Лицо его побагровело от восторга.
— Эллеркар, слава Богу! Человек пятьсот легкой кавалерии с ним! Вот это да! Ну сейчас мы им покажем!
У Эллеркара не было приказа атаковать. Но и французы не имели ни малейшего желания вступать в бой с большим отрядом кавалерии и, рассыпав строй, исчезли из поля зрения. Англичане и испанцы поприветствовали друг друга, перестроились и под предводительством Боуэса и Палмера с торжеством повернули к Хаддингтону.
Но им не суждено было добраться до крепости. Французы просто притаились за ближайшим холмом, дождались, когда мимо пополз арьергард англичан, и стремительно атаковали. Они нанесли несколько чувствительных ударов по отряду Эллеркара и торопливо, но подозрительно организованно отступили, преследуемые по пятам всеми английскими силами. Палмер, совершенно взбешенный понесенными потерями, не заметил подвоха и уже почти нагнал их, когда наконец увидел, в какую ловушку их заманили.
За холмом, куда англичан завели французы, был выстроен полукругом свежий, большой отряд пехоты и аркебузиров, нетерпеливо поджидавший, когда же добыча попадется в сети. Разгоряченные погоней, Палмер и Боуэс не смогли остановиться и со всего маху врезались в сомкнутые ряды французов. Подоспевшие испанцы вынуждены были тоже вступить в схватку. Пехоту Холкрофта просто растоптали на месте, а через полчаса с отрядом Палмера также было покончено.
Помощи ждать было неоткуда. Преследуемые по пятам опьяненными победой французами, англичане и испанцы метались по берегам Тайна, а французы весь день травили их, как зайцев. Таким образом, английская армия потеряла восемьсот человек убитыми и пленными, а также большую часть лошадей; Хаддингтон не только не получил обещанного подкрепления, но и утратил часть своего гарнизона, высланного на подмогу Палмеру: Эллеркара, Гамбоа и кавалерию.
После вышеописанных событий лорд-протектор получил следующее донесение:
Хотя победа была уже почти в наших руках, прискорбная случайность коварно изменила ход событий. Мы потеряли большую часть кавалерии и авангард пехоты, запасы пороха пропали. А посему полагаем, что нет смысла пытаться в дальнейшем проникнуть в Хаддингтон посуху, лишь королевская армия смогла бы снять с города осаду.
Королевская армия не замедлила появиться. Как и Палмер, солдаты были исполнены энтузиазма и рвались в бой, но, в отличие от Палмера, им удалось уцелеть. Но не удалось одержать победу.
Сэр Томас Палмер с несколькими людьми из своего отряда и испанцами скакал во весь опор, и ему почти удалось доехать до моста у Ист-Линтона. Казалось, еще немного и они оторвутся от погони, но вот откуда ни возьмись перед ними вырос небольшой вооруженный отряд.
Увы, это были шотландцы. Он не узнал вымпела, но очевидно, что сопротивление было бесполезно. Пятеро англичан позволили окружить себя и молча ждали, пока командир отряда шотландцев не выехал вперед: пожилой мужчина с густыми седыми бакенбардами на воинственном, залитом потом лице.
— Хе-хе! — радостно воскликнул он. — Можете не представляться. Даю голову на отсечение, Палмер! Вы Палмер!
— Вы правы, сэр, — любезно отозвался тот.
Седые бакенбарды заколыхались.
— Ага! Вам везет как утопленнику, вечно влипаете! Вас ведь уже один раз схватили во Франции?
Палмер покраснел.
— И вы заплатили изрядный выкуп?
Палмер молча кивнул.
— Я Уот Скотт из Бокклю, — вежливо представился шотландец. — Вам и вашим дружкам не мешает узнать, куда они попадут. Эй, ребята, вам понравится Эдинбург. Это славный городишко, а тюрьма там какая, загляденье!
Бокклю отрядил половину людей, чтобы сопровождать пленников в Эдинбург, а сам, посвистывая, направился дальше.
Сэр Уот пребывал в благодушном настроении, настолько благодушном, что не замечал суматохи вокруг себя, хотя и желал удачи французам и шотландцам, сновавшим взад-вперед по долине в поисках англичан. Наконец всадники стали встречаться все реже и реже, и дюжина его людей продолжали путь в одиночестве: перед ними простирались открытые пустоши, продуваемые холодным ветром.
Впереди справа затрещала сорока, и через мгновение показались два всадника, медленно трусивших на север. Бокклю остановился и пригляделся.
Фигуру одного из всадников в плаще с опущенным капюшоном он так и не опознал. Второй всадник, массивный, в одной рубашке, был, без сомнения, Ричард Кроуфорд из Калтера.
Бокклю с опаской поглядел по сторонам, развернулся и, не сказав ни слова, оставил свой отряд позади и направился прямо к Калтеру, в задумчивости ероша седые усы. Калтер, бросив своего спутника, поехал навстречу. Лицо его было черным от загара, грязная рубашка превратилась в лохмотья. Ричард заговорил сразу же, как только его можно было расслышать.
— Старина Уот! Как всегда оказался в подходящем месте в неурочный час!
