эндрю, довольно долгое время заключаете с англичанами сделки, так или нет? Ваши поездки в Острич не грозят вам ничем — вас и без того прекрасно знают в Карлайле. Как иначе могли вы выяснить, что Джонатан Крауч — пленник Джорджа Дугласа? Зачем бы стал сэр Джордж возиться с вами, если бы не предполагал — и не без оснований, — что вы занимаетесь теми же темными делами, что и он?
Сэр Эндрю застыл, словно громом пораженный. Сибилла повернулась к нему спиной, снова подошла к окну и стала глядеть на пыльные кроны деревьев, желтоватые, серо-голубые, поникшие от жары.
— Делишки твои были жалкими, и проворачивал ты их с оглядкой, урывками: торговал тайными сведениями, передавал слухи и сплетни, устраивал обмен пленными. И платили тебе скудно. Понимали, возможно, что ты не приближен ко двору и можешь поделиться лишь крупицами того, чем уже снабдили англичан Гленкэрны, Дугласы, Брантоны, Ормистоны, Кокберны и все прочие… Тогда ты обратил свой взор на мою семью. Богатство, красивая наследница, фамильная распря — кто бы удивился ужасному, роковому концу? Вдовица же в положенный срок ответила бы на чувства великодушного друга. В худшем случае Уортон дал бы тысячу крон за Фрэнсиса…
— Ни к чему стараться, — оборвал ее Хантер. — Я это знаю без вас. Так, значит, бумаги из сундука…
— Пока нет. — Сибилла взглянула в его побелевшее лицо. — Сундук откроют, если я не вернусь домой.
Хантера била дрожь. Как подкошенный он рухнул в кресло, не сводя с Сибиллы остановившихся глаз.
— Что вы собираетесь предпринять? — Увидев выражение ее лица, сэр Эндрю рассмеялся и закусил губу, стараясь унять неистовое волнение. — Как вы полагаете, что мой изумительный брат сделал бы на моем месте?
Он был так безнадежно самовлюблен и испорчен, что Сибилла даже не испытывала жалости. И она сказала резко:
— Твоя мать виновата во многом, но, хотя у тебя и заячье сердце, ты бы мог постараться и жить как мужчина. Думаю, ей это тоже было бы приятно.
Сохранив еще остатки гордости, он не собирался просить прощения.
— Мать ничего не знает. Это убьет ее. Что… что вы собираетесь предпринять?
Сибилла холодно оглядела его всего, задержав взгляд на дрожащих руках, и проговорила медленно:
— Твоя мать — старая больная женщина, к тому же несчастная. Я не завидую тебе, но и ей не следовало доводить себя до подобного состояния. Не волнуйся ни о чем. Ей придется нелегко, хотя заслуживает она гораздо большего. Я бы хотела видеть, как тебя повесят. Из-за тебя я чуть было не лишилась обоих сыновей и потеряла внука. Но это было бы несправедливо по отношению к тем птицам высокого полета, что живут среди нас открыто, ни от кого не таясь. Ты торговал сведениями, добытыми из вторых и третьих рук, подстегиваемый жесточайшей нуждою. Без нужды ты не станешь убивать. Зачем тебе жить — это уже твоя забота.
Она подошла к столу и положила перед Хантером лист бумаги и перо.
— Мне нужно только одно, — сказала Сибилла. — Твое признание, которое сняло бы с Фрэнсиса вину за то, что совершил ты. — Хантер заколебался, и она прикрикнула в гневе: — Ну же, пиши! Среди всего того, что ты натворил, какое это имеет значение?
Хантер тупо взглянул на нее, потом склонился и взял перо. Сибилла прочла написанное, запечатала бумагу и прибрала ее.
— Вот так. Это не спасет его, как ты догадываешься… но, наверное, хоть немножко поможет. А теперь тебе лучше уехать. Я переговорю с твоей матерью и отправлюсь домой. Сундук будет открыт и его содержимое обнародовано через два дня. К тому времени, — заключила Сибилла, — тебе лучше быть подальше отсюда.
Он робко поднял голову, все еще не понимая:
— Я могу ехать?