Это прозвучало благожелательно, но опытный взгляд сэра Уота подметил, что правая рука Ричарда опустилась на рукоятку меча. Бокклю откашлялся:
— Рад видеть тебя, мой мальчик. Чертовски хорошее дельце все вы провернули в Гексеме. Арран снова благоволит к тебе: может, весточка эта тебя порадует. Этого болвана сделают герцогом, слыхал?
— Нет. Эрскин, значит, вернулся?
— Еще бы. Он сказал, что ты задержался и решил добираться сам по себе. Мы уж думали, тебя схватили. Похоже, все обошлось — вот и хорошо.
Бокклю замолчал.
Вторая лошадь мирно пощипывала травку, а всадник, склонив голову, еле держался в седле.
Калтер не шевелился, и сэр Уот сам отважился спросить:
— Так ты в Эдинбург?
Ричард покачал головой.
— А! — Бокклю удивленно почесал нос, высморкался и заметил: — Ужасно холодный ветер для июля. Не скажу, что ты не прав. Этот мой сынок — придурок, но сейчас он тебе, пожалуй, пригодился бы.
Он внимательно заглянул в глаза Ричарду, и тот не отвел взгляд.
— Хорошо. Я еду дальше на юг. Надеюсь, ты сумеешь спокойно добраться. Сегодня здесь дым коромыслом: с утра носятся туда-сюда как угорелые. Видно, там дальше к северу случилась битва.
— Спасибо, Уот, — ответил Ричард и неуверенно произнес: — А ваши люди?
— Не их это дело. Черт, Сибилла будет ужасно рада тебя видеть.
— Скажите ей… — начал было Ричард, но внезапно его непроницаемое лицо исказилось от гнева и тревоги. Бокклю схватился за эфес, но не вытащил клинка и со всех сил завопил Калтеру, бешено размахивая руками:
— Уезжай, Ричард, уезжай!
С вершины холма прямо к ним скакал отряд шотландцев. Они уже заметили Калтера и окликали его по имени. Ричард, натянув поводья, разглядел вымпелы и выругался, повернувшись к Бокклю:
— Кокберны из Скирлинга, черт бы их побрал. Уот, вы сможете их задержать, пока мы не скроемся?
Но те подошли слишком близко. Бокклю со всей ясностью осознавал, какой выбор стоит перед Ричардом: либо сдать шотландцам своего спутника, либо, предприняв безнадежную попытку к бегству, показать себя его сообщником.
Как уже было однажды, Бокклю заревел во всю мощь своих легких.
Прежде чем Ричард приблизился к Лаймонду, тот повернулся и мгновенно сообразил, что происходит. Он выпрямился, откинул с лица капюшон — блеснули спутанные золотистые пряди. Лаймонд подобрал поводья и направил лошадь во весь опор прямо по бездорожью, не обращая внимания на звуки приближавшейся погони. Отряд Кокберна догнал его, окружил и преспокойно взял в плен. Он не оказал сопротивления.
Бокклю, подъехавший вслед за Калтером, сразу же стал мишенью для всяких шуточек и насмешек. Что, дескать, он, по-видимому, хотел наказать пленника, позволив ему сбежать в этих гиблых местах. Ричард угрюмо молчал, и сэр Уот взял разъяснения на себя, не признавая, но и не отрицая того, что сочувствует Лаймонду, и через какое-то время назойливые расспросы прекратились, и кокбернцы предложили проводить Бокклю и Ричарда в Эдинбург. После того как к нему присоединились его люди, Бокклю попросил позволения взглянуть на пленника: его послали в конец отряда. Лаймонд был накрепко привязан к волокуше, в которую впрягли лошадь. Он не подавал признаков жизни. Сэр Уот внимательно оглядел его и вернулся к братьям Кокбернам, покачивая головой.
— И что теперь?
— О, он ведь в розыске, не так ли? Проведет в замке неделю-другую, потом — расчудесный недолгий суд и виселица, будьте уверены.
Так Ричарду все же пришлось отвезти младшего брата в Эдинбург.
2. ОШИБКА К СЧАСТЬЮ
Ох, азартная игра
Губит дни и вечера:
Кролики и каплуны
В жертву ей принесены.
Сибилла так давно не пела, Мариотта и обе гостьи были поражены. Дженет усмехнулась, а Агнес, которая слегка задремала, зевнула и наивно поинтересовалась:
— Что, уже пора?
— Не совсем, — загадочно ответила Сибилла.
Легкий румянец играл на ее щеках, и лишь он мог служить признаком скрытого внутреннего возбуждения. Сибилла была великолепно одета и довольно собранна в отличие от Мариотты, на которой сказывались три недели отсутствия новостей после возвращения Тома Эрскина из Гексема.
В полночь Джонни Булло обещал превратить кусок свинца в золото в их присутствии. Из четырех дам экспериментами Сибиллы по-настоящему интересовалась только Дженет Бокклю. Уютно расположившись и удобно вытянув ноги в зеленых бархатных башмачках, она колко осведомилась:
— Наверное, цыган вытянул у вас, дорогая, немало золота на свои затеи? Надеюсь, вы были благоразумны.
Вдовствующая леди бросила поверх очков простодушный взгляд.
— Разумеется, милочка. Но он получил золото только за десять минут до нашего прихода, — заметила Сибилла, поглядывая на огромные немецкой работы часы. — Идем же!
Мариотта потормошила снова задремавшую было Агнес. Открыв глаза, леди Херрис вздрогнула, встала и робко последовала за остальными, но в дверях схватила Мариотту за руку:
— А что, если он вызовет дьявола?
Мариотта рассмеялась, высвободила руку и приобняла бедняжку за плечи.
— Что из того? Сибилла мило с ним поболтает о том о сем, обменяется парочкой рецептов серных притираний и бросит кость, заготовленную для собаки. Пойдем…
Во дворе было холодно и очень темно. Ничего не было видно, лишь оконце лаборатории Джонни Булло светилось зловещим кровавым светом. Сибилла постучала в окошко, дверь в лабораторию со скрипом распахнулась.
Лица их обдало жаром. Над очагом было воздвигнуто странное, раскаленное докрасна сооружение.
От пола до потолка громоздились реторты, бутыли, кувшинчики, стеклянные трубки, колбы с длинным горлом, алембики, шары, змеевики, ступки, возгонные сосуды, воронки и мензурки. На стенах, где словно бы сплелись чудовищно раздутые змеи, плясали отблески пламени, сверкали бесчисленные багровые очи.
На широкой деревянной скамье валялись щипцы, громоздились металлические опилки, грязные тарелки и ножи, кучки стружек и тонкого песка; разнообразные горшочки, выщербленные и закопченные, выстроились на полу; двое мехов разного размера висели на гвоздях, вбитых в стену, которая вся была покрыта какими-то нанесенными мелом знаками, в основном треугольниками. На каменном полу лежал ветхий ковер, а на нем стояли две деревянные табуретки, рядом с которыми расположился Джонни.
В глазах его тоже играли багровые блики. Смуглое, раскрасневшееся от жара лицо покрылось потом. Темный абрис небольшой, жилистой фигуры словно бы нависал над бутылочками и ножами, то проявляясь, то исчезая в красноватых отблесках пламени. Он молча поклонился и указал на табуреты. Вдовствующая леди тотчас же села. Дженет заняла место рядом с нею, а молодые женщины встали позади. Когда все устроились, Джонни скользнул к двери и задвинул засов. Пламя в печи забушевало с новой силой.
— Приступим, — возгласил Джонни, преклоняя колена перед скамьею. Взгляд его блестящих карих глаз, обрамленных длинными ресницами, сделался торжественным.
— Сегодня мы последуем путем, который лишь немногие сумели пройти до конца. Сегодня мы взываем к тем, кто позволил нам проникнуть в великую тайну. Мы воздаем хвалу Йеберу-Абу-Муссе-Джафару-аль-Суфи, Мастеру из Мастеров; Зосиме и Синезиусу; трижды великому Трисмегисту, Олимпиодору, Философу Соли, армянскому владыке; Нагарджуне, который открыл дистилляцию, и самому слепому Абу-Бакру-Мухаммеду-ибн-Захарии-аль-Рази 19).
Мы молим их придать силы нашему камню, дабы несовершенный металл, грубое вещество Сатурна, подверглось разложению и в пламени трансмутации порождало бы ртутную влагу и серные пары до тех пор, пока облагороженное, очищенное, совершенное вещество в нашем тигле не утратит качества, пороки, слабости свинца и не преобразится в чистое золото.
Джонни слегка коснулся стоявшего у его ног пузатого горшка, укутанного в тряпки и наглухо закрытого железным зажимом.
— Золото — здесь: цепи и монеты, которые дала мне леди Калтер, уже расплавленные и готовые вступить в реакцию, знаменующую начало преображения. А это, — тут Джонни взял со стола какой-то серый кирпич, — фунт свинца. Желаете удостовериться?
Дженет приняла кирпич из его рук и тщательно исследовала. Потом он пошел по кругу и вернулся к Булло, который еще раз показал свинец дамам и положил в реторту.
— Вот так. А теперь — камень.
На мгновение он нагнулся над скамейкой, затем выпрямился. В его загрубелой смуглой ладони лежала чудесная серебряная шкатулка с арабской вязью на крышке и маленьким зеркальцем на дне. Джонни открыл ее и показал собравшимся. Там на белой бархатной подушечке лежал грязно-серый камень неровной формы, слоистый и мягкий.
— Вот он, камень Мудрецов, Магистерий, Эссенция Вселенной.
Джонни открыл другую чистую шкатулку, стоявшую на столе, бережно вынул камень и слегка поскреб по его мягкой поверхности. Беловатая пыль засверкала в багровом свете, высыпаясь в пустую шкатулку. Булло положил камень на место, а шкатулочку с пылью зажал в руке.
— Сударыни, то, что мы собираемся делать, не вполне безопасно — для меня. Вам ничто не грозит. Но я попросил бы вас не говорить и не двигаться, пока не завершится мистерия.
Я же вверяю жизнь свою алхимикам и философам, которые смотрят на нас, и повторяю слова из Изумрудной скрижали:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47