— Да. Счастливого пути, — подтвердила она — глаза ее были холодными и блестящими, жесткими, как сапфиры.
Услышав, как копыта цокают по булыжнику, Сибилла спокойно поднялась с кресла и направилась в верхний этаж, в комнату матери сэра Эндрю.
Еще весной терьер подох от ожирения и духоты. С тех пор даму Катерину ничто не могло развлечь: сын едва бывал дома, а книги, картины и драгоценные вещицы из слоновой кости и яшмы успели надоесть. Она жаждала общества, но всякого приходящего встречала ядом, накопившимся за долгие месяцы добровольного затворничества. Сибилла тихо присела у кровати, застеленной тафтою, рядом с мягкими, тщательно взбитыми подушками, и долго слушала яростные нападки Катерины Хантер на сына, на слуг, на соседей, на болезнь и, наконец, когда ледяной поток гнева выплеснулся с невиданной силой, даже на самого Создателя.
Мягкий голос вдовствующей леди пресек эти излияния:
— Почему ты не велишь слугам отнести тебя вниз?
Черные глаза блеснули насмешкой.
— Это было бы чудесно, — проговорила старуха. — К сожалению, как ты знаешь, я частично парализована.
— Ничего удивительного, — ласково отозвалась Сибилла. — И если ты не попытаешься хоть как-то помочь себе, то скоро будешь парализована полностью, и это тебе не понравится. Я привезла для тебя носилки. Через полчаса двое моих людей снесут тебя вниз.
В черных глазах мелькнула тревога, но на сморщенном, поблекшем лице можно было прочесть одно лишь презрение.
— Деньги избаловали тебя, Сибилла, но я бы предпочла все же, чтобы этот царственный тон ты приберегла для Мидкалтера. Слыхала я, будто твой сын оставил жену.
— Нет, не оставил, и грубости не помогут тебе увильнуть, — ответила почтенная леди. — Внизу хорошо натоплено, есть удобная кушетка. Тебе там понравится.
— Сибилла, я не ребенок и не идиотка. Терпеть не могу, когда меня пытаются ублажить, и не выношу, когда мною командуют. Немощи мои не дают мне возможности выйти за пределы этой комнаты. Не думаешь ли ты, что ради твоего каприза я стану подрывать свое здоровье, вернее, то малое, что от него осталось?
— Тебе нечего бояться, — холодно возразила Сибилла. — Твой лекарь разрешил.
Черные глаза вспыхнули злобой.
— Младенец умер, мне говорили.
— Да.
— Это твой младшенький убил его или мать сама избавилась от ребенка?
— Ни то, ни другое. Не глупи, Катерина, ведь ты же не хочешь, чтобы я ушла.
— Я и не говорила, что хочу, ты, Сибилла, больно уж умничаешь.
Вдовствующая леди прибавила:
— В смерти ребенка никто не виноват, если тебе действительно интересно это знать. Мариотта с Ричардом помирились и очень счастливы. Фрэнсис под стражей в Эдинбурге. Через неделю он предстанет перед судом парламента, и мы все надеемся, что его оправдают.
В маленьком сморщенном личике, застывшем на подушках, изобразилась жалость.
— Оправдают! Милая моя, даже у Калтеров на это не хватит денег.
— Тогда его оправдают ради наших красивых глаз, — безмятежно продолжала Сибилла. — Что, если мне поговорить по душам со всеми лордами — членами парламента? Или ты думаешь, что недели на это не хватит?
В черных глазах мелькнуло что-то новое. Дамы немного помолчали, затем леди Хантер заметила своим пронзительным голосом:
— На это даже у тебя, Сибилла, не хватит наглости. Что-то стряслось, не иначе. Никто не навещает меня просто так.
Вдовствующая леди не стала кривить душой:
— Да, стряслось. Это касается Денди.
Тонкие губы сжались.
— Ну еще бы. Какую глупость совершил он на этот раз?
— Какую бы… глупость он ни совершил, — пояснила Сибилла, — он это сделал ради тебя. Тебе, Катерина, не так-то легко угождать.
— Парень нуждается в твердой руке, — заявила старуха, тяжело дыша. — Его следует держать в ежовых рукавицах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47